Страница 66 из 71
Почти одновременно с Освенцимским судебным процессом, открывшимся во Франкфурте-на-Майне в 1963 г., началась новая фаза интенсивного исследования национал-социализма[288]. Свою роль сыграло и происходившее тогда возвращение немецких документов от западных союзников, но речь шла прежде всего о реакции на тенденцию объявить разбирательство с национал-социалистическим прошлым законченным, которая стала доминирующей в послевоенном западногерманском обществе. После того как следственно-розыскные усилия органов правосудия в 1958 г. были окончательно централизованы[289], поколение посвященных и соучастников вдруг столкнулось лицом к лицу с немецкими преступлениями на Востоке, а поколение военных детей увидело в них собственных родителей, онемевших от подавляемого чувства личной вины. Параллельно с новым всплеском академического интереса к «фашизму в контексте его эпохи» (так называлась основополагающая работа Эрнста Нольте[290]) в последующие годы начался ренессанс левых теорий фашизма, которые, однако, весьма мало удовлетворяли несомненно существующую потребность наверстать упущенное в теоретической области современной исторической науки и в конечном итоге внесли незначительный вклад в расширение исторического знания о национал-социалистической эпохе.
Более продуктивными оказались дебаты о структуре национал-социалистической системы, наложившие свой отпечаток на исследования 1970-х гг., которые отталкивались в первую очередь от новаторской интерпретации гитлеровского государства, предложенной Мартином Брошатом[291]. Растущие различия в интерпретативном подходе между представителями традиционной описательной истории политики и новой социальной и общественной истории привели к разногласиям, которые вылились в спор (иногда чрезвычайно ожесточенный) о познавательном потенциале теорий тоталитаризма или фашизма[292]. Так называемые интенционалисты интерпретировали Третий рейх как определявшуюся неограниченной властью Гитлера и его политической «программой» тоталитарную диктатуру, которая «разворачивалась», по сути, вполне предсказуемым образом, а так называемые структуралисты, ссылаясь порой на аналогичные феномены в других фашистских движениях, подчеркивали наличие конкурирующих властных групп, хаотичных внутренних структур, заставлявшее Гитлера вновь и вновь утверждать свою власть с помощью компромиссов и радикализации[293]. В конце концов спорящие намертво увязли в вопросе о том, какая структура власти была характерна для Третьего рейха — монократическая или поликратическая[294].
Задним числом можно только удивляться подобной жесткости позиций, тем более что в то же самое время проводимые при активном участии зарубежных ученых региональные исследования[295] все нагляднее выявляли несостоятельность прежнего представления о монолитном «государстве фюрера». С их помощью исследователи национал-социализма в 1980-е гг. шаг за шагом пришли к повседневной истории; участники «Баварского проекта»[296] Института современной истории впервые предприняли более масштабную попытку в этом направлении. Новая перспектива исследований не могла и не должна была заменить политическую структурную историю, но она просто напрашивалась при изучении поведения населения в Третьем рейхе, на которое раньше почти не обращали внимания: причин приспособленчества и сопротивления, условий, заставлявших людей клевать на приманки системы или отвергать ее посягательства. Осуществлявшаяся почти параллельно, с применением инструментария «устной истории», разработка «истории образа жизни и социальной культуры»[297] и начатые вслед за тем исследования «социальной истории перелома в Германии»[298] вели ученых еще дальше в направлении эмпирически понимаемой истории национал-социалистической эпохи.
После первоначального скепсиса и предупреждений не увлекаться изучением прошлого под микроскопом, слепым в структурном отношении, плодотворность «истории снизу» позже практически перестала оспариваться[299]. Историки, дидактики и педагоги рассматривали ее как перспективный путь передачи знаний о периоде национал-социализма, результаты двух школьных конкурсов подтвердили их правоту[300]. Начавшаяся не в последнюю очередь в данном контексте работа «исторических мастерских» и инициативных групп привела к сохранению и зачастую к значительному расширению знания об исторических структурах на местах. Правда, немало научных достижений, вызвавших восторг научного сообщества, свидетельствовали только о том, сколь многое давно известное непрерывно предается забвению.
Увеличение временной дистанции, отделяющей нас от национал-социализма, и соответственно уход все большего числа современников национал-социалистической эпохи обострили эту проблему[301]. В течение 1980-х и 1990-х гг. становилось все яснее, что знание истории Третьего рейха не представляет собой недвижимое общественное имущество, а должно рассматриваться как перманентный диалектический процесс познания. Его меняющиеся темы и формы оказались зеркалом духовного состояния республики, которая в значительной степени самоопределялась путем критического осмысления национал-социалистического прошлого.
Нужно признать, что актуальная социальная проблематика начала 1980-х гг. немало способствовала общественному интересу к проблемам социально-политического развития и судьбе преследуемых меньшинств при национал-социализме[302]. При этом в области политики здравоохранения и в отношении развития медицины и психиатрии в Третьем рейхе исследовательские импульсы поначалу исходили не от гильдии историков, а от врачей и психиатров, старавшихся пролить свет на темные страницы истории своего сословия, которые лежали на совести поколения их учителей и после 1945 г. всячески замалчивались. В то же время росли конкретные знания о стерилизации «больных наследственными болезнями», убийстве умственно отсталых, преследовании цыган, дискриминации гомосексуалистов и других групп, объявленных в Третьем рейхе «неполноценными». Происходило это в первую очередь потому, что жертвы или их родственники после десятилетий молчания обратились к общественности, требуя морально-политического признания совершенной несправедливости. Судьба дезертиров, история юстиции вермахта[303]именно таким путем привлекли общественное внимание, так же как и заново вставший после окончания конфликта между Востоком и Западом на политическую повестку дня вопрос о компенсации тем, кого угоняли на принудительные работы[304].
Пятидесятая годовщина прихода национал-социалистов к власти дала в 1983 г. повод для многочисленных общественных мероприятий, массы новых публикаций и переиздания прежних, а также для проведения международной конференции в берлинском рейхстаге[305]. Последняя задумывалась как итог нескольких десятилетий напряженной научной работы, а на деле стала началом новой волны исследований. Вдохновленные открытым этой годовщиной двенадцатилетним циклом памяти политика и издание книг по современной истории подчинились беспримерному диктату «круглых» памятных дат. Таким образом, сороковая годовщина окончания войны в 1985 г. также послужила поводом для речи президента ФРГ, получившей широкий международный резонанс[306].
288
Появившиеся в этой связи экспертные заключения Ганса Буххайма об СС, Мартина Брошата о системе концентрационных лагерей, Ганса-Адольфа Якобсена о «приказе о комиссарах» и массовых казнях советских военнопленных, Гельмута Краузника о преследовании евреев были опубликованы: Anatomie des SS-Staats. Olten; Freiburg, 1965 (7. Aufl. München, 1999).
289
Учрежденная тогда «Центральная служба земельных управлений юстиции по расследованию национал-социалистических преступлений» в Людвигсбурге провела в последующие годы весьма ценную работу, также стимулировавшую дальнейшие исследования. См.: Rückerl A. NS-Verbrechen vor Gericht. Versuch einer Vergangenheitsbewältigung. Heidelberg, 1982.
290
Nolte E. Der Faschismus in seiner Epoche. Die Action française — Der italienische Faschismus — Der Nationalsozialismus. München, 1963.
291
Broszat M. Der Staat Hitlers. Grundlegung und Entwicklung seiner i
292
Документацию о дебатах обоих направлений см.: Totalitarismus und Faschismus. Eine wissenschaftliche und politische Begriffskontroverse. München; Wien, 1980 (там же ссылки на литературу). На стороне «интенционалистов» тогда выступали Карл-Дитрих Брахер, Эберхард Йеккель, Клаус Хильдебранд, Андреас Хильгрубер, на стороне «структуралистов» — в первую очередь Ганс Моммзен, Мартин Брошат и, с некоторыми оговорками, Вольфганг Шидер.
293
См., напр.: Jäckel Е. Hitlers Herrschaft. Vollzug einer Weltanschauung. Stuttgart, 1986; Mommsen H. Der Nationalsozialismus und die deutsche Gesellschaft. Ausgewählte Aufsätze. Reinbek, 1991.
294
Der «Führerstaat»: Mythos und Realität. Studien zur Struktur und Politik des Dritten Reiches / Hrsg. G. Hirschfeld, L. Kettenacker. Stuttgart, 1991. Насколько выхолостилась при этом полемика, показывает синтезирующий ее тезис Х.-У. Тамера: «В Третьем рейхе имелись сильная монократическая верхушка иодновременно поликратические властные структуры. Одно обусловливало другое» (Thamer H.-U. Verführung und Gewalt. Deutschland 1933–1945. Berlin, 1986. S. 340). Из работ, появившихся с тех пор, см. прежде всего: Rebentisch D. Führerstaat und Verwaltung im Zweiten Weltkrieg. Verfassungsentwicklung und Verwaltungspolitik 1939–1945. Wiesbaden, 1989; Kershaw I. Hitlers Macht. Das Profil der NS-Herrschaft. 2. Aufl. München, 2000.
295
См., напр.: Peterson E. N. The Limits of Hitler’s Power. Princeton, 1969; Orlow D. The History of the Nazi Party. 1919–1933, 1933–1945. Pittsburgh, 1969, 1973. Еще раньше вышла работа, с которой в наглядности вряд ли могут потягаться все последующие исследования: Allen W. S. «Das haben wir nicht gewollt!» Die nationalsozialistische Machtergreifung in einer Kleinstadt 1930–1935. Gütersloh, 1966. Определенное завершение эта исследовательская традиция нашла в позднем исследовании Вальтера Штруве: Struve W. Aufstieg und Herrschaft des Nationalsozialismus in einer industriellen Kleinstadt. Osterode am Harz 1918–1945. Essen, 1992 (там же резюмирующий обзор истории региональных исследований).
296
Bayern in der NS-Zeit / Hrsg. M. Broszat u. a. 6 Bde. München, 1977–1983. Частичное резюме см.: Broszat M., Fröhlich E. Alltag und Widerstand. Bayern im Nationalsozialismus. München; Zürich, 1987.
297
«Die Jahre weiß man nicht, wo man die heute hinsetzen soll». Faschismuserfahrungen im Ruhrgebiet / Hrsg. L. Niethammer. Berlin; Bo
298
Von Stalingrad zur Währungsreform. Zum Sozialgeschichte des Umbruchs in Deutschland / Hrsg. M. Broszat, K.-D. Henke, H. Woller. München, 1988.
299
Аргументы, приводившиеся сторонниками и противниками этого метода, так же как указания на литературу, можно найти в опубликованных материалах коллоквиума: Alltagsgeschichte der NS-Zeit. Neue Perspektive oder Trivialisierung? München, 1984.
300
См. ежегодники школьного конкурса по немецкой истории на премию президента ФРГ: Alltag im Nationalsozialismus 1933 bis 1939 / Hrsg. D. Galinski, U. Lachauer. Hamburg, 1982; Die Kriegsjahre in Deutschland 1939 bis 1945 / Hrsg. D. Galinski, U. Lachauer, W. Schmidt. Hamburg, 1985.
301
См. об этом и нижеследующем: Frei N. Abschied von der Zeitgenossenschaft. Der Nationalsozialismus und seine Erforschung auf dem Weg in die Geschichte // Werkstatt Geschichte. 1998. Jg. 7. № 20. S. 69–83.
302
Почти идеальный пример: Beiträge zur nationalsozialistischen Gesundheits- und Sozialpolitik / Hrsg. G. Aly u. a. Berlin, 1985 ff. Избранную библиографию см.: Medizin und Gesundheitspolitik in der NS-Zeit / Hrsg. N. Frei. München, 1991.
303
Messerschmidt M., Wüllner F. Die Wehrmachtjustiz im Dienste des Nationalsozialismus. Zerstörung einer Legende. Baden-Baden, 1987.
304
См. основополагающее исследование: Herbert U. Fremdarbeiter. Politik und Praxis des «Ausländer-Einsatzes» in der Kriegswirtschaft des Dritten Reiches. Bo
305
Deutschlands Weg in die Diktatur. Internationale Konferenz zur nationalsozialistischen Machtübernahme im Reichstagsgebäude zu Berlin. Referate und Diskussionen. Ein Protokoll / Hrsg. M. Broszat u. a. Berlin, 1983.
306
Weizsäcker R., von. Zum 40. Jahrestag der Beendigung des Krieges in Europa und der nationalsozialistischen Gewaltherrschaft. Ansprache am 8. Mai 1985 in der Gedenkstunde im Plenarsaal des Deutschen Bundestages. Bo