Мёд мёртвых

Деревня была ухоженная и такая же уютная, как её название. Хотя тихой при этом она совсем не была. Дети носились вокруг, играли, смеялись. Женщины были все в заботах. Мужики возвращались с обеда в поле. Фролка усердно демонстрировал своё естество, но никто не обращал на него внимания. Мычание, лай, блеяние, кудахтанье – деревня кипела жизнью. Нигде не было видно зарослей, воздух был наполнен запахом свежескошенной травы. Избы – ровные. Даже покосившегося забора не видно. Дуня провела Ивана почти через всю деревню, нигде никакого запустения. Всё говорило об обеспеченности и усердности жителей. Царила деревенская идиллия. Или такое впечатление у Ивана создалось в сравнении с предыдущей деревней? Лишь человек из прошлого выделялся на этом утопическом фоне. Не человек, а скелет. Он с совершенно безжизненными глазами прошёл мимо Ивана. Ивану пришлось посторониться, чтобы тот не наткнулся на него. Что-то бубнил, но Иван смог расслышать только слово брат. Иван хотел остановиться, послушать, но Дуня нетерпеливо дёрнула его за рукав. Дуня была конопата, с косичками, в сарафане – образцовая деревенская девчушка. Сначала она показалась Ивану веселой, но как только они вышли из деревни, она стала серьёзнее и стала держаться ближе к нашему молодцу. Около леса она почти прижалась к Ивану:

– Дальше только прямо, недалеко. Можно я вернусь?

– Так русалок боишься? – улыбнулся Иван. – День на улице, не тронут. Но беги домой, я сам доберусь.

Дуня отдала Ивану корзинку и помчалась вниз по склону, свежескошенная трава вылетала из-под её лаптей. Иван пошёл вглубь леса. Путь и правда оказался коротким. Домик стоял на небольшой прогалине. Он выглядел не таким ухоженным, как деревенские, но и в нём чувствовался уют. Иван постучал. Послышался старушечий голос:

– Кто пожаловал?

– Здравствуй, бабушка. Я принёс корзинку с дарами.

Дверь бесшумно открылась. Старушка была совсем низенькой, едва достигала пояса Ивана. Но, несмотря на свой рост, Ивану казалось, что старушка смотрит на него сверху вниз пытливым, изучающим взглядом. Как это ни удивительно, волосы были не седые, а чёрные, такие же чёрные, как глаза, в которых трудно различить зрачок. Она опиралась на тросточку.

– Корзинка – это хорошо, а на вопрос-то ты не ответил. Кто таков?

– Просто путник. Иваном зовут. Вчера пришёл в эту милую деревню, заночевал, узнал об их проблемах…

– Нашли дурака со стороны, молодцы. Фролку видел уже?

– Видел. Я сам предложил помочь. Меня корчмарь вчера тоже сильно выручил. Но я прежде хотел разузнать, что нужно сделать, а потом уже решу, смогу ли.

– Разумно, если истину глаголешь, хорошо, что не отчаянная голова. Заходи, на пороге дела не делаются, разговоры не ведутся. Взвар травяной будешь?

– Спасибо, не откажусь, – Иван согласился только ради приличия, он первый раз видел ведьму и немного побаивался её. – На этом кольце лежат чары, можешь сказать какие именно?

Старушка бросила взгляд на кольцо:

– Это чары дикие, я их не знаю. Да и в такие дела я не суюсь.

Она отвернулась и поставила кастрюльку на огонь:

– Да не бойся ты меня, в печь не посажу, не съём.

Ивана её слова не успокоили, даже наоборот, его тревожило то, что ведьма почувствовала его страх. Запахло зверобоем и душицей.

– Ну и чего молчишь? Говори, зачем пришёл.

– Так ведь ты уже знаешь.

– Я-то знаю. Но сказать нужно. Таковы обряды. И вежливость.

– Я бы хотел узнать, как можно помочь жителям?

– Помочь можно по-разному. В поле поработай, дров наруби. Говори яснее.

– Как успокоить русалок, чтобы они не тревожили сельчан? – Ивану не нравилась эту словесная игра: для чего проговаривать то, что и так понятно?

– Успокоить, чтобы не тревожили. Дело – нехитрое, несложное. Но Фролка вот сумел напортачить. Слушай, Иван, внимательно и запоминай. Здесь обряд нужно совершить. Самое главное – с русалками ни в коем случае не заговаривай и не смотри, как они хороводы водят, а то будешь вместе с Фролкой бесноваться. Раздобудь вещи нескольких утопленниц. Ночью приди на место их шабаша. Здесь, за лесом, течёт речка, они около неё хороводят. По шуму легко найдёшь. Затем сложное: иди к ним опустив вниз голову, глазами в землю. Ни в коем случае не смотри на русалок. Фролка тот ещё любитель девушек молоденьких был, явно не удержался и на титьки засмотрелся, вот и стал дурной. Берёшь вещи утоплениц и сжигаешь рядом с их местом хоровода. Вот и всё. Разворачиваешься и уходишь. Пока у тебя их вещи – не нападут. А после сожжения и подавно. Не бойся.

– Так просто?

– Ну, где ж просто. Вам мужикам только дай на титьки-то поглядеть.

– Тогда почему женщина не пошла, чтобы обряд совершить?

– Больно ты умный. Боятся все. Кроме Фролки никто и не пришёл даже разузнать, как их отворотить. А если бы и разузнали, легко ночью в лапы русалочьи пойти.

– Ты же говоришь, что не тронут.

– У страха глаза велики.

С тем и ушёл Иван от ведьмы. Он прогулялся по деревне. Попытался найти Фролку и парня из прошлого, Ивану хотелось попытаться поговорить с ними, хоть что-нибудь разузнать, но ни того, ни другого нигде не было видно. Поэтому он вернулся к корчмарю:

– Поможешь мне раздобыть какие-нибудь вещи, принадлежавшие девушкам, что недавно утонули?

– А я уже всё подготовил. Фролка в прошлый раз тоже их собирал, – корчмарь достал небольшую корзинку, в которой лежали гребень, соломенная куколка, сарафан и ложка. – Как знал, что ты непременно захочешь попробовать. Если поможешь нам с этой напастью, мы добром отплатим, в долгу не останемся, такая у нас, значит, традиция.

Иван решил походить по деревне и помочь жителям с бытовыми делами. Он надёргал свёклы, отнёс обед пастухам, заточил несколько кос и ножей и, конечно, заглянул к кузнецу. Так и не встретил снова местных безумцев.

Вечером он вернулся в корчму, поужинал. Попросил корчмаря разбудить его к сумеркам. Но, как ни старался, уснуть так и не смог: он в волнении ходил кругами по комнате. «Эх, жаль без ножа остался. Нужно у корчмаря будет спросить. Но поможет ли он мне? Будто я справлюсь с один ножом супротив русалок. Да даже с мечом не справился бы. Нет смысла брать. Наоборот, я читал, что оружие их больше распаляет. Лучше без оружия. Главное, не смотреть и не заговаривать. Да что я там не видел? Но вдруг потянет? Нет, не собираюсь я на мёртвых женщин заглядываться. Сдюжу. Но какой же странный обряд, глупый. Нет, не заснуть мне сегодня».

Иван спустился вниз. Здесь собрались мужики, пили мёд, судачили о том и о сём. Иван подсел к ним, послушать о деревенских хлопотах, может посчастливиться услышать ещё одну необычную историю. Но все с его появлением как будто стали меньше говорить. Или Ивану это только показалось. Как только ночь наступила своей огромной ступнёй на землю, Иван взял корзинку, факел и отправился в путь. Ему пожелали удачи, похлопали по плечам, но в целом провожали тихо и угрюмо, будто уже поминали. Лес встретил его тишиной, только изредка одиноко ухали совы. Он прошёл мимо домика ведьмы, не подававшего никаких признаков жизни. Вскоре послышались девичий смех. Иван заранее опустил взгляд, решив довериться одному слуху, и тут же чуть не врезался в дерево. Пришлось идти медленнее. Наконец он выбрался из леса. Повеяло прохладой. Его заметили: «Ах, какой хорошенький! И сам, сам к нам в рученьки идёт. Какой смелый. А красавец-то, красавец». Ивана окружили, трогали, вели всё ближе к воде; он старательно прижимал подбородок к груди и смотрел, как худенькие бледные ножки утопали в сырой земле. Опомниться не успел, как у него вырвали корзинку из рук: «А что у нас тут? Ой, мой гребень. Сарафанчик мне принёс! Что-то часто нам стали наши вещи приносить. Умаслить хотят!» Иван зажмурился, почувствовал, что его щекочут: «Вот и всё. Конец мне. Сейчас утопят». Вспомнил о Бурёнке, потянулся к косточке.

– Оставьте его, проказницы. Ишь, расшалились! – раздался вдруг мужской скрипучий голос. – Не бойся, не тронут. Они меня слушаются. Чего ты зажмурился?