Страница 6 из 15
– Я в порядке, – повторяла Аликс. – Я знаю, уличный мальчик в тебе просто умирает от желания свернуть кому-нибудь шею, но успокойся, пожалуйста.
– Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы… – выдохнул я.
– Но я в порядке. – Она приложила палец к моим губам. Я еще раз глубоко вздохнул и в третий раз предложил позвонить в полицию.
– И что мы скажем? Что на меня напали и забрали картину, которая может быть мировым шедевром, или подделкой, или краденой, или все сразу. Ты сам-то хочешь, чтобы эту картину нашла полиция?
Я уступил в этом вопросе, но предложил ей хотя бы обратиться к врачу.
– Маленький сопляк ударил меня разок, и все. Клянусь, если бы их было не двое…
– Да, ты крутая.
– Но как они узнали, что она у меня?
– Это могло быть просто ограбление, – сказал я.
– Они забрали простую холщовую сумку, а не сумочку от «Прада». Ясно же, они что-то знали.
Это верно: как местные хулиганы узнали, какую сумку брать?
– Меня не волнует, что какой-то мелкий воришка меня ударил. Ну, обидно, но дело не в этом. Мне хотелось быть человеком, который обнаружил мировой шедевр!
Я попытался утешить ее, предположив, что картина могла быть подделкой и стоила немного.
– Тогда почему ее украли? – спросила Аликс, и это был еще один хороший вопрос. – Как ты думаешь, это все? Наше открытие пропало навсегда?
Может быть, да. Может быть, и нет, но я понятия не имел, как найти эту картину. Потом мне пришла в голову в голову идея, и я потянулся за сотовым.
– Погоди-ка. – Порывшись в списке контактов, я нашел нужный номер.
– Кому ты звонишь?
– Человеку, который умеет искать.
8
Джон Вашингтон Смит откинулся на спинку эргономичного кресла, единственной новой вещи в его офисе в центре Манхэттена. Кресло было еще и данью его больной спине. Спину он повредил на предыдущем задании. Ну, не совсем задании. Фактически он ушел в самоволку и чуть не погиб. А если бы он тогда остался жив, но не добился успеха, его выгнали бы из Интерпола.
Положив руки на прожженную окурками столешницу, Смит окинул взглядом пару деревянных стульев с твердыми спинками и потертый кожаный диванчик, оставленный предыдущим арендатором – единственную мебель в выделенном ему помещении.
Над столом в рамке висел его диплом Колледжа уголовного правосудия имени Джона Джея, рекомендация Интерпола за двадцатилетнюю работу аналитиком по кражам произведений искусства и лицензия частного детектива штата Нью-Йорк, срок действия на два года, один из которых почти прошел.
За единственным окном сверкали рекламные щиты Таймс-сквер, мигающая вывеска «Кока-Колы», непрерывно шумели такси, автобусы, автомобили, грохотала бесконечная стройка: прямо напротив, через дорогу, возводили новую гостиницу. Хотя Смит вырос на Манхэттене, он никак не мог привыкнуть к этому шуму после мертвой тишины штаб-квартиры Интерпола во французском Лионе и однокомнатной квартиры-студии, в которой жил после развода.
Смит думал о звонке Люка Перроне. В последний раз они виделись, когда Смит терял сознание и чуть не умер. То дело завершилось успешно, картина, которую они искали, вернулась на свое законное место. Но дело было засекречено, да и благодарности ему не выразили, только что с работы не выгнали. А потом он понял, что работа эта ему окончательно опостылела, и променял ее вот на это.
Глотнув кофе, Смит ввел было «ПЕРРОНЕ» в календарь на смартфоне, затем стер запись. Лучше не вести никаких заметок. Он разговаривал с Перроне так, словно выкраивал ему по дружбе часок в своем напряженном расписании. Хотя в действительности никаких дел у него не намечалось, если не считать ежедневной тренировки и свидания с женщиной, с которой он познакомился в фитнес-клубе.
Это было всего лишь третье свидание с тех пор, как он вернулся в Нью-Йорк, и, хотя Смиту нравилось считать себя независимым и самодостаточным человеком, чему он научился, пока рос в манхэттенских «домах Баруха», в последнее время ему было одиноко. Он даже скучал по своему офису Интерпола, аналитикам и агентам со всех частей света, всех религий и цветов кожи, так что, казалось, никто не замечал, что он черный. Странно, но здесь, в одном из самых расово разнообразных городов мира, он чувствовал себя по-другому. Это было постоянной темой для разговоров, пока он рос со своей белой матерью-одиночкой: его отец умер сразу после третьего дня рождения сына, оставив лишь смутное воспоминание о темнокожем мужчине, который держал его за руку, когда он учился ходить, в голове крутились обрывки фраз вроде «Но вахала», что на нигерийском сленге означает «Не беспокойся».
Смит допил кофе, смял стаканчик и выбросил его в мусорное ведро.
Перроне ничего толком не сказал: «картина, возможно, ценная, возможно, подделка, возможно, краденая». Возможно. Слово, которое Смиту не нравилось. Он гордился своей способностью принимать решения и предпринимать действия.
Он просмотрел несколько папок на ноутбуке – старые дела Интерпола, личные контакты в мире искусства, легальном и подпольном, ссылки на базы данных о кражах произведений искусства – и открыл одну из них, Art Loss Register, источник последних новостей об украденных произведениях искусства и антиквариате. Ему попалась заметка о возвращении бронзовой скульптуры, украденной из швейцарского музея двадцать лет назад. Это было одно из его первых дел, хотя он и остался в тени. Так часто бывает в Интерполе. Аналитики работают, собирают всю информацию, а затем передают ее местным правоохранительным органам, которым достается вся слава. К этому он должен был привыкнуть, но так и не привык.
Вторая статья на сайте привлекла его внимание: полиция Испании задержала группу поддельных картин, скупщик и покупатели убиты при аресте, трое погибших, личности не установлены. Вся торговля крадеными произведениями искусства – рискованная игра, которая, как он знал по собственному опыту, часто заканчивается катастрофой.
Если Перроне наткнулся на важную подделку или украденный шедевр, он, скорее всего, опять пустился в эти опасные воды, о чем не мог не знать по предыдущему случаю. Готов ли он снова туда окунуться? А готов ли Смит? Не вопрос. Он-то был готов с того момента, как согласился на эту должность. Его готовили к чему-то крупному, по крайней мере, так говорилось, но до сих пор заданий было немного, и они были сравнительно небольшими – перехват украденных произведений искусства в доках и аэропортах, отслеживание теневых денег для заказной кражи.
Терпение, говорили ему. Не самая сильная его сторона…
Поднявшись из-за стола, Смит взял двадцатифунтовую гантель и выжал ее десяток раз, прокручивая в голове разговор с Перроне.
Положив на пол гантель, он потянулся за мобильником, поколебался, затем взял другой, одноразовый[7]. Нужно было сообщить работодателям о Перроне и его картине. Возможно, ценной. Возможно.
9
На следующее утро мы с Аликс сидели бок о бок на потертом кожаном диванчике в офисе Смита, который состоял из единственной комнаты в офисном здании на Таймс-сквер, с подмокшими стенами, потрескавшимся линолеумом на полу и окном, из которого открывался вид на рекламные щиты и мигающую вывеску «Кока-Колы» высотой в пять этажей. Выглядело это явно хуже, чем работа в отделе краж произведений искусства в Интерполе, но я знал, что Смита там недооценивали, и понимал, почему он оттуда ушел. В последний раз мы общались по телефону с год назад, когда он только обосновался в Нью-Йорке. Разговор получился каким-то неловким, мы закончили тем, что надо бы как-нибудь встретиться и выпить пивка, но так и не собрались. Слишком тяжелые воспоминания были связаны с нашим знакомством, да и знакомство было вынужденным, так что не было смысла притворяться старыми приятелями. Хотя только его имя пришло мне на ум, когда я стал искать, к кому обратиться.
По дороге я перечислил Аликс все плюсы и минусы этого варианта, и она решила, что попробовать стоит. Так что мы рассказали Смиту, как картина попала к Аликс, как мы обнаружили второй слой и как у Аликс ее отняли. Она показала Смиту фотографии на мобильном телефоне, сделанные во время удаления верхнего слоя, и Смит быстро просмотрел их.
7
Обычный сотовый телефон, который используется один раз, а затем выбрасывается в целях секретности.