Выпускной в Чистилище

— А ты бы хотела, чтобы я вернулся? — тихо спросил он.

— В Чистилище? — недоверчиво пискнула она.

— Да. У меня такое чувство, что ты влюблена в призрака, а настоящий парень тебя немного разочаровывает.

Мэгги уставилась на него, а потом виновато отвела взгляд. Некоторое время она молча копошилась, пытаясь привести свои мысли в порядок, прежде чем высказать их.

— Нет. Я бы не стала. Но я скучаю по тебе. По Джонни, который читал мне, смешил и думал, что я какая-то особенная. Скучаю по твоей ласке и прикосновениям. Мне не хватает возможности прикоснуться к тебе в ответ, танцевать, когда я знаю, что ты смотришь. Я скучаю по своему другу.

Джонни почувствовал ее тоску, и она болезненным эхом отозвалась в его груди. Он уже попробовал, какой может быть любовь к ней. У него была всего одна идеальная ночь под звездами, с ней в объятиях, но она дала ему представление о том, что любовь возможна, и этого было достаточно, чтобы продолжал искать ее, когда думал, что она от него сбежала.

Мэгги попыталась улыбнуться ему — розовый губы дрогнули, но он видел, что она несчастна. — Я скучаю по тебе, Джонни. Но я многое потеряла в своей жизни, и переживу и твою потерю, если это будет обменено на твое счастье или свободу. Но я очень надеюсь… — она прервалась и уставилась на свои кеды Converse. — Я очень надеюсь, что мне не придется этого делать, — торопливо закончила она, и ее щеки покраснели, а пятно растеклось по тонкой шее к розовой футболке.

— Может, начнем сначала, Мэгги? — Джонни взял у нее из рук швабру и поднял очки на ее маленький нос. Они ей очень шли, и девушка нравилась ему еще больше за то, как они маскировали ее сексуальность, заставляя любого парня смотреть дважды, чтобы увидеть очевидное.

Мэгги улыбнулась ему так, словно он повесил луну, — медленно распространяющаяся ухмылка озарила ее лицо, как восход солнца. — Мне бы этого хотелось, Джонни.

Он наклонился и нежно прикоснулся губами к ее губам, чувствуя, как переворачивается живот и слабеют колени от прикосновения. Ее рот был шелковистым, а дыхание сладким, и от облегчения, которое пронеслось сквозь него, ему захотелось заплакать, как ребенку, и зарыться лицом в ее волосы. Может быть, все будет хорошо. У него была Мэгги, и он впервые поверил, что сможет выжить после Чистилища. У него была Мэгги, и, возможно, этого было достаточно.

Глава 19

Время ненавидеть

1958 г

Роджер Карлтон припарковал машину напротив «Солодовни» и ждал, пока она выйдет. Фары были выключены, а все заведения вокруг были закрыты на ночь. На стоянке перед закусочной не было ни одной машины, и он видел очень мало автомобилей на тихой улице, которая пересекалась перед популярным заведением. Вэл ездил на работу и обратно на велосипеде. Долли и другая официантка, маленькая толстушка, обычно ходили пешком. Ни для кого из них это не было далеко. Роджер знал, что Вэл наблюдает за тем, как Долли идет по улице. Ему не нравилось, что дамы ходят по домам в такое время. Десять часов — еще рано для летнего вечера, но Вэл его защищала. Роджер вывел машину со стоянки и объехал квартал в другом направлении. Он должен был перехватить ее до того, как она доберется до своего дома.

Роджер был один. Он избавился от своих друзей, когда пошел домой переодеваться. Им всем показалось слишком смешным, когда Долли Кинросс вылила ему на голову стакан лимонада. Вэл велел ей идти домой, но она, видимо, так и осталась на кухне до конца вечера, мыла посуду и не высовывалась. Он должен был ее уволить. Отец Ирен владел этим заведением. Возможно, ему придется вбить в голову мысль о том, что Вэл позволяет заведению разваливаться. Парень все равно был коммунистом. Это было видно любому.

Роджер некоторое время наблюдал за ее домом, но ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что там никого нет. Он вернулся в закусочную и увидел ее через окна, сидящую за стойкой бара и попивающую кофе, пока Вэл мыл пол.

Но теперь она шла домой пешком, и его машина была единственной в поле зрения. Наконец-то. Фары осветили девушку, идущую по правой стороне дороги, направляющуюся прямо к дому, как хорошая маленькая мамочка, которой она не была. Пассажирское окно было опущено. Роджер убедился в этом. Он остановился рядом с ней и притормозил, чтобы не отстать от ее быстрого шага.

— Привет, Куколка. Тебе нравится, когда я называю тебя так, правда? Слышал, как мой папа разговаривал с тобой по телефону некоторое время назад. Похоже, он тоже так тебя называет. Какой отец, таков и сын, да?

Долли Кинросс сложила руки и продолжала идти так быстро, как только могли ее ноги. Она не смотрела на него, только вздыхала и качала головой.

— Роджер Карлтон, тебе уже давно пора спать, и я не заинтересована в том, чтобы сидеть с ребенком. Очевидно, ты не понял, что я пыталась донести до тебя тем стаканом лимонада. Иди домой, пока я не рассказала твоему папочке, что ты меня достал. Слышала, ты и Билли доставал, Роджер. Я этого не потерплю. Оставь моих мальчиков в покое, слышишь?

Парень почувствовал, как горячий, пульсирующий гнев выплескивается из его глазных яблок. Он резко свернул перед Долли Кинросс, едва не сбив ее, и с визгом остановился перед ней, преградив ей путь. Он бросился через сиденье к пассажирской двери и, схватив ошеломленную женщину за руки, затолкал ее в машину. Наклонившись, он прижал ее спиной к сиденью отцовского «Линкольна», вжался лбом в ее лоб, держа ее руки по бокам. Он кричал ей в лицо, и его плевки попадали ей на щеки.

— Ты не будешь так со мной разговаривать, шлюха! Думаешь, мне нужны сентиментальное внимание моего папочки! Я здесь не потому, что хочу тебя! Я здесь, потому что ненавижу тебя!

Долли Кинросс замерла, потрясенная жестокостью и яростью молодого человека, который, несмотря на свои заявления о том, что не хочет ее, практически лежал на ней, вжимаясь в нее всем телом и сжимая ее руки между собой.

— Тебе нужно слезть с меня, Роджер. Кто-нибудь придет, и у тебя будут неприятности. Ты же не хочешь этого, правда? — Ее голос был спокойным и безмятежным, словно она разговаривала с непослушным двухлетним ребенком, и Роджер еще больше разозлился.

— Тебе нужно закрыть рот, шлюха! Если кто-то придет, что он увидит? Что ты соблазняешь сына мэра, вот что! Думаешь, это как-то повлияет на мою репутацию? Это тебе надо беспокоиться.

Долли ничего не ответила, но держалась очень спокойно, когда Роджер, казалось, на мгновение овладел своим гневом. Правда его слов легла тяжелым грузом на ее грудь, почти таким же тяжелым, как и сам Роджер. Люди не поверят ей. В этом он был прав. В переднем окне мелькнули фары машины, и Роджер напрягся. Очевидно, у него было неоднозначное отношение к тому, что его поймают.

— Сейчас я выйду из машины и обойду ее вокруг, как бы ненавязчиво, а ты будешь лежать здесь, пока она не проедет. Потом сядешь, и мы с тобой немного покатаемся. Я должен сказать тебе несколько вещей, и еще не закончил их говорить. Если ты убежишь или попытаешься скрыться, то устроишь сцену, и ты и малыш Билли поплатитесь. Ты же этого не хочешь, правда? — Он улыбнулся, насмехаясь над ее словами. Нет, Долли Кинросс этого не хотела. Роджер соскользнул с нее и толкнул ногами, чтобы закрыть за собой пассажирскую дверь. Затем он обошел машину, помахав рукой другой машине, и сел за руль, словно ему не было до этого никакого дела.

Завел машину и осторожно отъехал от обочины.

— Это был мой друг Даррелл. Он улыбнулся и помахал мне рукой. Думаю, он не придет тебе на помощь, не так ли? — Роджер захихикал, и Долли Кинросс поняла, что у нее серьезные проблемы.

Роджер набрал скорость, выезжая из города, обе руки лежали на руле, на губах играла легкая улыбка. Это был красивый мальчиком, но с его глазами было что-то не так. Они были странного цвета — ровного зеленого, — и Долли понимала, что это, скорее всего, ее разыгрывает ужас, но в тусклом свете салона машины они, казалось, слегка светились.