Страница 56 из 96
В австрийской сказке черная женщина постепенно превращается в белую, но в ней видно, что проблемой является зло, и не видно того, как происходит это превращение. Например, в одной из версий сказки ведьма говорит: «Деточка, ты видела мои страдания?» А ребенок отвечает: «Нет, я ничего не видела». Это тот же самый мотив. Ведьма стыдится своей темной сущности, стыдится своих страданий, и из-за того, что она погрязла в таинстве зла и смерти, не хочет, чтобы ребенок это заметил и открыл перед всеми.
В сказке о Василисе эта тайна кроется в трех парах рук, которые перебирают семена. Так как маковые зернышки обладают небольшим снотворным воздействием, они всегда, с самых древних времен, принадлежали богам подземного мира. Мак ассоциируется с Гадесом и с таинством сна и смерти; что касается пшеничного зерна, как я уже говорила, напоминая о Деметре, оно тоже ассоциируется со смертью и воскрешением. Поэтому в какой-то мере кажется странным, что эти руки могут быть такой постыдной тайной. Тайна этих рук не ощущается как зло, а кажется скорее причастной непостижимой тайне богов, внушающей страх и трепет, куда человек не должен проникать, пока ему не будет необходимо это сделать.
Очевидно: то, что кажется ложью, является выражением почтительности, уважения по отношению к инаковости этого божества. Мы можем сравнить такое отношение с ситуацией, которая иногда возникает между двумя людьми. В книге «Человек и его символы», если мне не изменяет память, Юнг рассказывает случай о пришедшем к нему на анализ мужчине, страдающем серьезной навязчивостью. Он всегда проходил кратковременные сессии анализа, так как приезжал из другой страны и каждый раз мог оставаться только на три-четыре недели. Этот мужчина очень последовательно проходил «лжеанализ». На первой же терапевтической сессии Юнг увидел, что тот скрывает какую-то тайну, — у него проявлялись все признаки нечистой совести. По какой-то странной причине что-то мешало Юнгу сказать пациенту правду о своих догадках, тем самым мужчина проходил лжеанализ в течение десяти лет, и Юнг всегда отвратительно себя чувствовал, поскольку они говорили о сновидениях, о том о сем, и вместе с тем все это было чистое мошенничество. Но Юнг не вникал в суть происходящего, так как заметил, что болезненные симптомы у мужчины постепенно сходили на нет и он стал чувствовать себя лучше с каждым своим приездом, чего обычно не бывает при лжеанализе. Наконец, когда прошло еще сколько-то лет, пациент сказал: «А теперь, доктор Юнг, я хочу сказать, как я вам благодарен за то, что вы не спрашивали меня ни о чем раньше, ведь я не смог бы вам ответить и на этом закончился бы весь анализ». Затем он исповедался в достаточно постыдном грехе, который он совершил и в котором ранее не мог сознаться. Он должен был выстроить отношения с Юнгом, восстановить свою самооценку и накопить энергию, прежде чем обратиться к содеянному и поделиться с аналитиком. Таким образом, Юнг, следуя некому иррациональному чувству, запрещающему проникать в тайну этого мужчины, был вознагражден за свое молчание, впоследствии узнав, что его чувство было совершенно правильным. Это важно для всех терапевтов, которые могут поддаться не слишком мудрому соблазну прибегать к исповеди как к средству исцеления и узнавать тайны своих пациентов.
Подземные боги — это, как правило, боги, причастные великому таинству. Во всех религиозных системах содержится великая тайна, которая всегда подобна запрету проникать и заглядывать в тайную комнату, за исключением случаев крайней необходимости. Я могу вам привести примеры сказок, в которых говорится о прямо противоположном, где тайна должна быть раскрыта. Именно поэтому я сказала, что здесь всегда присутствует парадокс; всегда существует «да» и «нет».
Насколько я могу судить, парадокс не является исторически обусловленным. Уже на самом примитивном уровне наблюдаются оба правила: открыть дверь — значит совершить правильный поступок или какое-то иное действие, которое совершает сказочный герой, и нечто противоположное — тоже правильно. В некоторые исторические периоды могло складываться так, что одно было предпочтительней другого, но, насколько я могу знать, с самого начала этот мотив является архетипическим, и он не связан с особенной эволюцией. Этот архетипический паттерн заключается в том, чтобы выбрать, должен я или не должен проникать в тайну, это значит, я должен пройти по лезвию бритвы, ибо один неверный шаг может стоить мне головы. Аналитик, который в течение десяти лет проводит лжеанализ, причиняет абсолютный вред себе и своему пациенту! Он должен сказать: «А теперь говорите по существу, нечего ходить вокруг да около! Что с вами происходит? Все, что вы говорите мне, — чистой воды ерунда!» — и так далее, но брать с человека деньги и притворяться, что ничего не замечаешь, в течение многих лет, совершенно аморально с точки зрения терапии. Но в случае, о котором рассказывал Юнг, все в точности наоборот. Если бы он задал вопрос минутой раньше, то нарушил бы эмоциональную связь! Поэтому самое ужасное, противоречивое и сложное — понять, как поступить правильно. Что мне делать: проникнуть в потайную комнату или притвориться, что я ничего не видела, даже если увидела?
Похоже, в этом состоит вопрос выбора. Мы можем даже пойти еще дальше и сказать, что это вопрос формирования отношений или доверия. Между великой богиней и восьмилетней девочкой в самом деле не может быть никаких отношений. И тем более отношений взаимного доверия. Они в слишком неравном положении — великая богиня природы и маленькая беззащитная девочка, — быть может, именно поэтому девочке следует хранить тайну. Но если бы перед Божеством стоял более взрослый и более сознательный человек, возможно, оно открыло бы свою тайну. Ну и головоломка...
В другой русской сказке баба-яга проявляет больше своих позитивных черт, и я хочу вам рассказать эту сказку в качестве амплификации: в первую очередь, чтобы показать, как мужчина может справиться с бабой-ягой иначе, чем восьмилетняя девочка, а во-вторых, потому что в сказке показана положительная сторона бабы-яги.
Есть русская сказка, которая называется «Царь-девица»[121], в которой главный герой едет на край света, в Подсолнечное царство, чтобы найти Марью-Красу с золотым блюдом и привезти ее домой[122]. По пути он трижды проезжает мимо избушки бабы-яги. Вращающаяся избушка на курьих ножках, когда герой произносит волшебные слова, поворачивается к нему передом, а к лесу задом. В ней он видит бабу-ягу, которая своими костлявыми пальцами расчесывает пряжу, длинным носом роется в золе, а сверкающим взглядом следит за гусями в поле. Когда главный сказочный герой, Иван-царевич, входит к ней, она спрашивает: «Волей или неволей, дитятко?»[123] Иван, стукнув по столу кулаком, отвечает: «Молчать, старая ведьма! Как ты смеешь спрашивать героя! Лучше напои да накорми меня да дай мне выспаться, или отрежу тебе уши и снесу тебе голову, так вот», — и дальше следуют такие непристойности, которые я не буду повторять! И баба-яга становится очень доброй, накрывает ему стол, стелет постель и на следующее утро рассказывает, как быть ему дальше. Так происходит трижды, поэтому с этих пор богиня начинает защищать главного героя, помогать ему и указывать дорогу.
В отношении к бабе-яге по-мужски со стороны Ивана и по-детски со стороны девочки существует разница. Иван — это взрослый, способный за себя постоять мужчина, тогда как девочка -абсолютно беспомощное существо. Кроме того, здесь видно, что баба-яга вообще не является носителем зла; она — воплощение самой природы. Если вы знаете, как с ней совладать, то она будет расположена к вам. Все зависит от вас, от того, какую ее сторону вы воспринимаете, и здесь впервые возникает гипотеза, что в сказочных историях проблема зла связана с человеком, что зло не исходит от природы просто так — как я представила это вам в самом начале. Здесь мы начинаем соприкасаться с проблемой на более высоком уровне, когда человек начинает осознавать, что зло -это не только природное явление, оно зависит от установки человека и его поведения.