Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 84



21. Алжир и Тунис

От Европы старинной Оторвавшись, Алжир, Как изгнанник невинный, В знойной Африке сир. И к Италии дальной Дивно выгнутый мыс Простирает печальный Брат Алжира, Тунис. Здесь по-прежнему стойки Под напором ветров Башни римской постройки, Колоннады дворцов. У крутых побережий На зеленом лугу Липы, ясени те же, Что на том берегу. И Атласа громада Тяжела и черна, Словно Сьерра-Невада Ей от века родна. Этих каменных скатов Мы боялись, когда Варварийских пиратов Здесь гнездились суда. И кровавились воды, И молил Сервантес Вожделенной свободы У горячих небес. Но Алжирского бея Дни давно пронеслись. За Алжиром, слабея, Покорился Тунис. И былые союзы Вспомнив с этой страной, Захватили французы Край наследственный свой. Ныне эти долины Игр и песен приют, С крутизны Константины Христиан не столкнут. Нож кривой янычара Их не срубит голов И под пулей Жерара Пал последний из львов. И в стране, превращенной В фантастический сад, До сих пор запрещенный, Вновь зацвел виноград. Средь полей кукурузы Поднялись города, Где смакуют французы Смесь абсента и льда. И глядят бедуины, Уважая гостей, На большие витрины Чужеземных сластей. Но на север и ныне Юг оскалил клыки. Всё ползут из пустыни Рыжей стаей пески. Вместо хижин — могилы. Вместо озера — рвы... И отходят кабилы, Огрызаясь, как львы. Только белый бороться Рад со всяким врагом, Вырывает колодцы, Садит пальмы кругом. Он выходит навстречу Этой тучи сухой, Словно рыцарь на сечу С исполинской змеей. И как нежные девы Золотой старины, В тихом поле посевы Им одним спасены.

22

Уже подумал о побеге я, Когда читалась нам Норвегия, А ныне горшие страдания: Рассматривается Испания. Но, к счастью, предстоит нам далее Моя любимая Италия. Н<иколай> Г<умилев>, 21 ноября 1918

23

Не Царское Село — к несчастью, А Детское Село — ей-ей! Что ж лучше: жить царей под властью Иль быть забавой злых детей? Н. Гумилев, 12 июля 1919, Царское (Детское) Село

24. Евангелическая церковь

Тот дом был красная, слепая, Остроконечная стена. И только наверху, сверкая, Два узких виделись окна. Я дверь толкнул. Мне ясно было, Здесь не откажут пришлецу. Так может мертвый лечь в могилу, Так может сын войти к отцу. Дрожал вверху под самым сводом Неясный остов корабля, Который плыл по бурным водам С надежным кормчим у руля. А снизу шум взносился многий, То пела за скамьей скамья, И был пред ними некто строгий, Читавший книгу Бытия. И в тот же самый миг безмерность Мне в грудь плеснула, как волна, И понял я, что достоверность Теперь навек обретена. Когда я вышел, увидали Мои глаза, что мир стал нем. Предметы мира убегали, Их будто не было совсем. И только на заре слепящей, Где небом кончилась земля, Призывно реял уходящий Флаг неземного корабля.

25. Мой час

Еще не наступил рассвет, Ни ночи нет, ни утра нет, Ворона под моим окном Спросонья шевелит крылом И в небе за звездой звезда Истаивает навсегда. Вот час, когда я всё могу: Проникнуть помыслом к врагу Беспомощному и на грудь Кошмаром гривистым скакнуть. Иль в спальню девушки войти, Куда лишь ангел знал пути, И в сонной памяти ее, Лучом прорезав забытье, Запечатлеть свои черты, Как символ высшей красоты. Но тихо в мире, тихо так, Что внятен осторожный шаг Ночного зверя и полет Совы, кочевницы высот. А где-то пляшет океан, Над ним белесый встал туман, Как дым из трубки моряка, Чей труп чуть виден из песка. Передрассветный ветерок Струится, весел и жесток, Так странно весел, точно я, Жесток — совсем судьба моя. Чужая жизнь, на что она? Свою я выпью ли до дна? Пойму ль всей волею моей Единый из земных стеблей? Вы, спящие вокруг меня, Вы, не встречающие дня, За то, что пощадил я вас И одиноко сжег свой час, Оставьте завтрашнюю тьму Мне также встретить одному.