Страница 43 из 45
Пахнуло лавандой, лёгкий ветерок от сброшенной ткани совершенно бесшумно коснулся его уха. Константин обернулся. Перед его кроватью стояла она. Совершенно обнажённая, почти невидимая, она казалась прекрасной мраморной статуей в закрытом на ночь Летнем саду, но это видение сразу рассеялось, когда Виорика склонилась над ним и поцеловала в губы, густые волосы легли на грудь Сабурова. Он сделал жалкую попытку, заранее зная, что она обречена на неудачу, отстранился, удержал Виорику за плечи — будто сухо кивнул Замфиру при встрече. Константин чувствовал давление, жар и напор, она страстно тянулась к его губам, а глаза смотрели грустно и серьёзно.
— Он мне должен, Костэл, — сказала она. — Мне это нужно.
— Ваши родители могут проснуться.
— Они не проснутся до утра, даже если дом рухнет.
Константин встал, и она сразу приникла, встав на цыпочки, вжалась упруго в его грудь, нашла губами губы, дрожащие пальцы потянули завязки кальсон. Сабуров стянул перину на пол, под окно, набросал подушек, и меж кроватью и шкафом появилось ложе, достойное сказок Шахерезады. Виорика встала на колени, Константин опустился перед ней. Она закрыла ладошкой его рот и попросила:
“Ничего не говорите, пожалуйста!”
Они сжимали друг друга так, будто пытались смешаться, слиться воедино. Они дрожали, и ноги сводило судорогой, от того, что это слияние близко и невозможно. Виорика приняла его с закрытыми глазами, и не открывала их, а он выполнил её просьбу и молчал. Она тихо, со сдержанным стоном, дышала в такт его движениям, потом выгнулась, скрутила ногами, впилась пальцами в его волосы и выдохнула в ухо прерывистое: “Василикэ…”. Потом откатилась в сторону, стиснув бёдрами руки. Сабуров склонился над ней, снова не зная что делать. Услышал тихий сдавленный всхлип и вышел, нимало не заботясь о приличиях. Он принёс с кухни две кружки, миску с нарезанной домашней колбасой. Сел перед плачущей девушкой и спросил просто:
— Хотите водки?
Виорика села, зарёванная, растирая слёзы по лицу, кивнула, взяла кружку и, стуча по краю зубами, отпила. Она потянулась к Константину, и он взял её на руки и прижал к себе. Виорика плакала, Сабуров укачивал её, как младенца, и гладил нежно по голове.
— Это не так? — спросила она, подняв заплаканное личико.
— Не так, — ответил Константин, догадавшись. — Так никогда и ни с кем не будет.
— Я и не узнаю…
— Вы так сильно его любили?
Виорика, не ответив, уткнулась носом в его грудь.
— Тогда не ищите, не пытайтесь. Когда устанете тосковать, тогда…
— Его отец убил.
Через плечи перетянуло холодным сквозняком. Виорика заговорила, зашевелились губы, тревожа горячим дыханием волоски на его груди.
— Я случайно услышала. Он каждый день подливал Василе в ракию морфий.
— Зачем?
Она зябко передёрнула плечиками.
— Не знаю. Чтоб послушным был.
— Для послушания делать зятя морфинистом? Ну и нравы у вас тут…
— Василе дурной был по утрам, его тошнило. Я думала, это он свадьбы боится, а оказалось, отец его травил.
— Постойте, так вы родителям в питьё подмешали морфий сегодня?
Виорика согласно тряхнула головой.
— В коньяк, когда вы у могилы стояли.
— Да вы, сударыня, опасная злодейка.
— Вам, сударь, опасаться нечего, — в тон тему ответила Виорика. — Я иногда думаю: если б не морфий Василе мог упасть вместе со мной и спастись. Потом вспоминаю его… Как стоял, как щурился, как напряглась его шея. Он ждал удар и улыбался. Это не морфий, он хотел умереть. Почему?
— Иногда кое-кому кажется, что это самое простое решение. Значит, ваш отец не виноват.
— Это он убил Василе, — упрямо повторила Виорика, — затравил его с этой дурацкой свадьбой.
— Зачем ему это?
— Наследство.
Виорика легла на спину, и Константин лёг рядом.
— Мы больше не будем, хорошо? — попросила она, глядя в потолок.
— Хорошо, — пообещал Сабуров.
— У Василе в Бухаресте погибли родители, но отец ему не сказал. Господин Замфир был очень богатым человеком. Всё его богатство должно было достаться его единственному сыну. Василе погиб до свадьбы, и теперь старый дурак остался с носом.
— А вы не жалеете об утраченном богатстве?
— Знаете, о чём я жалею? — Виорика повернулась к нему и сказала с горечью: — Об утраченном времени. О том, что Василикэ постоянно сомневался. Он всего боялся: сказать, сделать, коснуться. Чуть что — прятался в свою раковину. Я бы пошла за ним куда угодно, хоть и на фронт, а он бродил вокруг своего пригорка, как телок на привязи, и даже не пытался освободиться. Я бы пошла, только он сам никуда не шёл.
— Может надо было об этом ему сказать?
Виорика откинулась на спину у вновь уставилась в потолок.
— Ничего б не изменилось. За своё надо драться, а он умел только уступать. У зверей такие детёныши не выживают, это справедливо. Он и жизнь свою уступил, чтобы не бороться. Вы совсем не такой. Жаль, что я не полюбила вас.
— Не жалейте, прекрасная Виорика, — усмехнулся Сабуров. — От моей любви одни слёзы да нервные расстройства.
Она подползла к Константину, и положила голову ему на плечо, прижалась всем телом. Хоть всем мужским естеством Сабурова тянуло к ней, он исполнил просьбу Виорики и лишь поцеловал её в макушку. Бесконечно долго он лежал, слушая её тёплое дыхание, и думал о вещах как можно более далёких от нежного девичьего тела, прижавшегося к его боку. Когда в окошке начало понемногу светлеть, сон сморил и его.
Глава 26
Казалось, только задремал, а уже кто-то схватил за плечо. Срочный вылет? По аэродрому из пушек палят? Что ж ты трясёшь так, шельма?! Сабуров сел, зябко передёрнул плечами — остатки сна растаяли без следа, а сон был весьма приятен. Он открыл глаза, но вместо денщика увидел милое, но очень взволнованное личико Виорики с прижатым к губам пальчиком.
— Костэл, бегите: отец проснулся.
В прихожей прогибались от тяжёлых шагов половицы, послышался тихий стон, заплескалась вода в бадье. Виорика на цыпочках, не дыша, подставила стул спинкой под ручку двери.
— В окно, — шепнула она, склонившись к лицу Константина, — и бегите, как можно быстрее. Он вас убьёт.
За дверью стало тихо, потом послышались шаги, всё ближе. Скрипнули петли. Сабуров судорожно перерывал подушки в поисках кальсон. Он ждал проклятий, но в прихожей было тихо.
— Моя спальня… — Виорика в панике посмотрела на Константина. — Нам конец.
Тот, стараясь не шуметь, натянул кальсоны, схватил револьвер.
— Не смейте! — затрясла Виорика головой. — Он мой отец.
Виорика на цыпочках подошла к окну и медленно вытянула щеколду. Переставила горшок с засохшей фиалкой на тумбочку. Половица скрипнула у самого порога их комнаты. Слышно было как Маковей взялся за ручку двери и надавил. Затрещало дерево, но нажим был несилён, хлипкая задвижка на этот раз выдержала. По всему выходило, что хозяин старался не шуметь, и от этого было особенно тревожно.
— За ружьём пошёл… — Виорика сгребла форму Сабурова в охапку и сунула ему в руки. — Бегите, умоляю! — простонала она и толкнула его к окну.
Константин открыл створки окна и остановился нерешительно.
— Я не могу вас бросить… — сказал он, и Виорика ударила его кулаками в грудь.
— Убирайся! — зло выдохнула она ему в лицо. — Уходи! Сейчас же!
Не таясь больше, она заколотила по его груди, плечам, спине. Совершенно обескураженный, Сабуров перелез через подоконник.
— Саквояж! — спохватился он.
Виорика сунула ему саквояж, он зажал зубами ремни кобуры и схватил его, но так и не сдвинулся с места. Константин стоял за окном точь-в-точь, как Замфир стоял над ней перед гибелью. В одних кальсонах, босой — стоял и медлил, будто ждал, пока выскочит Маковей и всадит ему пулю. Сильный удар сорвал задвижку, стул с визгом сдвинулся и упёрся в тяжёлый комод. Надолго он Маковея не удержал бы: ещё один, ну два удара, и Сырбу ворвётся в спальню. Виорика схватила горшок, посыпались на пол жухлые листья. Она замахнулась, будто бросит его сейчас в голову Сабурову. Тот инстинктивно присел и бросился бежать.