Страница 14 из 71
Публичные заявления эмигрантов — социалистов и евреев — еще сильнее вредили имиджу гитлеровского правительства. В конце марта генеральный консул Германии в Нью-Йорке телеграфировал в Берлин, что в Мэдисон-Сквер-Гарден запланирован «массовый митинг против якобы творящихся в Германии зверств»[81]. Министр иностранных дел Нейрат не без успеха старался удержать католическое духовенство США от участия в подобных митингах, намечавшихся и в других американских городах, а Геринг взялся проинформировать зарубежную прессу об истинном «положении дел в Германии»: «Никому не вырывали ногти и не отрезали уши, и зрение все сохранили. Число умирающих ежедневно не превышает количества жертв политических инцидентов прошлых лет». Отдельных евреев действительно задерживали и избивали, но «целый ряд членов национальных союзов, которые оказались повинны в злоупотреблениях, были наказаны и исключены». Последнее заявление, естественно, носило исключительно пропагандистский характер, да и уверения Геринга: «Ни правительство, ни я сам никогда не потерпим, чтобы кто-то подвергался преследованию только за то, что он — еврей», — были чистейшей ложью. Не переведя дыхания, прусский премьер-министр объявил о «мерах против разрастания еврейского элемента» и напомнил, «что в народе существуют сильные антисемитские настроения. Но, несмотря на это, магазины открыты — что служит доказательством железной дисциплины, которой сопровождается национальный подъем»[82].
Геббельс и Гитлер руководствовались той же логикой. Канцлер, точно так же меняя местами причины и следствия, обосновывал несколько дней спустя в кругу министров необходимость «защитных мер» против негативной реакции за рубежом, подготовку которых уже начал специально созданный в НСДАП «Центральный комитет по защите от обвинений в зверствах и бойкоте со стороны евреев» под руководством нюрнбергского гауляйтера, главного редактора журнала «Штюрмер» Юлиуса Штрайхера. Невзирая на заверения еврейской общины Берлина и имперского представительства немецких евреев в своей лояльности, национал-социалистическое руководство 31 марта дало сигнал к началу бойкота. На следующее утро перед еврейскими магазинами, приемными врачей и адвокатов были выставлены посты штурмовиков и эсэсовцев. По замыслу организаторов, эта акция должна была «дойти до самой маленькой деревушки, чтобы нанести удар и по мелким еврейским торговцам на селе»[83].
Кампания потерпела двойную неудачу: молчаливое большинство немцев себя с ней не идентифицировало, и независимую зарубежную прессу заставить замолчать не удалось. Американские газеты, естественно, во всех подробностях сообщали о новых формах дискриминации, а немецкие домохозяйки постарались сделать необходимые закупки в еврейских универмагах и текстильных лавках до начала бойкота. И то, и другое можно было предвидеть заранее, так что встает вопрос о более глубинных причинах акции. Ключ к их пониманию дал ее главный организатор — Йозеф Геббельс — в своем выступлении по радио вечером 1 апреля. Новоиспеченный министр пропаганды, оправдывая централизованно подготовленную акцию, намекнул, что в противном случае следует ожидать вспышки неконтролируемого «народного гнева». Это был непревзойденный образец цинизма, содержавший, однако, зернышко истины.
Гитлер, принимая решение о бойкоте, действительно шел навстречу пожеланиям партийных низов: ему нужно было удовлетворить старый радикально-антисемитский лагерь, олицетворяемый руководителем комитета по бойкоту Штрайхером, дать выход «революционной» активности СА и одновременно сделать что-то для традиционной партийной клиентелы в Национал-социалистическом союзе борьбы за ремесленное сословие, чьи экономические претензии были прежде всего направлены против конкуренции со стороны еврейских универмагов. Весьма разнородным элементам внутри национал-социалистического движения, желавшим насладиться властью и силой, в первые апрельские дни 1933 г. сознательно было открыто поле деятельности. В то же время получала обоснование главная претензия партийного руководства, которое теперь могло не только притязать на государственную власть, но и осуществлять ее.
Такую же двойную функцию выполнял изданный несколькими днями позже «Закон о восстановлении профессионального чиновничества»[84], предоставлявший «правовые» средства для очистки государственного аппарата от политически «ненадежных элементов». «Арийский параграф» давал возможность целенаправленно увольнять с государственной службы сотрудников и должностных лиц еврейского происхождения. Характер применения и срок действия закона показывают, что он преследовал в первую очередь «практические» цели. Речь шла конкретно об устранении сравнительно небольших в количественном отношении групп служащих; тем самым продолжалось начатое еще правительством Папена наступление на осторожную «республиканизацию» государственной службы, проводившуюся в Веймарской республике. Лояльности «новому государству» от большинства служащих при этом не требовали. Со всей твердостью направляя процесс чистки в упорядоченно-государственное русло, определяя критерии отношения к евреям-фронтовикам (их благодаря вмешательству Гинденбурга не отправляли в отставку), регулируя рассмотрение претензий на пенсию, закон и позднейшие инструкции по его применению фактически ограничивали влияние рядовых партийцев и штурмовиков, которые своими бесчинствами в последние дни и недели создавали атмосферу величайшей неуверенности, чуть ли не хаоса.
Помимо актуальных политико-тактических мотивов в законе о профессиональном чиновничестве и апрельском бойкоте впервые с момента прихода национал-социалистов к власти нашел выражение их специфический расистский антисемитизм. «Сужение жизненного пространства евреев»[85] продолжалось и потом, но только сентябрьские «нюрнбергские законы» 1935 г. осуществили государственно-правовую дискриминацию немецких евреев, соответствующую национал-социалистической расовой идеологии. Как на этапе превращения НСДАП в массовую партию начиная с 1929–1930 гг., так и в первые годы Третьего рейха антисемитизм не стоял на первом плане ни в политике, ни в пропаганде. Популярность режима росла не благодаря, а, скорее, вопреки юдофобским элементам его политики, которая так и не смогла мобилизовать в свою пользу широко распространенный в народе «традиционный» антисемитизм. Тем не менее первые меры против евреев (как и против «марксистов») в принципе приветствовались как свидетельство решительного «наведения порядка». Политико-нравственное отупение общества, которое воспитывали путем запугивания, прогрессировало.
Впрочем, на протяжении всей своей двенадцатилетней истории режим редко правил исключительно с помощью насилия и террора. Идеология и пропаганда помогали преодолевать трудные периоды, однако не могли служить заменой ощутимых политических успехов или того, что можно было выдать за таковые. Гитлер понимал это лучше, чем другие.
На рубеже 1932–1933 гг. специалисты отметили приостановку экономического спада в стране. Когда ее дополнили политические перемены, Германский конгресс торгово-промышленных палат поспешил дать понять новому канцлеру, что теперь «наибольшее значение приобретает вопрос доверия». Самое главное, говорилось в меморандуме от 1 февраля, «чтобы при сильном правительстве наряду с государственной политикой преодоления партийных разногласий и привлечения всех сил, готовых участвовать в деле возрождения страны, проводилась в жизнь четкая политико-экономическая программа, отвечающая жизненным нуждам частного хозяйства»[86]. Но Гитлер не собирался позволять экспертам диктовать ему, когда и какие программы осуществлять. В недели, предшествовавшие мартовским выборам, в области экономической политики делалось мало, причем вполне сознательно. Правда, «экономическому диктатору» Гугенбергу позволялось предпринимать что-то на благо сельского хозяйства, но, когда рейхсминистр финансов сделал попытку ввести налог на владельцев универмагов (популярный как раз в национал-социалистических кругах как антиеврейская мера), Гитлер скомандовал отбой.
81
Akten der Reichskanzlei. Teil. I. Bd. 1. S. 251.
82
L(ht. no: Schulthess’ Europäischer Geschichtskalender. 1933. Neue Folge 49. S. 77 f.
83
Akten der Reichskanzlei. Teil I. Bd. 1. S. 271, Anm. 3.
84
См.: Mommsen Н. Beamtentum im Dritten Reich. Mit ausgewählten Quellen zur nationalsozialistischen Beamtenpolitik. Stuttgart, 1966.
85
Adam U. D. Judenpolitik im Dritten Reich. Düsseldorf, 1972.
86
Akten der Reichskanzlei. Teil I. Bd. 1. S. 17 ff. (курсив в оригинале).