Страница 22 из 45
— Убери перья, подушку утопи в выгребной яме. Шестом протолкни поглубже. Только камень на всякий случай в наволочку сунь. — Сказал он Амалии. Она подала мужу руку и Маковей, кряхтя, поднялся. — А я пока поговорю с господином сублейтенантом.
С револьвером в руке Сырбу вошёл в спальню Замфира и опустился на стул. Василе с опаской посмотрел на него.
— В кого вы стреляли? — спросил он.
— Жить хочешь? — Маковей вопрос проигнорировал. Офицерский Сен-Этьен лежал на колене, под его тяжёлой пятернёй, и в барабане оставалось по крайней мере четыре патрона.
Замфир мелко затряс головой и сразу пожалел об этом.
— Амалия сказала, что Виорика и впрямь в тебя влюбилась. Любит, говорит, жить без тебя не может. Случись что с тобой, и она в петлю полезет. Дура, что ещё сказать?
— Я тоже её люблю, — сказал Замфир, морщась от боли. В смертной тьме, в которую погрузился Василе, появилось слабое пятнышко света.
— Любишь… — протянул Сырбу. — Кого ты любить можешь, кроме себя? Нахлебается горя моя девочка. Жаль, ей это не объяснишь: голову потеряла от твоих напомаженных усишек. Ослепла и оглохла.
Замфир не успел возразить — Маковей дёрнул своим кулаком, как сорняк выдернул.
— Все твои слова — ложь, потому что жизнь свою никчёмную спасти хочешь. Очень высоко ты её ценишь, выше всех. Выше Виорики, которую говоришь, что любишь. Я девчонке голову морочить не дам. Как выпутаемся из этой беды, под венец её поведёшь, сразу же! С отцом Софронием я договорюсь.
— Но я католик! — попытался возразить Замфир.
— Станешь православным! — рыкнул Маковей. — Бог у нас един! Нет в том греха! Государи наши детьми роднятся, те веру меняют и не ропщут, и все небось в райских кущах жить собираются, а не в пекле гореть!
— Виорика могла бы принять католичество…
Сырбу угрожающе наклонился вперёд, правая рука крепко стиснула револьвер на колене.
— Ты хитрец, Замфир… Сестра моя за ляха замуж выходила, полгода ждала эту, как её…
— Катехизацию, — упавшим голосом подсказал Василе.
— Юлить начинаешь, время тянешь. На что рассчитываешь? — Маковей встал и склонился над сублейтенантом. Тихо и злобно прошептал он ему в лицо: — Не было этого разговора, Замфир. Сдохни в петле, в обгаженных кальсонах, ничего лучшего ты не заслуживаешь. А Виорика погорюет и оправится. Не помрёт. Всё лучше, чем с таким слизняком венчаться.
Василе думал, что Маковей плюнет ему в лицо, но тот посмотрел с презрением и вышел в коридор.
— Нет! Всё не так! — сказал ему в спину Замфир. Боль ударила в виски, но он взял себя в руки и закричал так громко, как смог: — Я люблю Виорику и хочу, чтобы она стала моей женой!
В то же мгновение глухой удар сотряс дверь девичьей спальни.
— Я согласна, Василе, слышишь? Ты слышишь меня? Я согласна! — кричала она, смеясь и рыдая.
— Я слышу!
Между их спальнями стоял Маковей и улыбался.
— Отец, выпусти меня! — Виорика дробно затарабанила в дверь.
Маковей крепко стукнул в ответ, и дочь ненадолго притихла.
— Никаких встреч до свадьбы, следить буду зорко! А на ночь — под замок. Я сказал!
Кулачок Виорики врезался в дверь, она всхлипнула от боли и сползла на пол, баюкая ушибленную руку. Плакать ей больше не хотелось.
Маковей стёр улыбку с лица и вернулся к Замфиру. Сунул револьвер в тумбу и сел напротив.
— Хорошая попытка, сублейтенант, только не верю я тебе ни на грош, — сказал он шёпотом. — До свадьбы видеться будете только под нашим присмотром. А мыло твоё я припрячу. Попробуешь сбежать — вылью. Сделаешь мою дочь счастливой, внуков нам принесёте — на годовщину свадьбы тебе подарю. Делай с ним потом, что хочешь. Всё понял? Чего нос повесил? Веселей! Такой праздник скоро!
Замфир через силу улыбнулся. Маковей отошёл к комоду с жидкой стопкой книжек на полке. Взял бутылку ракии и разлил по кружкам. Бросив косой взгляд на Замфира, плеснул в одну из них из маленького флакончика.
— Держи, Замфир. — Он сунул кружку ему в руку. — Выпьем мировую. Не дело тестю с зятем враждовать.
Василе принюхался: из кружки ощутимо тянуло специями.
— Что это? — осторожно спросил он.
— Ракия моя. Настойка на травах: тимьян, чабрец…
Маковей сам в два глотка выхлебал свою кружку и перевернул её вверх дном. Успокоенный, Замфир выпил свою порцию до дна.
— Хороша? Мой собственный рецепт, — с гордостью сказал Маковей. — Эх, открыть бы заводик, миллионщиком стал бы. Что, зятёк, пойдёшь ко мне партнёром? Магнатами станем!
Сырбу панибратски ткнул Замфира в плечо, и он улыбнулся, уже не вымученно, а вполне искренне. Ракия жидким теплом растеклась по мышцам, сняла боль в голове. Сведённые спазмом мышцы расслабились. Склонив на бок голову, Василе глядел на повеселевшего Маковея. В его широком, грубом лице он вдруг увидел милые черты Виорики и почувствовал необъяснимую симпатию к этому человеку. Маковей тоже внимательно, не отрываясь, смотрел в его глаза.
— Завтра приедет дознаватель, я постараюсь от него откупиться. На всякий случай запомни: ты — жених моей дочери, мы к свадьбе готовимся. Вчера отходила моя лошадь, Бьянка. Ты хотел избавить её от страданий и выстрелил в голову. Слева, в висок. Это ниже уха, — На всякий случай пояснил Маковей.
— Бьянка умерла? — спросил Замфир, мечтательно улыбаясь. — Маковей, а лошади попадают в рай?
— Как помрёшь, узнаешь. Только сильно не торопись, ты мне живой нужен.
— А аэропланы? Сабуров говорит, у аэропланов есть душа. Аэропланы в раю?
— Замфир, скажи мне, что вчера случилось?
— Бьянка отходила, мучалась сильно, ей больно было. Ты кровь из меня выкачивал. Белую, как мыло. Я умер, а она ожила. Маковей, если я умер, почему я не в раю?
“Быстро тебя накрыло,” — недовольно пробурчал Маковей.
— Вчера умирала моя лошадь, Бьянка, — терпеливо сказал он вголос. — Ты из револьвера её добил. Выстрелил в голову ниже левого уха. Повтори.
— Ниже левого уха… — Замфир больше не улыбался, брови его скорбно поползли вверх, и он, как никогда, стал похож на карандашный рисунок в ящике стола. — Маковей, ты слишком много крови из меня выкачал, я устал… Совсем нет сил.
— Какая кровь? Что ты несёшь?!
Сырбу понял, что от Замфира уже ничего не добьёшься. Оставалось надеяться, что в его памяти отложится выстрел в голову лошади, а у господина сельского жандарма не будет неотложных дел к господину сублейтенанту. Он встал и потряс его за плечо.
— Утром лежи тихо, если жить хочешь! — предупредил он.
— Утром я умру, — грустно пробормотал Замфир. — Во мне больше нет крови, я высох. Не надо было так жадничать.
Перед завтраком Маковей выпустил Виорику.
— Приготовь завтрак и сделай своему жениху жидкую кашку на молоке.
— А где мама? — удивилась она.
Каждое утро девушка просыпалась под стук плошек на кухне, а сейчас в доме стояла тишина. Виорика выглянула из-за отцовского плеча. Дверь в комнату Василе была открыта, но она увидела только его босую ногу, торчащую из-под одеяла. Маковей догадался, куда она смотрит, и за руку вывел её на кухню.
— Маму я отправил в Казаклию, по военным делам. Давай, дочка, шевелись! У твоего безмозглого женишка что-то в голове сотряслось, ему горячее питьё нужно. Да и я голоден.
Он шлёпнул её пониже спины. Как только Виорика загремела кастрюлями, Маковей вошёл в комнату Замфира. Осторожно, не тревожа сон, он освободил руки и ноги сублейтенанта. Тот спал, глаза под неполностью прикрытыми веками, двигались. То, что на что они сейчас смотрели, было не в нашем мире. Замфир не проснулся.
За окном скрипнула калитка. Во двор вальяжной походкой вошёл господин сельский жандарм. Маковей затряс Василе и сразу приложил палец к губам.
— Выгляни в окно. Только осторожно!
Замфир, резко выхваченный из глубокого сна, нелепо моргал глазами и не мог понять, что от него хочет Сырбу.