Страница 201 из 213
— Сомневаюсь, что метеорит проделал бы круглую дыру в этом материале, — сказала Спарта. — это то же самое вещество, что и марсианская табличка.
— Но посмотри на края, — сомневался Блейк. — Такое впечатление, что произошел какой-то взрыв.
— Вряд ли. Этот узор выглядит слишком сложным, чтобы быть результатом взрыва. Не правда ли, инспектор. — По тону Форстера чувствовалось, что он просто жаждет услышать утвердительный ответ.
— Я думаю, это дверь для нас и она должна открываться, только надо понять как.
— Это дверь?! Дверь, которой миллиард лет?
Спарта кивнула:
— Скорее всего. А теперь помолчите. — Она изучила узоры, зафиксировала их в памяти, а затем, на какой-то неуловимый момент впала в транс, в математическое пространство непостижимых измерений, куда не проникали никакие реальные ощущения, только чирикающие писки кальмаров, все еще отдающиеся эхом в ее голове. Глаз ее души произвел анализ и вычисления, и внезапно она поняла, как работает эта штука.
Она снова оказалась в странно освещенном подводном мире — частично ярком, частично темном, частично холодном, частично горячем. Манта покачивалась в темной воде.
Не говоря ни слова ни Блейку, ни профессору, Спарта манипулировала лапой «Манты» проводя чувствительными титановыми пальцами по сложной внутренней поверхности цилиндрического отверстия, расчесывая и поглаживая текстуры, которые по внешнему виду вполне могли быть расплавленным шлаком или драгоценными камнями, но на самом деле были чем-то столь же простым и целенаправленным, как математическая константа, вроде числа Пи с сотней знаков после запятой.
— Что-то происходит, — сказал профессор.
— Я ничего не вижу, — сказал Блейк. — И ничего не слышу.
— Я чувствую это… я имею в виду, каким-то образом я чувствую это, — глаза Форстера расширились. — Смотрите, что это?
Купол над которым они парили становился все ярче и ярче, и внезапно его полированная металлическая поверхность стала прозрачной.
Форстер, Блейк и Спарта в изумлении смотрели сквозь совершенно прозрачный купол на светящееся огромное пространство, в десятки раз большее, чем самый большой собор Земли.
Купол под ними начал заметно таять, он становился все тоньше и тоньше, исчезая слой за слоем, все быстрее и быстрее, вплоть до последнего слоя молекул. За ним оказалась вода. Возникший водоворот втянул «Манту» внутрь. После этого все произошло в обратном порядке — слой за слоем. И огромный купол вновь стал цельным и непрозрачным. Последнее, что увидели трое в «Манте», когда субмарина закружилась в водовороте, была яркая стая кальмаров, разлетевшаяся во все стороны, словно метеоритный дождь.
Спарта быстро стабилизировала кружащуюся субмарину. Жуткая тишина. Грохот и рев остался снаружи. Гидрофоны субмарины улавливали лишь ритм собственного дыхания. Спарта взглянула на пульт:
— Давление снаружи быстро падает.
Форстер удивился:
— Для этого должны работать очень мощные насосы, а ничего не слышно.
— Я думаю, здесь тот же принцип, который позволил нам попасть сюда — все проходит на молекулярном уровне. — Предположила Спарта.
Манта, плавающая в центре огромной чаши, выглядела как гуппи в аквариуме размером с автомобиль. Стены и пол помещения светились бледно-голубым светом. Его было достаточно, чтобы Спарта могла разглядеть изящную архитектуру свода. Она напомнила ей храм «свободного духа» в имении лорда Кингмана — то же созвездие Южный Крест в центре. В том храме самое ценное находилось под Южным Крестом. Она кивнула Форстеру:
— Сэр, вход должен находиться вон там.
Она направила Манту вниз, в голубую воду. Пол внизу был замысловатым, как коралловый риф, покрытый множеством металлических щупалец, изогнутых, как руки-лучи морской звезды. В центре было темное отверстие. Спарта направила крошечную Манту к нему. Мгновение спустя они оказались в черной воде и продолжали опускаться все ниже и ниже. В лучах прожекторов не было видно ничего ни вверху, ни внизу.
— Я чувствую себя пауком, подвешенным под куполом Собора Святого Петра в Риме, — сказал Форстер, вглядываясь в темноту.
— Вот уж не знала, что вы религиозный человек, профессор. — произнесла серьезно Спарта, в душе смеясь.
— О, ну… это очень большое сооружение, вот и все, что я имел в виду.
— Конечно, и это именно то, что вы ожидали найти? Корабль, который принес культуру X в нашу Солнечную систему?
— Да. Я даже написал статью в научный журнал, которую, кажется, никто не читал, а если и читал, то со смехом. А это была довольно хорошая статья. Я утверждал, что если цивилизация захочет пересечь межзвездное пространство, то построит мобильный планетоид — корабль-мир, как я его называл.
Видя, что Спарта слушает с интересом, он продолжил:
— Поскольку корабль должен быть самодостаточным миром, способным поддерживать своих обитателей в течение многих поколений, он должен быть таким большим, как… как этот. Интересно, сколько солнц они посетили, прежде чем нашли наше и поняли, что их поиски закончились? Знаете, я не думал, что это морские существа, — сказал Форстер, его мягкий голос был полон удивления. — Несмотря на все, с чем мы столкнулись, лед и море снаружи, полное жизни, мне никогда не приходило в голову, что они водные жители. Первой мыслью было, что корабль дал течь, что все они мертвы и что тающий лед наполнил их корабль-мир водой.
— И что же заставило изменить ваше мнение?
— Ты сразу это поняла, — резко сказал он. — Давление и температура здесь подобны самым мелким морям Земли.
— Да. Также как и морям, которые когда-то покрывали Марс и Венеру, — сказала Спарта. — Соляные миры — так их называет марсианская табличка. Было понятно, что это означало океанские миры, но мы не догадывались, насколько важны океаны для них. Океаны с правильным сочетанием питательных веществ, чтобы поддерживать их собственный вид.
«Манта» скользила в темной воде, ее бело-голубые лучи выхватывали элементы конструкции и входы в лабиринты коридоров, входов было слишком много.
— По-видимому, прошло слишком много миллионов лет. Снаружи все живо и работает. Здесь, внутри, все темно и пусто. — Сокрушался Форстер. — Скорее всего произошло вот что, получив сигнал от Медуз Юпитера, механизмы включились, согласно заложенной в них программе, и разбудили мириады животных от ледяного сна, а те сделали то, на что были запрограммированы их гены. Но здесь внутри, по-видимому, кроме нас живых существ нет.
— Несмотря на это, — улыбнулась Спарта. — Это все же величайшая археологическая находка в истории, профессор. И надо торопиться, задействовать всех. В скафандрах здесь вполне можно работать.
XX
Я не хочу занимать здесь место еще одним описанием всех чудес Амальтеи. На эту тему уже накопилось достаточно документов, фотограмм, карт и научных изысканий — кстати, мой собственный трактат скоро будет опубликован издательством «Сиджвик, Рутледж и Анвин», — вместо этого я хотел бы дать вам некоторое представление о том, каково это — быть одним из первых людей, вступивших в этот странный Водный мир.
Билл Хокинс повернулся, устраиваясь поудобнее, и продолжил бормотать во сне свой монолог:
Я знаю, в это трудно поверить, что я просто не могу вспомнить, все свои чувства, когда подводная лодка выбросила меня в темноту. Наверное, можно было бы сказать, что я был так взволнован и так ошеломлен всем этим чудом, что забыл обо всем остальном…
В своем сне Хокинс был великолепным оратором, учтивым и, конечно, скромным. Он говорил в переполненный лекционный зал, а через минуту это оказывалось небольшой гостиной с бородатыми мужчинами в вечерних костюмах, на столах географические карты — смутно воображаемый Клуб исследователей.
Конечно, я припоминаю как был ошеломлен огромностью всего окружающего, этого невозможно ощутить рассматривая голограммы. Создатели этого корабля-мира, пришедшие из мира вод, были гигантами, по крайней мере, в четыре раза больше людей, об этом можно было догадаться по размерам входов и коридоров. Мы были головастиками, извивающимися среди всего ими созданного.
Мы встретили несколько научных чудес на верхних уровнях и занялись их осмотром, оставляя нижние уровни более поздним экспедициям. Мы предполагали, что исследуем жилые помещения, диспетчерские и тому подобное, но архитектура была настолько странной, что мы никогда не были полностью уверены, на что смотрим. О, там было множество надписей, миллионы иероглифов, и я потратил большую часть своего времени, пытаясь расшифровать хотя бы их суть. Большинство из них было просто списками припасов или обозначениями на схемах непонятных устройств.
Там не было никаких изображений хозяев. Из марсианской таблички мы знали, что они не лишены тщеславия, но нигде они не оставили своих изображений…