Демон против всех

Выравниваться начал слишком поздно и очень поздно убрал обороты, скорость ушла далеко за девятьсот. Воздушный тормоз… Две тысячи высоты… Полторы… Тысяча… Самолёт дрожал как в лихорадке. Началась пресловутая «валёжка». И уже оба понимали: нижняя часть траектории петли, скорее всего, находится метров на пятьдесят ниже уровня земли. Хуже того, выходить в горизонталь мы начали с сильным креном на правый борт. Мошкин дёрнул ручку влево, так резко нельзя! Машина проигнорировала команду и завалилась вправо дальше…

Не знаю, в какой момент сработали рефлексы, выработанные на «Спитфайре», «Метеоре», «Аэрокобре» и десятках других машин. Перехватив управление телом, я перевёл ручку вправо и дал педаль. Самолёт перевернулся брюхом вверх. Между стеклом кабины и деревьями внизу – считанные метры…

Можно считать Божественным провидением, что после этого мне удалась полубочка без потери высоты. В теории такое невозможно. Разумнее было не ждать до последнего, бросить Мошкина и просить задание вселиться в другого грешника. Ну вот, в Кожедуба, например. Он столько немцев перебил, не имея на то прямого приказа небесной канцелярии, что, по странным критериям загробного мира, точно потянет лет на двести в зоне.

Я поднял МиГ на тысячу метров и услышал окрик по радио: «Где ты, 193-й? Какого х… тебя унесло?»

Володя вроде очухался. Крепкие нервы у напарника, ведь всего полминуты назад был практически покойником. Я позволил ему управлять. Сели без проблем. В мозгах парня билась единственная мысль – что это было?

Постепенно Мошкин успокоил себя: напорол ошибок, потом чисто на рефлексах исправил, и, конечно, повезло, что не разбился. Вечером в столовке едва ковырнул рыбу с рисом, зато выпросил лишние сто грамм. Командирская взбучка прошла мимо его сознания, упрямый кусочек которого твердил, что случившееся неспроста.

Ну, а я выполнил пожелание нового босса – вмешался, сохранил один МиГ-15 и одного пилота. Наверно – для спасения человечества. Вот что в преисподней не меняется, мне опять норовят подкинуть задание глобального масштаба для исполнения силами единственного лётчика-истребителя, к тому же далеко не самого умелого.

[1] Город называют кто во что горазд: Андун, Аньдун, Андунь, а также Даньдун. Протекающая там пограничная река Ялуцзян как вариант именуется Ялу или Амноккан.

[2] Зэ-га – заключённый грешник в посмертной исправительной колонии.

Глава 2

Чайна-систа

Мои опасения, что Володя, пройдя на волосок от смерти, оробеет, сбылись с точностью до наоборот. Чужая душа – потёмки, даже если делишь с ней одно тело.

Он только с восьмого-десятого вылета над Кореей освоился, наконец, с МиГом, и трудно его винить в малом опыте. В училище Мошкин летал на поршневых, первый как бы реактивный Як увидел только в строевой части. Почему как бы – потому что на деревянный Як-3, не мудрствуя лукаво, поставили трофейный немецкий реактивный мотор вместо поршневого, сопло вывели под брюхо. Считывая впечатления о полётах старлея на странном чуде техники, я был уверен, что на винтовом «Спитфайре» четырнадцатой или восемнадцатой серии уделал бы тот русский корч наверняка. Ну, почти наверняка. Потому что превосходство техники – далеко не всё, сбивал же на убогом И-15 более мощные и совершенные «Фиаты».

Потом полк Володи получил Ла-15. С каждым месяцем учебных полётов самолётов становилось меньше, вдов – больше. Наконец, перед самой отправкой в Корею-Китай «добровольцами» их пересадили на МиГ-15. После Ла-15 машина – супер! Но освоить её толком не дали, особенно в сложных метеоусловиях. Полк ввели в боевые действия сразу весь – и опытных пилотов, помнивших прежнюю войну, и салажню.

Им повезло, потому что американцы летали на старых самолётах с пропеллерами, а также «Шутинг Старах» и «Тандерджетах». У меня в теле Вани Бутакова в ипостаси британского эир-командора Уилла Ханта был опыт знакомства с Ф-80 «Шутинг Стар». Скажу так, он оправдывает своё название, переводимое как «Падающая Звезда». Для Второй мировой самолёт был вполне на уровне, но устарел очень быстро. Против МиГ-15 – что лук со стрелами против пулемёта. Вот только, чёрт подери, из лука тоже убивают.

В тот день встретились именно «падающие». Ведущий Мошкина всадил очередь в Ф-80, ведомого в паре, и отвернул, чтоб не врезаться в обломки, брызнувшие из обшивки американца. Володька, топавший с отставанием метров на двести, сообразил: тот подбит, но вряд ли насмерть. Быстро убедился, что нет никого в задней полусфере, и сам пристроился к «Шутингу» как кобель к сучке. Когда стрелял, в мозгу его мелькнула торжествующая мысль: на земле плёночку проявят, увидят, как страшный лейтенант изрешетил америкоса. Он специально стрелял долго, с перерывами только для охлаждения пушек, чтоб камера прихватила мгновенья, как восьмидесятка разносится в клочья. Мелкое такое пижонство.

Отправив американца в лучший мир (первые лет двести-триста тот вряд ли оценит «лучшесть», попав на рога кому-то из моих бывших коллег), Мошкин быстро догнал ведущего, радостно проорал в ларингофон «Я – 193! Грохнул гада!», после чего самолёт обдало горохом.

Стрелял Ф-80 сбоку, с полукилометра, не меньше. Как смог рассчитать упреждение, понятия не имею. Но ведь попал!

Правую ногу обожгло. Мошкин матюгнулся, потянул ручку на себя, уходя с линии огня, обидчик прошёл где-то ниже. Можно было довернуть за ним, охота на Ф-80 – что на тигра в зоопарке, просунь ружьё меж прутьев клетки и стреляй. Но правая нога перестала слушаться. Я почувствовал, как кровь пропитывает подштаники и штанину, стекая в ботинок.

Парень не стал рисковать, доложился, что подбит и ранен, тянет к Андуну. Мягоньким виражом, педаль-то не дашь, развернулся на северо-запад. Ведущий обещал прикрыть. И мы пошли домой.

Всё бы хорошо, но минут через пять Володька начал терять сознание. Пуля не задела сухожилия и кость, прошла навылет, зато перебила, видно, какой-то крупный сосуд. Разгерметизация кабины от пулевых дырок тоже комфорта не прибавила. Перед глазами Мошкина пошла рябь, в ушах появился неприятный звон, перебранка лётчиков стала отдаляться… Конец. Отлетался.

Я отрубил его полностью. Остановил кровь, хоть слабость, конечно, сильнейшая. Думал, сейчас меня запросто собьёт пионер верхом на аэроплане братьев Райт, вооружённый одной только рогаткой. Пробитая нога кое-как подчинилась.

На моё счастье, летучих пионеров над Кореей мы не встретили. Я выполнил последний разворот над горами и выпустил шасси. Тело было контролировать гораздо труднее, чем самолёт, демоническое здоровье тоже имеет свои пределы. Самоустановка жалеть Мошкина едва не стоила ему жизни, мог ведь включить регенерацию сразу, не дать вытечь крови… Поздно размазывать сопли.

Расслабиться себе позволил только после остановки турбины, сил едва хватило открыть фонарь и перевеситься через борт. Как меня вытаскивали из кабины, запомнилось смутно.

Потом куда-то несли, везли. Наконец, яркий свет, уколы анестезии, в берцовую мышцу нырнула железяка, верно – зонд, достать лохмотья штанов и кальсон, занесённых в рану пулей. Душила злость: кровушки донорской подлейте! Бедро я и сам залечу. Пардон, не буду спешить, иначе слишком скорое исцеление покажется подозрительным.

Потом меня оставили в покое, и я уснул. А проснулся только наутро от прикосновений мягких ручек, подсовывающих мне в промежность утку. Володя сунул конец в холодное жестяное горло и, зажурчав, благодарно улыбнулся китайской медсестре. Это было последнее, что я позволил ему сделать самостоятельно.

«Привет, пассажир. Поздравляю!»

Наверно, мышцы лица ещё реагировали на движения его души, потому что узкие сестринские глазки округлились, она пискнула «что с вами?», насколько можно понять по интонации, кроме «нихао» почти не знаю местных слов, и убежала.

«Голос в голове… Я ранен? Я сошёл с ума?»

Он хотел сказать это вслух, но гортань и язык его больше не слушались. Вторая смена, новый хозяин, всем смирно, равнение на меня.