Страница 7 из 11
Класс!
Это же может быть чертовски интересным чтением.
Так можно одновременно рассказать своим людям об удивительном и справедливом совпадении её давних слов с правильными ответами сегодняшнего дня, а немцев познакомить с современным русским взглядом на события прошлых лет, из-за которых две страны напрасно ссорились, мирились и страшно воевали.
Слова, которые будут объединять.
Как же Марион нужна этому миру сейчас!
Времена сейчас для мира трудные. Люди в растерянности – им очень нужны правильные ответы. Но где они? Как их найти? Кому верить?! А тут, рядом, – человек, который полвека назад говорил об этом, предвидел! Потому что говорил об истинном, о неизменном!
Всё, что происходит с нами сейчас, уже было. Правда, давно.
И жили тогда удивительные люди, которые о происходящем вокруг них хотели знать многое. Сегодняшние пластмассовые европейские мальчики-президенты и девочки-гинекологи-министры обороны думают, что они самые умные и только они вправе придумывать и принимать решения, убивающие народы.
Чушь!
Эти холёные марионетки не были беженцами, не покидали свои дома под грохот близких взрывов, не держали на руках умирающих от боли близких людей. Но ведь это всё было! Век назад, полвека назад разные люди в разных странах уже совершали ошибки, погибали из-за неправильных решений других людей, кровью приобретали опыт и убеждались как надо жить, чтобы не допускать трагедий и ужасной вражды народов.
Унизительным и трагичным было бегство графини Марион из родного дома – а сейчас миллионы бегут от войны из Сирии, Ливана, Украины…
Европа и тогда разламывалась с кровью, с трагедиями народов. И сейчас… Люди ничему не учатся, ничего не понимают, ничего не помнят?
И опять в разных уголках мира слышны героические слова трусливых политиков о скорой поставке им какого-то чудо-оружия. Вот, вот – и они победят всех своих врагов.
И это тоже было. В сорок пятом…
Название его будущей книги?
На обложке должно быть написано то, что непременно заставит человека открыть книгу и обязательно прочитать первые строчки.
Ну, а потом…
Как у него получится, как он сумеет.
Название?
Например, «Русский разговор с «красной» графиней»?
Ого! Здорово.
Пусть так и будет.
Любого издателя придётся прижать к стенке, если попробует не соглашаться.
И главное – случайно, немного печально, создалась эта уникальная возможность.
Ведь кроме него, никто из литераторов не жил в имении Марион. Ладно, на развалинах её имения…
Никто не бродил туманным утром по берегам её озера, не глядел из-под прозрачной воды на солнце в холодном омуте древней запруды, не поднимался по ступенькам ветхой лестницы, по которым век назад взбегала с озорным смехом юная Марион.
Они же похожи!
Ведь она когда-то потеряла всё, и он потерял в жизни многое. Она смогла выстоять и стать великой. Он не хочет достигать подобных высот, но чувствует и надеется, что в словах Марион сможет отыскать нужные ответы и для себя.
А главное – никто, кроме него, не знает, как надо писать честную книгу о Марион!
Но одному не справиться.
Немецким языком он не владеет. Чтобы не ошибиться в точных мелочах перевода, нужен профессионал.
Чтобы профессионал заинтересованно работал, для него нужны деньги.
Ха…
Хозяин вроде что-то говорил, что у Марион есть много родственников в Европе?
Точно.
Благодарные потомки – деньги – отличная книга. Значит, в этом направлении и нужно искать.
Как же много ему нужно знать о Марион!
Первые часы он бесился от невозможности приступить к точной работе.
Знал, что нужно делать, но никак не мог.
Основа его будущей книги – слова Марион, а их, правильных и понятных для будущих читателей, у него пока нет.
Несколько раз пробовал искать её цитаты в сети, находил какие-то фрагменты, пытался переводить с немецкого через компьютер, но получалась совсем неубедительная суета. Он понимал тщетность своих жалких попыток, психовал.
Было каменное отчаяние: «Ну кто я такой?! Нищий, бездомный, никому не известный писатель. А она – всемирно известная личность, политик, журналист…»
Быть на расстоянии минут от возможности настоящего, боевого старта, но при этом звереть от собственной беспомощности, каждый раз открывая черновики своего текста и осознавать полнейшую зависимость от неопределённого по времени получения достоверной информации.
Убедил себя быть упрямым.
Сжал зубы, не думал ни о чём другом, в работе не отвлекался даже на лишний вздох.
Уже первые найденные и прочитанные фразы Марион – прекрасны!
Его же собственные строчки без её точных слов – ничтожны.
Он понимал это, но продолжал упрямо садиться за компьютер.
Не имея возможности слышать ответы Марион, он пока спрашивал и говорил сам.
Нужно искать необходимое, собирать по крупицам, ошибаться в большом и в малом, зачастую делать лишнее, иногда злиться на себя, но – работать!
Упрямо работать.
Пришло время и во дворце прусского имения Фридрихштайн под Кёнигсбергом появилась очаровательная крохотная девочка, которую звали графиня Марион Хедда Илзе Дёнхофф.
Роскошь на публике, аскетизм в быту и благочестие лютеран являлись стилем большой семьи Дёнхофф.
Отец Марион, дипломат и депутат рейхстага, был намного старше своей жены; когда родилась младшая дочь, ему было уже шестьдесят четыре года. Когда он умер, дочери не исполнилось и десяти лет.
Отцу нравилось быть лёгким на подъём путешественником, он служил дипломатом в германских посольствах – в Санкт-Петербурге и Вашингтоне, состоял членом не только наследственного Прусского сената, но и выборного германского Рейхстага. Родственник монарха, он профессионально интересовался искусством.
«Марион, ты очень страдала, когда ушёл из жизни твой отец? Переживала? Плакала?»
Отца своего я почти не знала. Когда он умер в возрасте семидесяти пяти лет, мне ещё не было и десяти. Тот день очень хорошо сохранился в моей памяти. Это был солнечный сентябрьский день: в доме царила непривычная атмосфера, все пребывали в каком-то угнетённом состоянии. Вижу себя, сидящей в полном одиночестве на стуле в большом зале; сижу, свесив ноги; паркет разрисован солнцем в причудливые узоры. И лишь жужжание осы нарушает мёртвую тишину вокруг меня.
Детство в Восточной Пруссии
Марион Дёнхофф, 1988
«А с отцом ты дружила? Была ли тебе интересна его жизнь? Он рассказывал о своих путешествиях?»
Когда днём я замечала отца бродившим по дому, я старалась быстренько куда-нибудь спрятаться – из боязни, как бы не пришлось читать ему вслух. У него было очень плохое зрение, и поскольку домашние следили за тем, чтобы не переутомлять секретаршу, а ему всегда не терпелось узнать, о чём пишут ещё две-три газеты, отцу буквально приходилось выслеживать детей, требуя от них помощи. И старшие дети не любили попадаться ему, поскольку у них находились более интересные занятия; для меня же, ещё и читать-то как следует не умевшей, было просто мучением, когда, не сумев улизнуть, я вынуждена была пробираться сквозь совершенно непонятные для меня тексты, произнося их чуть ли не по складам.
Детство в Восточной Пруссии
Марион Дёнхофф, 1988
«Дети обычно чем-то, даже самыми незначительными чертами и привычками, напоминают своих отцов. Ты, Марион, старалась быть похожей на него?»