Свет Илай

Эдрин глаз не сводил с девушки. А та, заметив его, рассердилась.

— Ты опять здесь!? Я велела тебе не приходить больше сюда!

— Я не могу!

Эдрин сделал шаг вперед, выходя из-за куста, похожего на иву.

— Я не могу не слышать твоего голоса. А когда я не вижу тебя, я просто умираю. Я прихожу сюда каждую ночь в надежде увидеть тебя, услыхать твой голос, вдохнуть аромат твоей кожи, запах твоих волос.

— Но я же уродина, я проклята. Разве ты не видишь? Тебе не надо приходить сюда. Иди прочь.

— Не говори так! Ты прекрасна.

Эдрин не стоял на месте, он по шагу, по полшага подходил к девушке и, наконец, сел с ней радом на каменную облицовку бассейна. Он взял руку девушки в свои и прижал ее к губам.

— Иди прочь.

Девушка вскочила, отдернула свою руку.

— Иди прочь, я Эрид-Эйль, дочь королевского архивариуса. Ты врешь мне, чтобы получить богатства моего отца.

— Я не вру тебе, — поднялся с камней Эдрин, — я… сын смотрителя королевского зверинца, и я не нуждаюсь в деньгах твоего отца. Я нуждаюсь в твоем голосе, в твоем ласковом взгляде. Я люблю тебя.

— Меня нельзя любить! Я уродина! Я проклята!

Девушка сорвала маску. Ее лицо было изъедено глубокими язвами, морщинами и усыпано бородавками.

— Что нравлюсь?

— Да, — ответил Эдрин, — очень. И твоя очаровательная родинка в виде трехлучевой звездочки под левым глазом. Она просто очаровательна.

— Ты видишь мою родинку? Я получила ее при рождении. Это знак моего рода.

Девушка бессильно опустилась на камень водоема.

— И все равно, я уродина.

— Ты самая красивая из всех, кого я встречал.

Эдрин достал из-за спины какой-то музыкальный инструмент. Это было что-то среднее между гитарой и скрипкой. Музыка поплыла по поляне и девушка запела. Сначала тихо, вполголоса, а потом ее голос зазвучал в полную силу, наполняя очарованием все, что их окружало. Ее голос сливался с аккордами и плыл, чистый, как журчание ручья на ранней заре.

А потом картинка зарябила, заметалась, погасла, но через несколько мгновений открылась вновь.

Это опять был Эдрин и Эрид-Эйль. Девушка сидела на коленях Эдрина и они целовались. Это было так непонятно. Девушка со страшным, покрытым ужасными язвами и бородавками лицом, и Эдрин.

И тут подул легкий ветерок, легкий, как дыхание ребенка, и вдруг с лица Эрид-Эйль словно кто-то снял страшную маску. Оно преобразилось. Чистое, без шрамов и глубоких морщин. Девушка действительно была прекрасна.

Но опять, словно рябь пробежала у меня перед глазами, и прекрасное лицо девушки исчезло, будто наваждение, и я опять видела уродину в объятиях Эдрина.

Личина, пришло запоздавшее понимание.

Личина? Странно, я же не вижу людей в личине, я вижу их истинное лицо. А тут я вижу именно личину.

Дочь архивариуса королевы…. Надо было что то вспомнить.

Ну, конечно! Аскар Хлей. Это он угрозами пытался заставить найти доказательства в своей королевской крови. Вот как действует, этот поддонок. Если архивариус не подделает документы, его дочь навсегда останется с обезображенным лицом, навсегда останется уродиной! Вот только, что-то мне подсказывало, что врет Хлей, не сможет он снять проклятие с девушки, да и не будет, добьется своих документов и архивариус пропадет, так же как пропал, тот что нашел записи о рождении королевой мальчика.

Надо понять, как ее вылечить, как снять проклятие с бедной девушки. Раз уж я вляпалась в эту невероятную историю, то надо как-то разруливать все это.

А разговор у родника, тем временем, шел своим чередом.

— … скоро я уеду.

— Уедешь? Значит, ты все-таки бросаешь меня?

— Что ты, нет.

И перейдя на шепот, Эдрин склонился к ней, и сказал срывающимся голосом.

— Дорогая моя, это не моя тайна. И она очень опасна. Я не могу подвергать тебя такой опасности. Никто не должен знать, куда мы отправились. Никто!

— Я никому не скажу. Даже то, что ты уезжаешь.

Она немного помолчала, и спросила.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю. Может месяц, а может через два…

— Я умру без тебя. А ты не обманываешь меня?

— Я!? Как ты такое говоришь?

Девушка встала, зачерпнула рукой воду. Что-то пошептала над ладошкой, и вдруг спросила.

— Мой любимый меня обманывает?

Вода в ладони заискрилась, озаряя все вокруг, вспыхнула миллионами искорок и погасла.

— Ты мне не веришь? Как ты можешь?

Девушка провела пальчиком по гудам возлюбленного.

— Я верю тебе. А это, чтобы понять, насколько твое путешествие опасно. Для заклинания нужны очень сильные эмоции. Ты их проявил, и заклинание сработало. Дорогой, будь осторожен. Твой путь будет очень опасен. Он может разлучить нас.

Девушка замолчала.

— И ты не можешь оказаться от поездки?

— Конечно, нет.

— Я понимаю.

Она замолчала. Присела на край бассейна и опустила в него руку. Мне казалось, я слышу, как тикают минутные стрелки, отсчитывая время.

Потом, девушка, вероятно, что-то решила. Она достала маленький кинжал из складок платья и срезала у Эдрина прядь волос, набрала в прозрачную склянку воды из бассейна и опустила в нее срезанную прядь.

— Если с тобой что-то случиться, я сразу узнаю. Тогда я пойду к Дубу и попрошу его дать тебе силы.

— Эрид, — поднял на нее взгляд Эдрин, — только связанным родством Дуб передаст силу.

— Я знаю.

Девушка прильнула к губам Эдрина…

***

Я проснулась и долго лежала, разглядывая доски деревянного потолка.

Пора вставать, мы решили выехать чуть свет.

Я вышла из дома. Эдрин с Яром укладывали наши вещи в фургон. Оказывается, ночью нашу повозку подлатали, поменяли ось, колесо, тент, и заполнили свежим сеном. Рядом с повозкой лежал мой арбалет. Вот, сейчас опять начнут смеяться, что я вожу ненужные железяки, но нет.

Эдрин подошел показал петлю подвешенную сзади возничего, и мы вдвоем установили там арбалет, теперь он выхватывался одной рукой из-за спины и сразу был готов сделать выстрел.

— Ты бы поела перед дорогой, милая, — обратилась ко мне мама Ромиля.

На столе стояло молоко, сметана, лежали пиржочки.

— Кушай милая, кушай.

Я налила молока, взяла краюшку хлеба, не белую, а черную. Именно так я любила завтракать дома у бабушки и улыбнулась, вспоминая детство.

К столу едва переставляя ноги, шел давешний седой маг, тот самый, что снял личину с моего меча. Он сел на край лавки и смотрел на меня, смотрел. Я налила в кружку молока и подала

— Возьмите дедушка.

Он глотнул, поставил кружку на стол и протянул мнеперстень.

— Возьми милая, это тебе, подарок от всех нас.

Я рассматривала перстень, лежащий на его шершавой, старческой ладони. Взяла, одела на палец. Что это? Передо мной сидел совсем не старый дед и усмехался в черные с проседью усы. Я сняла кольцо и снова смотрю в старческие водянистые глаза.

— Спасибо, дедушка.

— Дорога у тебя трудная, подарок наш пригодиться.

Я надела перстень. И не смогла сдержать улыбки вместо нашего дракона, повозка была запряжена пегой лошадкой с длинной гривой и белым пятном на лбу.

И вот, вещи уложены, напутствия получены, прощальные слова сказаны, и мы снова отправились в путь.

Как и предлагал Борг мы не стали покидать Засечный лес.

Эдрин с Яром забрались в фургон, править Заремой усадили меня, рядом пристроился Ромиль. Дорожек в лесу было предостаточно, и он показывал, какую выбрать.

Но разве я могу молчать всю дорогу.

— Ромиль, а почему вы с Яром в школе дрались?

Ромиль улыбнулся.

— Так в школе все дерутся. А мы с ним ровесники, и повод, чтобы выяснить, кто сильнее, лучше, быстрее, всегда найдётся. Меня отец в школу пораньше привёз, и я почти всё лето ждал, когда закончится новый набор, и начнутся занятия, а Ярон, вроде, как ждал, когда проснется его магия. Я думал, что мы с ним дружить начнем, на рыбалку вдвоём ходить будем, за грибами там… вдвоем то всегда веселее. А он — словно еж. Что ни слово, сразу колючки. А я, что? Мне тоже обидно. Я со всей душой, а он? Но я то магией тогда уже владел, мог подножку поставить, надавить вроде легонько, а магии подбавлю, посильнее получается, а Ярон злиться начинает. Но я, когда чувствовал, что его магия вот-вот вырвется из-под контроля, драку прекращал. Меня так сам Кронгард научил, ректор наш. Только ты Яру своему не рассказывай, по крайней мере, не сейчас.