Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 81 из 84



Печ. по: СС II.

СС II, СС (Р-т) II.

Дат.: после 23 августа 1919? — по дате начала заполнения альбома И. В. Одоевцевой (см.: Одоевцева И. В. На берегах Невы. М., 1988. С. 265).

Текст восстановлен по памяти И. В. Одоевцевой.

Печ. по: СС II.

СС II, СС (Р-т) II.

Дат.: после 23 августа 1919? — по дате начала заполнения альбома И. В. Одоевцевой (см.: Одоевцева И. В. На берегах Невы. М., 1988. С. 265).

Текст восстановлен по памяти И. В. Одоевцевой.

Автограф — РГАЛИ. Ф. 147. Оп. 1. Ед. хр. 43. Л. 1.

Дат.: после 23 августа 1919? — по дате начала заполнения альбома И. В. Одоевцевой (см.: Одоевцева И. В. На берегах Невы. М., 1988. С. 265).

Фрагмент данного ст-ния (первая строфа, неточно) был восстановлен по памяти И. В. Одоевцевой и помещен Г. П. Струве в СС II в раздел «Стихи».

Текст автографа (б. д. и подписи) атрибутирован как «Стихотворение Одоевцевой Ирины», почерк неопределенный. Такая атрибуция вывела данную единицу хранения за пределы собственно «гумилевской» части фонда, между тем, как в этом теперь легко убедиться, авторство текста сомнения не вызывает и лишний раз доказывает поразительную память Одоевцевой-мемуаристки и достоверность сообщенных ей сведений о Гумилеве. Ст. 2 — очевидное «каламбурное» словоупотребление, смешивающее среднеазиатскую реку Аму-Дарья и кавказское Дарьяльское ущелье, воспетое Лермонтовым. Ст. 5–8 — ср. со ст. 13–16 ст-ния № 34 в т. IV наст. изд. Ст. 7 — возможна перекличка с «Тайным сродством» Т. Готье, входящим в переведенные Гумилевым «Эмали и камеи», ср.:

Печ. по: ПС 1923.

ПС 1923, СС II, Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, СС (Р-т) II, Соч I, СП (Ир).

Дат.: лето 1920 г. — по датировке Г. В. Иванова со слов М. Л. Лозинского.

Текст восстановлен по памяти М. Л. Лозинским.

Ст-ние получило рапповскую интерпретацию, где прозвучали обычные для тех лет обвинения в адрес Гумилева. «Война для войны, — писал В. Ермилов, — кровь для крови — вот что осталось “конквистадору” наших дней, не принимающему расстановки борющихся сил в период капитализма, перешедшего в последнюю — империалистическую — стадию. Идеологом вольнонаемнической интеллигенции, идущей на службу к империалистической буржуазии, той интеллигенции, которая служит сейчас Муссолини, того деклассированного полуинтеллигентского сброда, который поставляет мировой буржуазии людей с бомбочкой, беспринципных, безыдейных убийц, — вот чем объективно становится Гумилев. Его биография, участника контрреволюционных заговоров и энергичнейшего бойца белого стана, подтверждает это. Война радовала Гумилева просто потому, что это война <цит. ст-ние>. Эти великолепные в своей торжественно-боевой музыкальности строки были написаны Гумилевым в июне 1920 года!» (Ермилов В. В. За живого человека в литературе. М., 1928. С. 172–173). Высокую оценку этого ст-ния критики тех лет могли дать лишь с помощью цитирования соображений — исходящих с «другой», враждебной стороны. Так, например, В. Саянов перед своими сопоставлениями Гумилева с Маринетти едва ли не сочувственно приводит слова Г. Иванова: «Все полуощущения полутона, всякая смутность и неопределенность сразу исчезли из стихов, как от прикосновения волшебной палочки. Печаль и радость, восторг и негодование, простые слова, ясные чувства заменили недавние исхищрения пресыщенных собою поэтов. По поэзии прокатилась волна прекрасной бодрости, трезвого и радостного воодушевления. <...> И если написанное до сих пор не имеет большой самодавлеющей ценности, симптоматическое значение военных стихов велико <цит. ст-ние>». «Эти слова Гумилева, — пишет В. Саянов, — заставляют еще раз вспомнить Маринетти: «Война — гигиена духа». И там, и здесь — циничное восхваление мировой войны, чуть ли не как высшей самоцели. В этих стихах психологически отражалось презрение капиталиста, посылающего миллионы людей на смерть, к этим людям, проливающим кровь за его же интересы» (Саянов В. М. Очерки по истории русской поэзии XX века. Л., 1929. С. 63; То же. См. в его кн.: От классиков к современности (критические статьи). Л., 1929. С. 116). Позднее подобное цитирование было сведено к минимуму: «Об империалистической войне он писал восторженно и в то же время рассудочно, почти цинично, — он на весах измерял колбами “кровь лиловую немцев, голубую французов и славянскую алую кровь”, он сравнивал “ура” бросаемых на убой солдатских масс с “пеньем трудный день окончивших жнецов”» (Селивановский А. Очерки русской поэзии XX века. Глава вторая. Распад акмеизма // Литературная учеба. 1934. № 8. С. 27).

Печ. по: СС II. Текст восстановлен по памяти И. В. Одоевцевой.



СС II, СС (Р-т) II.

Дат.: осень 1920 г. — по датировке И. В. Одоевцевой (см.: СС II. С. 343).

Письмо Н. С. Гумилева И. В. Одоевцевой. Ст. 7–8. — Элоиза — возлюбленная философа А. Абеляра (1079–1142), трагический роман которых отражен в переписке 1132–1135 гг. Публикация переписки Абеляра с Элоизой стала источником многочисленных любовных сюжетов в литературе XII–XIX вв. (Ф. Петрарка, А. Поуп, Ж. Ж. Руссо и др.). Ст. 9. — Званка — усадьба Г. Р. Державина под Новгородом, воспетая им в послании «Евгению. Жизнь Званская».

Печ. по: Одоевцева И. В. На берегах Невы. М., 1988. Текст восстановлен по памяти И. В. Одоевцевой.

Дат.: конец 1920 г. — по датировке И. В. Одоевцевой (см.: Одоевцева И. В. На берегах Невы. М., 1988. С. 267).

Печ. по: Форш О. Д. Сумасшедший корабль: Роман. Рассказы. М., 1988. Текст восстановлен по памяти О. Д. Форш.

СС II, СС (Р-т) II.

Дат.: начало 1921 г. — по датировке Г. П. Струве (СС II. С. 333).

Историю создания этого стихотворения рассказывал в своих воспоминаниях о Гумилеве Рождественский: «Как-то... происходила продовольственная выдача по карточкам сырых яиц в “Доме литераторов”. Яйца оказались далеко не свежими, и многие отказывались от них. Но какой-то отставной полковник бывшей царской армии, по фамилии, кажется, Беловенец, ходил с кошелкой вдоль очереди и спрашивал: “Вы не берете яичек? Давайте я возьму”. И тут же возникло следующее незамысловатое произведение: <цит. ст-ние>. Это было пародией на длинное стихотворение Н. Оцупа, у которого действительно встретилась строчка “умеревший офицер”» (Рождественский Вс. Н. С. Гумилев (Из запасов памяти) // Николай Гумилев. Исследования и материалы. С. 423).

Печ. по: Вестник русского студенческого христианского движения (Paris). 1970. № 98. С. 64–65 (в статье Н. Струве).

Среди других имен... Сб. лагерной поэзии. М., 1990, Лит. газета. 1989. 5 июля (№ 27).

Дат.: август 1921 (?) — по историческому контексту, связанному с созданием данного апокрифа.

Текст данного ст-ния чаще всего приводится в различных биографических работах о Гумилеве в качестве «последнего стихотворения», якобы написанного поэтом непосредственно перед расстрелом на стене камеры. «Мы ничего не знаем о происхождении... “тюремного” стихотворения Н. Гумилева, — писал Н. Струве. — Оно сейчас довольно широко ходит в списках в среде литературоведов, но как, из какого архива попало им в руки, нам не известно. Однако общее впечатление и стилистический анализ говорят в пользу подлинности этих предсмертных стихов Гумилева. В худшем случае мы имеем дело с первоклассным подражанием, написанным большим знатоком гумилевской поэзии, усвоившим не только ее внешние приемы, но и дух.

Сама форма шестистишья встречается в творчестве Гумилева очень часто: “Сон Адама”, “Из логова Змиева...”, “Ослепительное”, большая поэма “Открытие Америки” <...>, знаменитые “Пятистопные ямбы”, “Снова море”, “Видение”, “Отражение гор”... В “Отражении гор” (имеется в виду гумилевский перевод из Ли Цэи, вошедший в книгу переводов поэзии “Фарфоровый павильон”[7]), по времени наиболее близком к нашему стихотворению, первый стих также делится на два симметричных полустишья: “Сердце радостно, сердце крылато”, причем “крылато” рифмуется с “заката”. Эта рифма встречается также в стихотворении “Вечер” (“Колчан”): “Как этот вечер грузен, не крылат, / С надтреснутою дыней схож закат”, — и в стихотворении “Неаполь”. Слово “крылатый” принадлежит к излюбленным словам Гумилева и отражает одну из сторон его духа. Образ корабля — самая частая метафора у Гумилева. Само слово “каравелла” употреблено в ранней поэме “Открытие Америки”, написанной шестистишиями и окрашенной в характерные для Гумилева вечерние тона (“...солнце в бездне огненной воды”). В той же поэме встречаем выражение “младший брат”: “Старый кормщик, рыцарь иль пират / Ныне он Колумбу младший брат”.

7

См. прим. 6.