Венера Прайм

Когда до последнего, буквально крайнего срока оставалось лишь пять дней, Грант впервые начал подумывать об убийстве. Он сидел после ужина, с раздражением слушая, как Мак-Нил гремит на камбузе посудой.

Кому в целом свете, спросил себя Грант, нужен этот инженер? Он холост, смерть его никого не осиротит, никто по нему не заплачет. У Гранта же жена и трое детей, которых он умеренно любит, хотя по непонятным причинам они отвечают ему лишь обязательной почтительностью. Непредубежденный судья без труда выбрал бы из двоих наиболее достойного. Имей Мак-Нил хоть каплю порядочности, он сделал бы это и сам. А поскольку он явно не намерен ничего такого делать, он не заслуживает, чтобы с ним считались. — В подсознании Гранта это рассуждение обосновалось уже несколько дней, но лишь теперь оно назойливо ворвалось в его сознание, и он, отдадим ему справедливость, тут же с ужасом его отбросил.

Он был честным и благородным человеком с очень строгим кодексом поведения. И желание убить, возникающее, как говорят, хоть раз в жизни у любого «нормального» человека, ранее к нему не приходило. Но в те дни — те немногие дни, которые ему еще оставались, — оно стало приходить все чаще и чаще.

Воздух теперь стал заметно грязнее, это не создавало особых трудностей для дыхания, но постоянно напоминало о предстоящей беде и лишало Гранта сна. Он не считал это большой потерей, так как бессонница избавила его от кошмаров, однако физически он чувствовал себя все хуже и хуже.

И нервы его тоже быстро сдавали, что усугублялось поведением Мак-Нила, который держался теперь с неожиданным и бесившим Гранта спокойствием. Откладывать объяснение дальше становилось уже опасно.

Достав письмо из сейфа, в котором оно пролежало, казалось, целую вечность, Грант помедлил еще, раздумывая, не надо ли прибавить что-нибудь к написанному. Но затем, осознав, что просто ищет новый предлог для отсрочки, он решительно двинулся к каюте Мак-Нила.

Даже один нейтрон вызывает цепную реакцию, способную вмиг погубить миллионы жизней, искалечить даже тех, кто еще не родился и уничтожить труд многих поколений. Точно так же иной раз достаточно ничтожного повода, чтобы круто изменить образ действий и всю судьбу человека.

Гранта остановил у двери Мак-Нила совершеннейший пустяк — запах дыма, табачного дыма. Ничто не могло быть более тривиальным, в обычной ситуации он бы этого даже не заметил. Но сейчас мысль, что этот сибаритствующий инженер транжирит на свои прихоти последние бесценные литры кислорода, привела Гранта в бешенство. Он был так разъярен, что в первый момент был совершенно парализован силой своих эмоций.

Затем он медленно скомкал в кулаке письмо. Намерение, которое он вначале с ужасом отбросил, над которым потом размышлял, как о чисто теоретической возможности, было в этот момент признано и одобрено. Мак-Нилу предоставлялась возможность равноправия, но он доказал своим невероятным эгоизмом, что недостоин этого. Что ж, если так — пусть себе умирает. Быстроту, с какой было принято это решение, правильно объяснил бы даже и не очень опытный психолог. Именно этой добавки к его ненависти не хватало Гранту. Он убедил себя в том, что раз Мак-Нил так себя ведет, то нет никакой необходимости совершать благородный поступок, предлагать какую-то азартную игру, которая даст им обоим равную вероятность остаться в живых. Это был тот самый предлог, в котором он нуждался, и он ухватился за него, чтобы успокоить свою совесть. Грант принадлежал к людям, которые хоть и способны задумать и даже совершить убийство, но и в таких случаях остаются верны собственным представлениям о чести и морали. И Грант отправился прочь от каюты инженера.

Между тем Грант — уже не впервые — глубоко заблуждался насчет Мак-Нила. Последний был заядлым курильщиком, и ему даже в нормальных обстоятельствах для поддержания душевного равновесия требовался табак. Насколько же важнее это было ему сейчас. Грант, куривший от случая к случаю и без особого удовольствия, не мог этого понять.

После тщательных расчетов Мак-Нил пришел к выводу, что четыре сигареты в день существенно на расход кислорода не повлияют, но для его собственных нервов, а отсюда косвенно и для нервов Гранта роль их будет огромна.

Поскольку объяснять это Гранту было бы бесполезно, инженер курил тайком, и это помогало ему держать себя в руках. Только роковая случайность позволила Гранту застигнуть его за курением.

Для человека, лишь сейчас решившегося на убийство, Грант действовал на удивление целеустремленно. Не раздумывая, он поспешил обратно в рубку и открыл аптечку с препаратами, предназначенными почти для любой чрезвычайной ситуации, которая могла произойти в космосе. Даже самая крайняя необходимость была предусмотрена — крошечная бутылочка, удерживаемая эластичными лентами, которую он сейчас искал, и чей образ все эти дни прятался глубоко в неведомых глубинах его сознания. На белой этикетке под изображением черепа и скрещенных костей стояла четкая надпись: «Примерно полграмма вызовут безболезненную и почти мгновенную смерть».

Безболезненная и мгновенная смерть — это было хорошо. Но было еще одно важное обстоятельство, на этикетке не упомянутое: яд не имел вкуса. И Грант это знал.

11

Еда, которую готовил Грант, не имела ничего общего с произведениями кулинарного искусства, выходившими из рук Мак-Нила. Человек, любящий вкусно поесть и вынужденный большую часть жизни проводить в космосе, поневоле учится хорошо готовить. И Мак-Нил давно уже освоил эту вторую профессию.

Грант же, напротив, смотрел на еду как на досадную необходимость, с которой он всегда старался справиться побыстрее. И это естественно отражалось на его стряпне.

Мак-Нил уже давно перестал ворчать по этому поводу. Но сейчас за столом он заметил все возрастающую нервозность Гранта, и хотя ему было очень интересно узнать, какие неприятности доставляет Гранту именно эта трапеза, но спрашивать об этом он не стал, и «ужин»  протекал почти в полном молчании, но это стало уже обычным: все возможности непринужденной беседы были давно исчерпаны. Когда с едой было покончено, Грант отправился на камбуз готовить кофе.

Это отняло у него довольно много времени, потому что в последний момент ему вдруг вспомнился некий классический фильм прошлого: легендарный Чарли Чаплин, пытаясь отравить опостылевшую жену, случайно меняет местами стаканы. Совершенно неуместное воспоминание полностью выбило Гранта из колеи. На миг им овладел тот самый «бес противоречия», который, если верить Эдгару По, только и ждет случая поиздеваться над человеком заставить его совершить самоубийство.[5]

Впрочем, Грант, по крайней мере внешне, был уже совершенно спокоен, когда внес пластиковые сосуды с трубочками для питья. Ошибка исключалась, потому что свой стаканчик инженер давно пометил, крупными буквами выведя на нем: «Мак». При этой мысли Грант едва удержался от истерического смешка, признавшись себе, что совсем уже не владеет своими нервами.

Как зачарованный, наблюдал он за Мак-Нилом, который, угрюмо глядя в пространство, вертел свою чашку, не спеша отведать напиток. Потом он все же поднес трубочку к губам.

Когда он, сделав первый глоток, поперхнулся, сердце у Гранта остановилось. Но инженер тут же спокойно произнес:

— На этот раз вы сварили кофе, как полагается. Хотя он слишком горячий.

Сердце Гранта медленно возобновило прерванную работу, но на свой голос он не надеялся и только неопределенно кивнул.

Инженер осторожно пристроил чашку в воздухе в нескольких дюймах от своего лица, и глубоко задумался. Казалось, он подбирал слова для какого-то важного заявления. Грант проклинал себя за слишком горячий кофе: такие вот пустяки и приводят убийц на виселицу. Он боялся, что не сможет долго скрывать свою нервозность.

— Я полагаю, — тоном, каким говорят о самых обыденных вещах, начал Мак-Нил, — вам ясно, что только для одного из нас здесь хватит воздуха до самой Венеры.

5

Имеется ввиду рассказ Эдгара По «Бес противоречия» («The Imp of the Perverse»).