Страница 44 из 96
Сосед сказал: «Когда я услышал, что ты мне сказал, я сам испугался и теперь боюсь возвращаться один. Ничего, если я сяду на мула вместе с тобой?»
Крестьянин согласился, и сосед вскарабкался на мула с ним рядом. Спустя какое-то время сосед спросил, как выглядит чудовище, но крестьянин ответил, что ему трудно об этом рассказать, и он ему все объяснит, когда вернется домой.
«Если не хочешь рассказывать, — сказал тот, — обернись назад и посмотри на меня; тогда сравнишь, похож ли я в чем-то на то чудовище».
Крестьянин ответил, что ему не нравятся такие глупые шутки, потому что человек не может быть похож на Дьявола.
Но мужчина настоял на своем и сказал: «Ну-ка, посмотри на меня!» Он потянул крестьянина за руку, тот обернулся и увидел,
108 Chinesische Marchen, ed. Richard Wilhelm, MdW (Jena, 1919), no. 48: Der Rossberggeist.
что сзади сидит то самое чудовище, которое он видел на берегу реки. Он так испугался, что потерял сознание, упал с мула и остался лежать на дороге. Мул знал дорогу домой, и, когда люди увидели, что он вернулся без своего седока, они заподозрили, что случилось что-то неладное. Они разделились, отправились на поиски пропавшего крестьянина и нашли его у подножья горы. Они принесли его домой, к полуночи к нему вернулось сознание, и он смог им рассказать, что с ним произошло.
Это классическая история. Я могла бы рассказать вам сколько угодно таких преданий, взятых у эскимосов, у швейцарских крестьян, а также у жителей стран Африки и Южной Америки. Это история абсолютно интернациональна, стало быть, оказалась и в китайском томе. Но она нас больше всего поражает тем, что в ней нет никакой сути! Она просто вызывает волнение и трепет, и если вы ее прочитаете или расскажете перед сном, то вам почему-то вдруг расхочется идти в спальню, и станет не по себе, и вы будете оглядываться по сторонам. Вам известно, что эти рассказы о духах могут, с одной стороны, вызывать страх, а с другой стороны, восхищение, это полное ужаса любопытство, которое многие люди испытывали в детстве. Люди получают от этих историй какое-то удовольствие; я часто наблюдала за детьми и замечала, что, если пытаться их уберечь от подобных сказок, они их сами придумывают и на самом деле очень радуются.
У моих друзей в детстве был большой сад, и мы каждый вечер играли в одну и ту же игру. Подруга, ее брат и два кузена -все собирались в темной части сада и рассказывали о желтом карлике, который сидел на куче навоза в дальнем конце сада, и один из нас должен был пойти в одиночку так далеко, как он осмелится, в темноту, по направлению к воображаемому желтому карлику. Как правило, мы делали восемь-девять шагов, а затем со всех ног мчались обратно, и победителем считался тот, кто ближе всех подошел к карлику. Таким образом, вы видите, что такие вещи не только ужасают, но и волнуют и привлекают. Например, увидев, что произошла действительно страшная автомобильная авария, люди сбегаются на нее посмотреть, а потом в упоении смакуют подробности. Однажды и даже дважды они расскажут ее за обеденным столом, страшно побледнеют и скажут, что они так плохо себя чувствуют, что не могут ничего есть. Так проявляется внутри них примитивный крестьянин! Они будут рассказывать о том, в каком состоянии находится тело человека, попавшего под лавину двенадцать лет назад, или о трупе, который неделю находился под водой, так что опознать его можно только по зубам, и дантист должен идентифицировать тело, вплоть до самых мельчайших деталей! Они никогда не поберегут вас, а заставят в этом купаться. Юнг сказал, что в Африке, когда происходит что-то ужасное, все садятся вокруг покойника и несколько часов громко рассуждают о произошедшем и тем самым подпитывают это ужасное состояние.
Если мы себе представим, что чудовище из этой истории воплощает такой феномен зла в природе, то можно сказать, что оно является сверхъестественным. Оно в высшей степени нуминозно, а следовательно, оно сильно зачаровывает, а потому вызывает у человека приятное возбуждение. И вместе с тем оно вызывает испуг! Оно внушает ужас и одновременно привлекает к себе; хотя это абсолютно обезличенный и нечеловеческий феномен. Это все равно что лавина, или молния, или ужасный хищный зверь. Существуют, например, такие вещи: болезнь и смерть, природные духи, чудовища, великаны, которые оказываются столь же реальными, как и другие смертоносные явления природы, и нам приходится иметь с ними дело. Если сходит лавина, то вы либо ставите ей препятствие, либо от нее спасаетесь; было бы глупо поступать как-то иначе. Если река выходит из берегов, вы либо сооружаете дамбу, либо, если у вас не хватает сил складывать камни в кучу, отступаете на более высокое место на берегу или забираетесь на гору.
Здесь нет никакой этической проблемы, это просто вопрос выживания: если человек в силах, то он борется, а если нет, то спасается бегством. Но это природа, и — это очень важно — ее окружает нечто божественное, что проявляется в ее притягательной нуминозности и в нашем желании о ней знать. Этот феномен тоже архетипический, ибо такие персонажи, как дух Лошадиной горы, существуют во всем мире; то есть человеческая психика структурирована так, что везде порождает такие фантазии. Если человек живет в единстве с природой, он живет в окружении духов, подобных духу Лошадиной горы. Эти духи, несколько отличаясь друг от друга, обладают одними и теми же свойствами: они бесчеловечны, сверхъестественны, вселяют в человека смертельный ужас и подавляют его эмоционально.
Вот как выглядит зло на этом уровне. Дух Лошадиной горы — не человек; его можно было бы назвать природным божеством. А сейчас я приведу вам похожий пример с той разницей, что дух проявляется в человеческом облике. Это история южноамериканских индейцев племени уорро; и ее можно найти в соответствующем томе сказочного собрания.
Ноги-копья [105]
Жили-были два брата, которые любили ходить в лес на охоту только вдвоем. Однажды они услышали шум праздничного пьяного веселья, и старший брат сказал: «Пойдем посмотрим!» Младший брат ответил, что они зашли слишком далеко в лес, и здесь люди не могут устраивать кутеж, а значит, это, должно быть, духи. Но старший брат настоял на том, чтобы пойти и посмотреть.
Так они шли на шум голосов и увидели, что много людей пьянствуют и шумно веселятся, и братья к ним присоединились. Старший брат пил особенно много, но младший брат почувствовал тревогу и отказался от всякой выпивки. У него возникло подозрение, что они попали к Варекки, огромным дождевым жабам, принявшим человеческий облик. Оказалось, что его подозрения были не лишены оснований.
Спустя какое-то время братья продолжили свой путь. Когда приблизилась ночь, они построили под деревом навес, чтобы защититься от дождя, и старший брат послал младшего собрать хворост; потом они соорудили гамак и развели костер. И старший брат всегда заставлял младшего подкладывать в огонь все больше хвороста, чтобы огонь разгорался сильнее и сильнее, но вдруг младший брат почувствовал сильный запах горелого мяса и увидел, что ноги его брата свешиваются из висящего над огнем гамака, он окликнул брата, чтобы тот увидел, что произошло. Но старший брат лишь воскликнул: «Акка! Акка!» — что на языке индейцев уорро означает выражение изумления, но вместе с тем эти звуки очень похожи на кваканье дождевых жаб. Старший брат поднял ноги в гамак, но потом снова забылся и свесил ноги в костер, тогда младший брат решил, что это очень плохой знак.
Через некоторое время старший брат и сам заметил, что его ноги сгорели почти до самых колен и стали похожи на два сгоревших полена. Он взял нож, обрезал обгоревшую плоть и ступни и так заострил на концах кости ног, что они превратились в копья.
Затем он лег в гамак и попытался достать ими проносившихся мимо белок и птиц. Вскоре он весьма преуспел в своей охоте. Естественно, ему все время приходилось оставаться в гамаке, а младший брат должен был добывать пищу и ухаживать за старшим. Но постепенно старший брат становился все более деспотичным, и дело дошло до того, что он перестал отпускать младшего брата из хижины даже на короткое время, поэтому тот почувствовал, что без помощи ему не обойтись, и тайком убежал от брата. Когда старший брат заметил, что младший не откликается на его зов и не идет к нему, он выпрыгнул из своего гамака и отправился за ним в погоню; оказалось, что на своих ногах-копьях он может бежать быстрее, чем на ногах. По ошибке он направился по следу оленя, приняв его за след своего брата, и, догнав оленя, он прыгнул на него и пригвоздил к земле. Затем он сказал оленю: «Брат, я очень сожалею, что убил тебя, но ты сам виноват в этом: тебе не следовало убегать от меня». Затем он повернул оленя на спину, увидел черный рот животного, и ему стало смешно: наверное, рот почернел потому, что тот ел слишком много плодов. Затем он увидел четыре ноги, и ему опять стало очень смешно, и тогда он стал считать пальцы. Это заняло у него много времени, но в конце концов он понял, что, наверное, он все же убил не своего брата, а оленя. Тогда он вернулся в свою хижину и снова лег в гамак.