Страница 42 из 71
Картина последующих месяцев, когда, собственно, и закончился путь от депортации и создания гетто к уничтожению евреев, несмотря на десятки лет интенсивных исследований, все еще не совсем ясна. Тому причиной, во-первых, противоречивость самой национал-социалистической «политики», а во-вторых, старания главных действующих лиц по мере сил затушевать чудовищные преступления и свое личное в них участие. Возникающие из-за этого трудности в работе с источниками усугубляются также и тем, что «окончательное решение еврейского вопроса» считалось своего рода государственной тайной. Перед исследователями встает методическая проблема, поскольку о намерениях главной действующей фигуры в конечном счете можно только гадать: мы не знаем, с какого момента фюрер пожелал, чтобы его риторика по поводу уничтожения евреев понималась буквально. Письменный приказ Гитлера, подобный, скажем, его распоряжению о так называемой эвтаназии, так и не удалось обнаружить, и, судя по тому, что нам сегодня известно, вряд ли он когда-нибудь существовал[196].
Кроме того, можно сказать наверняка, что «окончательное решение» — это не следствие отдельного специально принятого решения, а завершение цепи все более радикальных акций. Общей же их предпосылкой, помимо конкретных «поводов» и «обстоятельств» в каждом случае, служила фанатичная идеология, «антисемитизм во спасение»[197], именно этим не в последнюю очередь можно объяснить, почему геноцид евреев всей Европы продолжался, даже когда стал все более отрицательно сказываться на эффективности и транспортных возможностях немецкой военной машины.
Подчеркивая идеологический фактор в подобной оргии уничтожения, мы вовсе не считаем его главной или тем более единственной причиной готовности к участию в ней, проявленной сотнями тысяч немцев. Конечно, для руководителей и организаторов геноцида как в центре, так и на периферии антисемитизм служил политической религией, но этого нельзя с той же уверенностью сказать обо всех их помощниках и исполнителях «окончательного решения»[198]. Достаточно посмотреть, как происходил переход от депортации к массовым убийствам летом 1941 г., одновременно с началом войны против Советского Союза.
Еще за несколько дней до начала операции «Барбаросса» были даны две важнейших директивы: 6 июня — «приказ о комиссарах» тем частям вермахта, которым предстояло вступить в бой с Красной армией, 17 июня — распоряжение Гейдриха карательным отрядам полиции безопасности и СД. Последние уже в Польше свирепствовали в прифронтовой полосе, чаще всего обрушиваясь на евреев. Теперь перед ними ставилась задача ликвидировать «евреев, занимающих партийные и государственные посты», и «прочие радикальные элементы» — и провоцировать погромы. На Западной Украине и в Прибалтике, учитывая преступления, совершенные там НКВД в последние дни советской оккупации, немцам не составляло труда разжечь жажду насилия у местных антисемитов.
Масштабы карательных акций, однако, быстро расширялись, уже в конце июля 1941 г. отдельные отряды начали убивать еврейских женщин и детей[199]. Антибольшевизм играл роль катализатора, заставлявшего вермахт терпеть и поддерживать происходящее, а вскоре и довольно часто принимать в нем участие. Гитлер стимулировал своих командующих на Востоке, заявляя, что речь идет об устранении «еврейско-большевистской интеллигенции». «Обоснованные» подобным образом, для вермахта становились приемлемыми даже такие массовые преступления, как побоище в Бабьем Яру. В овраге на окраине Киева «зондеркоманда 4а айнзац-группы Ц» расстреляла 29 и 30 сентября 1941 г. в общей сложности 33 771 еврея. Это событие выделялось только количеством людей, убитых в ходе одной акции (среди них особенно много было женщин и детей), в самой операции уже не было ничего необычного. Повсюду развесили плакаты, требующие от еврейского населения украинской столицы явиться на сборный пункт для «переселения». При поддержке украинской милиции и «приветствуемые» вермахтом, просившим действовать «радикально», эсэсовцы выгнали людей в чистое поле, отобрали у них одежду и вещи. Некоторые жертвы бросились в овраг еще прежде, чем раздались выстрелы, и благодаря этому остались живы. Дина Проничева, которой удалось потом бежать под покровом темноты, позднее рассказывала: «Вокруг было много недобитых. Масса тел шевелилась, оседая и уплотняясь от движения заваленных людей»[200].
Ничто в этом событии, повторявшемся в следующие месяцы во многих местах на немецком Восточном фронте, не соответствует представлению об абстрактной, механически-хладнокровной преступной практике: вплоть до 1942 г. «решение еврейского вопроса» слагалось из сотен тысяч случаев кровавой бойни, в которой принимали участие тысячи непосредственных исполнителей и которая зачастую имела тесную связь с конкретными интересами не только местного командования вермахта, но и, главным образом, местной оккупационной администрации[201].
Действия айнзац-групп не решали судьбу людей, которых тем временем загоняли в большие гетто, в основном в генерал-губернаторстве, еще менее ясно было, чтб ждет немецких и западноевропейских евреев, общая депортация которых началась с одобрения Гитлера в сентябре 1941 г. Но, поскольку ожидаемой быстрой победы над Советским Союзом не получалось, от пропагандистов и поборников «решения еврейского вопроса» требовали найти выход из «нетерпимого положения», каковое они сами же и создали. Не нужно долго объяснять, что эти поиски велись с ведома и согласия Гитлера; неясно, однако, какую форму приняло его участие в процессе выработки решения осенью — зимой 1941–1942 гг., да и вопрос, вынес ли вообще фюрер «принципиальное решение» (хотя бы устно) и когда именно это произошло, в последнее время вызывает острые споры[202]. Однако вряд ли к тому моменту требовался какой-то дополнительный толчок: импульсы, исходившие не только от Гитлера, давно уже сочетались с конкретной инициативой многих региональных представителей власти и породили динамику, которую едва ли возможно было сдержать.
Когда статс-секретари и высокопоставленные партийные чиновники во главе с Гейдрихом 20 января 1942 г. собрались на вилле в берлинском пригороде Ваннзее для координации мер по «окончательному решению еврейского вопроса», некоторые специалисты по убийству, участвовавшие в закрытой теперь программе эвтаназии, уже приступили к подготовке истребления евреев в генерал-губернаторстве. С декабря 1941 г. в специально сооруженном лагере смерти Кульмхоф (Хелмно) использовались грузовики особой конструкции: в герметично закрытый кузов поступали выхлопные газы, отравлявшие людей. В Освенциме уже в начале сентября состоялись пробные отравления дезинфекционным средством «Циклон Б», а с января 1942 г. был готов к эксплуатации бункер, перестроенный из крестьянского дома под Биркенау. С середины марта в рамках программы, получившей позднее название «акция Рейнгарда», заработали газовые камеры в лагере смерти Бельзек, с апреля — в Собиборе, с июля — в Треблинке. В концлагере Майданек такие камеры использовались около года начиная с осени 1942-го.
Пока на Востоке возникали все новые устройства и сооружения для массового уничтожения, изоляция евреев в Германии принимала все более жесткие формы. Желтая звезда, которую уже почти два года носили евреи в генерал-губернаторстве и присоединенных восточных областях, с 1 сентября 1941 г. позволяла каждому распознать в прохожем еврея и в самой Германии. Носившему такое клеймо не разрешалось практически ничего. Если он осмеливался выйти на улицу, чтобы в строго определенный промежуток времени (в Берлине — с 16 до 17 часов) купить те немногие вещи, на которые еще получал карточки, это стоило ему немалых мучений. Даже обычная вежливость в общении с заклейменным требовала гражданского мужества — и достаточно часто он вместо сочувствия, а тем более помощи встречал агрессивную неприязнь[203]. Тот факт, что все-таки находились немцы, не имеющие в жилах еврейской крови, которые активно заботились о преследуемых и помогли нескольким тысячам «ушедших в подполье», главным образом в крупных городах, дожить до конца войны, лишь сильнее подчеркивает индифферентность большинства. Задолго до вывоза евреев из Германии в сознании многих современников закрепилось представление о них в соответствии с официальным образом врага — не как о согражданах, а как о воплощении заклейменной позором вселенской подлости.
196
См. обзор длительной дискуссии по этому поводу в сб.: Der Mord an den Juden im Zweiten Weltkrieg. Entschlußbildung und Verwirklichung / Hrsg. E. Jäckel, J. Rohwer. Stuttgart, 1985. См. также более поздние работы: Browning С. R. Fateful Months. Essays on the Emergence of the Final Solution. New York, 1985; Burrin P. Hitler und die Juden. Die Entscheidung für den Völkermord. Frankfurt am Main, 1993; Gerlach C. Die Wa
197
Понятие, используемое Саулом Фридлендером (Friedländer S. Das Dritte Reich und die Juden).
198
См. полемику вокруг книги Даниеля Гольдхагена (Goldhagen D. J. Hitlers willige Vollstrecker. Ganz gewöhnliche Deutsche und der Holocaust. Berlin, 1997). Контраргументы относительно мотивов исполнителей точнее всего формулирует Кристофер Браунинг: Browning С. R. Ganz normale Mä
199
Об этом и изложенном ниже см.: Krausnick Н., Wilhelm Н.-Н. Die Truppe des Weltanschauungskrieges. Die Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des SD 1938–1942. Stuttgart, 1981. См. также классическую, много раз дополнявшуюся и переиздававшуюся обобщающую работу: Hilberg R. Die Vernichtung der europäischen Juden. 3 Bde. Frankfurt am Main, 1990.
200
Статья в журнале «Юность» (1967), цит. по: Klee Е., Dreßen W. «Gott mit uns». Der deutsche Vernichtungskrieg im Osten 1939–1945. Frankfurt am Main, 1989. S. 128.
201
Это справедливо подчеркивает Херберт: Nationalsozialistische Vernichtungspolitik 1939–1945 / Hrsg. U. Herbert. S. 57–60.
202
Cm.: Gerlach C. Die Wa
203
Множество наблюдений такого рода см.: Klemperer V. Ich will Zeugnis ablegen bis zum letzten. S. 663–696. См. также: Gruner W Die NS-Judenverfolgung und die Kommunen. Zur wechselseitigen Dynamisierung von zentraler und lokaler Politik 1933–1941 // VfZ. 2000. № 48. S. 75-126.