Страница 7 из 19
После того как официант ушёл, она спросила:
– Ну, герр Ройке, чем вы вчера занимались?
– Вчера? – он на секунду задумался. – Ну, после училища я вечером пошёл на работу, поставил на зарядку несколько электроэкипажей, замерил плотность электролита в аккумуляторах, всё записал в журнал.
– Как интересно! – произнесла Зоя со всей возможной искренностью. – Это, наверное, очень важная и ответственная работа.
Подбодренный такой речью, Генрих стал рассказывать дальше:
– Потом я взял один из экипажей и, чтобы проверить как аккумулятор держит заряд, поехал прокатиться. Вечер был приятен, и экипажей на улице было немного.
– Ах, как жаль, что меня не было с вами, – произнесла девушка, глядя, как официант ставит на стол перед нею кофейник, молочник и чашку.
– Если бы я знал, где вы живёте, я бы обязательно заехал за вами, – отвечал ей молодой человек.
– Ну, – Зоя подождала, пока официант нальёт ей кофе, потом налила себе сливок и стала насыпать сахар, – возможно, я вам как-нибудь скажу, где я живу.
– Я очень хотел бы знать это, – застенчиво и мило сказал Генрих и, поняв, что Зоя пока не собирается ему ничего говорить на сей счёт, продолжил: – А как стало темнеть, я заехал на улицу Юнгфернштиг. Прокатился по набережной и поглядел на дворец.
Глава 5
Зоя не стала хвалить молодого человека за это – он явно всё ещё не понимал, с кем имеет дело и как это опасно, – но и ругать не стала: не нужно отбивать у человека желание хоть как-то помочь, пусть даже эта помощь эфемерна. Дева просто сказала ему:
– Генрих… Во дворце живут очень опасные люди, и, что ещё хуже, у этих людей очень внимательные глаза; не нужно там часто бывать, вас начнут узнавать. И тогда…
Зоя не стала заканчивать фразу, но всё, что она сказала, девушка произнесла столь многозначительным тоном, что до молодого человека смысл сказанного дошёл как нельзя лучше и он даже начал оправдываться:
– Ну, я туда подъезжаю, как правило, когда уже темнеет, да и на разных колясках, стою у набережной, вряд ли кто-то обратит на меня внимание.
– Понимаете, – Зоя приготовила себе кофе, как она любила: на поверхности напитка плавали круглые капельки жира от сливок, напиток был в меру горяч и в меру сладок; она сделала глоток и была удовлетворена им, и потому продолжила, уже немного смягчившись: – Понимаете, Генрих, нельзя это делать просто так, по наитию или по вдруг возникшему желанию: ой, мне нечего делать, поеду-ка я на Юнгфернштиг, постою в темноте и понаблюдаю за дворцом с опасными людьми. Понимаете, во всём должен быть смысл. Наблюдение не должно вестись ради наблюдения, ни к чему хорошему такое наблюдение не приведёт, вас просто равно или поздно заметят. Заметят и изобьют для начала, и это будет самый понятный для нас с вами результат необдуманных действий. Не дай Бог, если они захотят выяснить, зачем вы там околачиваетесь.
Дева могла закончить это: «Вот потому-то я и не даю вам мой адрес», но не стала этого говорить, а сделала ещё один глоток из чашки; а когда снова поставила посуду на стол, удивилась, увидав, что молодой человек глядит на неё широко раскрытыми глазами.
– Что? Почему вы на меня так смотрите? – она даже немного испугалась, подумав, что он заметил что-то на её лице, но господин Ройке успокоил её:
– Я удивляюсь тому, как вы складно говорите; вы делаете это так, словно читаете мне вслух какую-то умную книгу, или как мой учитель в школе, который тоже мог умно говорить. Мне всё чаще кажется, что вы закончили какую-то частную дорогую школу, вы так образованны. В какой школе так хорошо обучают девушек?
Это был как раз один из тех вопросов, которых Зоя должна была избегать. Всё, что касалось её личности и её прошлого и что можно было перепроверить, необходимо было всегда держать в секрете, и Зоя произнесла:
– Речь идёт не о моей школе, Генрих, речь о вашей безопасности, – и чтобы усилить эффект и отвлечь его от выяснения, в какой школе она училась и почему такая умная, дева добавила: – Вы мне небезразличны, и я не хочу, чтобы с вами случилось что-то нехорошее, тем более без всякой на то необходимости.
Конечно, эти слова сразу выбили из головы молодого человека желание узнать что-то про школу девушки, он заёрзал на стуле, заулыбался и поправил галстук. И немудрено, не каждый день молодому человеку доводилось слышать от очень красивой девушки, что он ей небезразличен. И, окрылённый этой новостью, он тут же решил выдать одну мысль, которая пришла к нему ещё вчера вечером и которая до сих пор казалась ему интересной.
– Вы знаете, фройляйн Гертруда, вчера, когда я наблюдал за домом, я увидал, как к дому подошла продавщица сигарет, знаете, это такая девушка, что разносит сигареты на таком специальном лотке, там много столиков на улице, дамы и господа сидят до глубокой ночи, и вот такие девушки…
– Генрих, я знаю, кто такие разносчицы сигарет, – произнесла Зоя, отламывая вилкой кусочек пирога.
– Так вот, одна такая девушка поднялась по лестнице прямо к парадной двери этого дворца и позвонила в звонок. И ей открыли, и лакей, открывший дверь, купил у неё сигареты.
Дева перестала жевать, она внимательно смотрела на своего собеседника.
– Думаете, сигареты у неё купил Джеймс?
– Нет, нет, – Ройке покачал головой, – вы говорили, что этот Джеймс старик, а покупал сигареты ещё не старый мужчина.
– И в чём же тогда смысл этой истории с сигаретами? – Зоя снова принялась за пирог.
– Я просто подумал… Ну, вы же рассказывали, кажется, что он там… ваш Джеймс в том доме вроде как чистит обувь.
– Не помню, – отвечала девушка, – может, и говорила, и что с того? Объясните, Генрих.
– Вот я поглядел вчера на ту девушку с сигаретами и подумал…
– О чём вы подумали? – Зоя всё ещё не понимала, куда он клонит. – При чём тут девушка с сигаретами и Джеймс?
– Ну, – он не знал, как лучше начать. – Если девушка с сигаретами – и так спокойно подошла к дому, позвонила в дверь, то…
– Что «то»?
И тут Генрих начал:
– Недалеко от той мастерской, где я работаю, есть небольшая фабрика по производству ваксы и гуталинов, фабрика «Ноенга и Гукка», а также там делают всякие крема для разноцветной обуви. А ещё вазелинов… Ну и скипидар разливают, и ещё что-то… И вот каждое утро из этой фабрики в город выходят два десятка разносчиков ваксы и всего остального, у них такие же лотки, как и у продавщиц сигарет, они носят эти товары по городу, показывают людям, рекламируют и продают…
Тут до Зои стало доходить, куда клонит Генрих, и она, позабыв и про пирог, и про кофе, медленно произнесла:
– И вы думаете…
– Угу, – кивнул молодой человек, – думаю устроиться к этим Ноенгу и Гукку на фабрику таким разносчиком, и с таким вот лотком с ваксами прийти ко дворцу и позвонить в дверь. Раз ваш Джеймс чистит обувь, наверное, его позовут сделать закупки, и тогда я смогу с ним переговорить.
Ах, что это была за мысль! Зоя уже всю голову себе сломала, размышляя, как же ей добраться до старика, что помог ей выбраться из дома Холодной ведьмы. Она с этой мыслью ложилась спать и просыпалась, но ничего лучше, чем попытаться встретить Джеймса на улице, ей в голову не приходило. А попробуй его ещё встреть! Ведь слуги не часто покидают дворец. Нужно ждать, когда господа дадут им выходной. А как узнать, когда это случится? В общем, дева понятия не имела, как ей выйти на слугу Холодной ведьмы, а посему предложение господина Ройке показалось ей как минимум очень интересным, а честно говоря – единственно возможным вариантом успеха. Но когда девушку готовили в монастыре, её учили проверять вероятности и предвидеть неожиданности, и поэтому Зоя остудила Генриха логичным вопросом:
– Вам откроет дверь привратник и, увидав ваши ваксы, которые ему совсем не нужны, пошлёт вас к чёрту, и что вы будете делать?
– Пошлёт к чёрту? – Генрих почесал правый висок. Кажется, молодой человек не рассматривал такого поворота, но он тут же сообразил: – Я предложу ему шиллинг. Думаю, привратник не откажется от шиллинга и за деньги позовёт мне этого вашего старика Джеймса.