Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 171 из 176



...я перепутала адрес... — Парижский адрес Гумилева, действительно, поменялся осенью 1917 г. — см. комментарий к № 169 наст. тома.

...письмо придет чуть ли не через год. — Как указывает Г. П. Струве, письмо было получено в Лондоне, куда его пересылали из Парижа, 3 июня 1918 г., когда Гумилев уже вернулся в Петроград.

...твоя коллекция картин... — В Париже Гумилев коллекционировал экзотическую живопись (см. № 169 наст. тома и № 49 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). О судьбе вещей Гумилева, оставшихся в Париже, говорится в письме А. Цитрона М. Ф. Ларионову от 30 сентября 1919 г.: «Дело у меня такое: где Гумилев? Его вещи у меня — и ей Богу лучше бы он мне оставил сына! Я эти вещи перевозил в Лион (в 1918 г.) и обратно. Раз ящик упал с воза и стекла побиты. Не хочешь ли ты взять на хранение? Я к тому помирать собираюсь» (цит. по: Ustinov Andrey. Two Episodes from the Biography of Nikolai Gumilev // A Sense of Place. Tsarskoe Selo and its Poets. Columbus, Ohio, 1993. P. 300).

...никого из мальчишек не вижу, кроме Володи Ч. ...все наши общие знакомые уехали. — Очевидно, имеется в виду Владимир Степанович Чернявский (1889–1946), поэт, актер, в 1916–1917 гг. поклонник А. Н. Энгельгардт. О. Н. Арбенина, у которой с Чернявским случилась тогда же «печальная история», вспоминала, что у него была книга Гумилева «Чужое небо», по тексту которой ставилась домашняя постановка «Дон-Жуана в Египте», где, помимо Чернявского, участвовали Николай Константинович (Никс) Бальмонт (1890–1926), сын поэта и сводный брат А. Н. Энгельгардт, и Л. И. Канегиссер (1896–1918), поэт, впоследствии — убийца председателя ПетроЧК М. С. Урицкого (см.: Исследования и материалы. С. 436).

Я работаю как сестра в санатории, вне города... — Письмо было отправлено 4 декабря 1917 г. из Лигово, деревни на Петергофской дороге, известной некогда как имение князя Г. Г. Орлова. В начале XX века это был пригородный поселок, ныне — юго-западная окраина города.

49

Печ. по.: Опыты. 1953. № 1.

Автограф — Архив Струве.

Опубликовано: Струве Г. П. Из архива Н. С. Гумилева. Неизданные материалы для библиографии Гумилева и истории литературных течений // Опыты. 1953. № 1. С. 186–187.



Льдов Константин (наст. имя Витольд-Константин Николаевич Розенблюм, 1862–1937) — поэт, прозаик, переводчик. Более всего был известен как детский поэт, автор целого ряда популярных детских стихотворных сборников, издававшихся и переиздававшихся начиная с 1880-х годов вплоть до революции. В качестве «взрослого» поэта (сборники «Стихотворения» (1890), «Лирические стихотворения» (1897), «Отзвуки души» (1899)) был типичным представителем «поэтического межвременья» 1880-х гг., хотя и участвовал в сборнике П. П. Перцова и Д. С. Мережковского «Молодая поэзия» (1895), сотрудничал в журнале «Северный вестник» — оплоте раннего русского символизма (с июня 1896 г. и до завершения издания выполнял обязанности секретаря журнала). В качестве поэта, прозаика и публициста К. Льдов активно публиковался в периодике 1900-х — 1910-х гг. С 1914 г. жил в Париже, в 1918 г. переехал в Женеву, потом — в Брюссель, где издал свой последний сборник стихов «Против течения» (1926). Публикуя письмо, Г. П. Струве писал: «В конце января 1918 г. Н. С. Гумилев, находившийся с лета 1917 г. в Париже <...> прибыл в Лондон. В начале февраля он получил на адрес русского консульства печатаемое ниже письмо от Константина Николаевича Льдова. <...> Гумилев, очевидно, познакомился с ним в Париже. В 90-х годах Льдов сотрудничал в «модернистском» «Северном Вестнике» А. Л. Волынского и Л. Я. Гуревич, и народническое «Русское богатство» даже провозгласило его символистом. <...> В дальнейшем Льдов оказался, однако, совершенно вне символистского течения и стоял далеко от тех литературных кругов, к которым принадлежал Гумилев. Из его письма можно заключить, что и со стихами Гумилева он познакомился лишь в Париже, после личного знакомства с ним» (Струве Г. П. Из архива Н. С. Гумилева. Неизданные материалы для биографии Гумилева и истории литературных течений // Опыты. № 1. Нью-Йорк, 1953. С. 181).

...мы обрадовались, узнав, что Вам удалось пристроиться в Лондоне... — 8 января 1918 г. Гумилев, узнав о том, что русский военный агент в Англии, генерал Ермолов имеет возможность направить на Персидский фронт 26 русских офицеров, подал рапорт генералу М. А. Занкевичу, командовавшему русскими войсками во Франции, о своем желании отбыть из Парижа в Лондон для последующей отправки в Месопотамию. 14 января 1918 г. он был командирован из Парижа в Лондон, однако по прибытию оказалось, что «неудовлетворение... прапорщика Гумилева проездными и подъемными деньгами» было истолковано английским военным ведомством как «отсутствие рекомендации» со стороны его непосредственного начальства (!), и потому «команд<иров>ание его в Месопотамию... отклонили» (см.: Исследования и материалы. С. 294). «Гумилев все-таки задержался в Лондоне еще на три месяца. С помощью Бориса Анрепа... устроился на работу в шифровальный отдел Русского правительственного комитета. Один из его знакомых написал ему из Парижа: «Мы обрадовались, узнав, что Вам удалось устроиться в Лондоне». Но комитет, как и все представительства добольшевистской России, доживал свои последние дни» (Давидсон А. Б. Николай Гумилев. Поэт, путешественник, воин. Смоленск, 2001. С. 285).

Коллекция направлена в отель Друо; туда же, вероятно, последует и обстановка. — «...Из письма явствует, что в Париже [Льдов] имел обстановку и даже ценные картины, которые собирался продавать с аукциона» (Неизданные материалы для биографии Гумилева... С. 181). Возможно, что именно собирание живописи стало причиной знакомства Гумилева со Льдовым (см. № 169 наст. тома, № 48 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома и комментарии к ним).

г. А-в... А. Н. — Сведений об упоминаемых в письме Льдова лицах нет.

Посылаю для самого придирчивого рассмотрения... — «В письме Льдова на том же листке были переписаны <...> четыре его собственных стихотворения. Эти свеженаписанные стихотворения он посылал на суд Гумилеву. Как и вся поэзия Льдова, они большой поэтической ценности не имеют, но любопытны как свидетельство того, что этот совсем не молодой (Льдову тогда было 55 лет) и в сущности далекий от всякого «модернизма» поэт подпал — очевидно, в результате личного общения — под влияние самого Гумилева. Влияние это особо чувствуется в стихотворениях «Кабилы» и «Поэма», отчасти в «Державине». В «Поэме» в типично-банальную «нивскую» поэзию врываются гумилевские нотки. В «Кабилах» чувствуется гумилевская фактура, не говоря уже о самой теме...» (Неизданные материалы для биографии Гумилева... С. 181–182).

50

Печ. по автографу (РГАЛИ. Ф. 1384. Оп. 1. № 3). Публикуется впервые. Бумага заверена: «Верно. В. Трахтенберг».

Слезкин Юрий Львович (1885–1947) — прозаик, дебютировавший как талантливый автор мистико-фантастической прозы, а завершивший свою карьеру историческими романами в традициях «соцреализма». В дореволюционные годы был лишь «шапочно знаком» с Гумилевым по клубу «Медный всадник» (см.: Воспоминания о «серебряном веке». М., 1993. С. 468), зато в 1918–1919 гг., став секретарем петроградского Союза деятелей художественной литературы (СДХЛ, см. комментарий к № 52 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома), оказался связан с ним достаточно тесными деловыми отношениями и даже — в качестве счастливого избранника И. Е. Куниной — сумел внести в эти отношения оттенок романтической интриги. «...Ясно вижу... особняк, кажется мне, барона Гинзбурга... Тут находится (находилось в 1918 г.) какое-то профессиональное учреждение литераторов — не помню, клуб ли, союз. Не помню и того, зачем мы сюда пришли — прямо из Ботанического сада, где опьяняюще пахло всеми веснами мира... У Гумилева там какие-то дела <...> Он настаивает, чтобы я вошла, знакомит меня с множеством новых людей... <...> Через вечность, которая на часах, вероятно, не длилась более получаса, я увлекаюсь Слезкиным — кажется, председателем этого клуба или союза. Он в военной форме, без погон, ладный, движения у него молоды, красивы, темные волосы гладко и молодо причесаны — на пробор сбоку и — что самое важное: я чувствую, что и я ему нравлюсь. И вижу, что Гумилев хмурится. Это не ревность, я знаю, я уже массу вещей знаю! — это его сознание своей некрасивости рядом со Слезкиным. Он уводит меня из особняка в сад — быстрее, чем хотелось бы» (Кунина И. Е. Моя гумилевская весна // Литературное обозрение. 1991. № 9).