Маски времени (сборник)

И еще вы говорите: вот мое обнаженное тело со всеми его недостатками, которое я доверчиво выставляю перед тобой, зная, что ты не будешь над ним насмехаться. И еще вы говорите: я принимаю эту сокровенную связь с тобою даже несмотря на то, что ты можешь передать мне дурную болезнь. Я добровольно подвергаю себя такому риску, потому что ты есть. И еще женщины частенько говаривали, по крайней мере, до самого конца девятнадцатого века или даже в начале двадцатого: я открываю себя для тебя даже несмотря на те возможные биологические последствия, что проявятся через девять месяцев.

Все это куда более существенно, чем чисто физиологические атрибуты. Именно поэтому никакие механические приспособления для мастурбации никогда не могли заменить секс и никогда его не заменят.

Вот почему то, что произошло между мною и Пульхерией Дукас в то византийское утро 1105 года, было куда более существенным, чем то, что происходило между мною и императрицей Феодорой на полтысячелетия раньше, или то, что происходило между мною и какою бы ни было другой девушкой тысячелетием позже. И в Феодору, и во множество других девчонок внизу по линии мною было впрыснуто, грубо говоря, примерно одинаковое количество кубических сантиметров солоноватой, вязкой жидкости; но с Пульхерией все было совершенно иначе. С Пульхерией оргазм был чисто символической кульминацией чего-то куда большего. Для меня Пульхерия была воплощением красоты и изящества, и ее быстрая уступчивость сделала меня императором более могущественным, чем Алексей; и пароксизм страсти для нас был вдесятеро менее существенен, чем тот факт, что мы оба, она и я, соединились вместе в доверии, в вере, в разделенном желании, в любви. Вот сердцевина моего мировоззрения. Теперь я стою перед вами, как вытряхнутый из всех своих одежд романтик. Вот основополагающий вывод, который с немалыми трудами я извлек из своего опыта: секс с любовью куда лучше, чем секс без любви! Что и требовалось доказать. А еще я могу показать, если вы не возражаете, что быть здоровым лучше, чем быть больным, и что обладание большими деньгами лучше, чем бедность. Мои способности к абстрактному мышлению поистине безграничны.

Тем не менее, вполне адекватно расправившись с философскими аспектами проблемы на чисто физиологическом уровне, мы решили повторить поиск доказательств с самого начала еще раз получасом позже. Повторение — душа понимания.

49

После этого мы лежали рядом, лоснясь от пота. Самое время предложить своей партнерше травку и разделить другого рода единение, но, разумеется, здесь это было исключено. Я почувствовал, что чего-то не достает.

— Там, откуда ты родом, там все совсем по-другому? — спросила Пульхерия. — Я имею в виду людей: как они одеваются, о чем говорят.

— Совсем по-другому.

— Я ощущаю какую-то необыкновенность в тебе, Георгий. Даже в том, как ты держал меня в постели. Не то, чтобы я так уж сильно была искушена в таких делах — пойми меня правильно. Ты и Лев — других мужчин у меня никогда не было.

— Это правда?

Глаза ее вспыхнули.

— Ты считаешь меня распутной девкой?

— Разумеется, нет, просто… — тут я совсем запутался. — В моей стране, — безрассудно выпалил я, — девушка принимает много мужчин прежде, чем выйти замуж. Никто против этого не возражает. Таков обычай.

— Здесь совсем не так. Здесь девушек надежно прячут. Я вышла замуж в двенадцать лет, что совсем не оставило мне времени на вольности. — Она нахмурилась, присела, наклонилась ко мне, заглянула мне в глаза. Груди ее соблазнительно свесились. — Неужели у женщин в самом деле такая свобода в твоей стране?

— В самом деле, Пульхерия.

— Но ведь вы тоже византийцы! Вы же не варвары с севера!

— Как это может быть позволено — принимать множество мужчин?

— Таков у нас обычай, — на сей раз голос мой звучал не очень-то убедительно.

— Наверное, ты приехал не из Эпира, — предположила она, — а из какой-то более далекой местности. Еще раз говорю тебе, Георгий, ты очень странный для меня человек.

— Не называй меня Георгием. Называй меня Джадом.

— Джадом?

— Джадом.

— Почему я должна так тебя называть?

— Джад — мое второе имя. Мое настоящее имя. То имя, которое я ощущаю всем своим сознанием. Георгий же — ну, это просто имя, которым я воспользовался.

— Джад. Джад. Такого имени я никогда даже и не слышала. Ты из очень странных краев! Из очень странных!

Я улыбнулся ей улыбкой сфинкса.

— Я люблю тебя, — сказал я и стал пощипывать губами ее соски, чтобы уйти от этого разговора.

— Так странно, — шептала она. — Так необычно. И все же с самого первого мгновения меня так сильно к тебе влекло. Понимаешь, я никогда не осмеливалась. О, предложения мне делали, десятки предложений, но все они казались мне не настолько стоящими, чтобы рисковать. А потом я увидела тебя и почувствовала прямо таки огонь в себе, сильное желание, жажду, так что ли? Почему? Скажи мне, почему? Ты ничуть не привлекательнее многих других мужчин, которым я могла бы отдать себя, и тем не менее сделала я это только для тебя. Почему?

— Это — судьба, — сказал я ей. — Как я уже говорил раньше. Непреодолимая сила, которая соединила нас вместе, через… столетия…

— …моря, — снова не очень-то убедительно завершил я.

— Ты придешь ко мне еще? — спросила она.

— Еще, и еще, и еще.

— Я что-нибудь придумаю, чтобы мы могли встречаться почаще. Лев ни о чем не догадается. Знаешь, он один из самых главных сановников в казначействе и очень много времени уделяет своим финансовым делам, а тут еще император. Лев почти не обращает на меня внимания. Я просто одна из многих его красивых игрушек. Мы будем встречаться, Джад, и мы будем часто познавать наслаждение вместе, и… — ее темные глаза вспыхнули, — …и, может быть, ты дашь мне дитя.

Я почувствовал, как разверзлись небеса, и все громы и молнии обрушились на меня.

— Пять лет замужества, а я все еще бездетная, — продолжала она. — Сама не пойму. Возможно, я была слишком молодая поначалу — совсем девочка

— но вот и теперь тоже ничего. Ничего. Подари мне ребенка, Джад. Лев возблагодарит Бога за это. Я хочу сказать, он будет счастлив. Он посчитает, что это его ребенок — в тебе есть что-то от Дукасов, особенно глаза, так что никаких подозрений не возникнет. Как ты считаешь, мы сделали сегодня ребеночка?

— Нет, — ответил я.

— Нет? Разве ты можешь быть так уверен?

— Я знаю, — вздохнул я.

Я стал гладить ее шелковую кожу. Вот оставила бы ты меня еще на двадцать дней без моей таблетки, и я обязательно наградил бы тебя ребенком, Пульхерия! И такими узлами завязал бы ткань времени, что их бы уже никому не распутать. Стать собственным «прапра» много раз прадедушкой? Возникнуть из собственного же семени? Неужели время могло бы замкнуться на самое себя, чтобы я смог появиться на свет? Нет. Такое никак не может сойти мне с рук. Я подарю Пульхерии свою страсть, но не роды.

— Вот и светает, — прошептал я.

— Тебе лучше уйти. Куда мне посылать гонцов?

— К Метаксасу.

— Хорошо. Мы встретимся через два дня, да? Я сама все устрою.

— Я твой в любой день, Пульхерия, только скажи.

— Через два дня. А теперь уходи. Я покажу тебе дорогу.

— Это слишком рискованно. Могут проснуться слуги. Возвращайся к себе, Пульхерия. Я сумею выбраться отсюда сам.

— Но… невозможно…

— Я знаю дорогу.

— Откуда ты…

— Клянусь, — сказал я.

В конце концов мне удалось отговорить ее. Мы еще раз поцеловались, она набросила свою накидку, я поймал ее за руку и подтянул к себе, но затем отпустил, и она вышла из комнаты. Я отсчитал шестьдесят секунд. Затем перенастроил свой таймер и прыгнул вверх по линии на шесть часов. Званый вечер был в полном разгаре. Осторожно я пересек все здание, тщательно избегая той комнаты, где я сам, но чуть более ранний, еще не вкусивший сладостного тела Пульхерии, непринужденно беседовал с императором Алексеем. Мне удалось незаметно покинуть дворец Дукаса. В темноте ночи, около стены, возведенной у самого берега Золотого Рога, я снова подстроил свой таймер и шунтировался вниз по линии в 1204 год.