Страница 11 из 20
Майор Керстейн, явно не слишком обрадованный перспективой выполнять команды какого-то армейского лейтенанта, скривился, кинул недобрый взгляд на стоящего без движения Раджива и отправился выполнять приказ.
– Я еще нужен, сэр? – поинтересовался капрал МакКензи.
– Пока нет. Впрочем, окажите любезность, опишите приметы переводчика, вы же, разумеется, видели его.
Смотритель здания шумно выдохнул и призадумался.
– Роста он, пожалуй, не больше пяти с небольшим футов, телосложения худощавого. Тощий, одним словом. Лицо восточное, смуглое. Глаза раскосые. Волосы черные. Больше похож на китайца, чем на индуса или афганца. – Хайлендер задумчиво пожал плечами. – Ну что еще сказать? Тихий, скромный такой. Все в доме сидел, когда хозяин его к себе не звал.
– В тот вечер звал?
– Не могу знать! Не слышал.
– Немного, – вздохнул сыщик. – Ладно, оставайтесь здесь, мы осмотрим комнаты беглеца.
Привратник браво вытянулся и остался стоять у входной двери.
Личные покои тихого полиглота радовали глаз изысканной восточной роскошью, тем более впечатляющей, что говорила она о тонком вкусе обитателя покоев, а не просто о типичнойдля азиатов любви к ярким цветам и обилию золота. Все в комнатах было на своем месте и радовало глаз.
– Ну, что скажешь, Раджив? – убедившись, что шотландец не подслушивает, со вздохом спросил сыщик.
– Занятное дело.
– Глубокомысленное замечание. А более конкретно?
– Есть основания предполагать, что исчезнувший невесть куда полиглот родом из Бухары. Или как минимум прожил там много лет.
– Почему ты так решил?
– На стенах и на полу бухарские ковры. Они очень дороги, но здесь их четыре штуки.
– Почему ты решил, что они именно бухарские?
– В тех краях помимо Бухары ковроткачеством славятся Хива и Самарканд, но все ковры отличаются по рисунку и расцветке. Скажем, в самаркандских коврах преобладают черные, красные и синие тона, а вот такой длинный ворс и многоцветный яркий рисунок характерны для бухарских ковров. Да и вплетенные в узор оберег-тумар и рога архаров так же указывают на это.
– Может быть, толмач просто любил бухарские ковры.
– Может быть, и так.
– Надо признать у этого малого вообще любовь к роскоши не слишком характерная для скромного переводчика, каким его представляет Керстейн.
– При всем уважении, должен заметить, что сей знаток языков скромником никоим образом быть и не должен. Видишь ли, Стив, в Канджуте нет письменности. Единственный грамотный человек там – секретарь могущественного Сафдар Али-хана, владыки княжества. Таким образом в ханстве борются с фальсификацией документов. Так что грамотея для дипломатической миссии, хочешь не хочешь, приходится нанимать на стороне.
Неведомого нам бухарца можно было бы назвать начальником личной канцелярии его высочества, если бы таковая у него имелась. Другим словами, он совсем не простой туземный переводчик, как это думает майор. Скорее всего, он бухарец знатного рода. Возможно, с университетским образованием. Вероятно, нам стоит внимательно ознакомиться с биографией этого человека. Но пока это невозможно, давайте осмотрим его вещи и узнаем что они могут сказать о своем владельце.
Смотрите-ка, в изголовье кровати среди шелковых подушек лежит нож. Это бухарский пчак.
– Я видел такие же в Афганистане. – Шейли-Хоупс взял нож и поднес его поближе к глазам. – Вот, кстати, и герб эмирата.
– Верно, и все же это бухарский пчак. На афганском заклепки на рукояти расположены полуконвертом, а здесь – по прямой линии. Возможно, он был выкован для кого-то из свиты Нсхак-хана, как мы помним претендовавшего на трон афганского эмира.
– Ты хочешь сказать, что переводчик входил в его свиту?
– Очень может быть, и это работает на версию Керстейна о русском следе. Ведь Бухара сейчас под рукой, или, точнее, под пятой Российской империи. Да и восставших Россия поддерживала. Во всяком случае, в начале. Впрочем, пчак легко мог оказаться среди афганских трофеев. Дамасская сталь, чеканное серебро и черное дерево на рукояти – такой нож стоит немалых денег.
– Даже если и так, вряд ли Алаяр-хана убил переводчик. Уж во всяком случае, не этим оружием. Хотя, может быть, очень этого хотел. Посмотри, какое острое лезвие, – Шейли-Хоупс коснулся лезвием волос на запястье. – Как бритва.
– На тумбочке возле кровати стоит точильный камень. Видно, переводчик не терял времени даром. Согласись, не самая обычная привычка – точить нож на сон грядущий. Думаю, именно так бухарец восстанавливал душевный покой. Тебе ли не знать, как успокаивает нервы подобное занятие.
– Готов согласиться. Но к чему ты клонишь? – поинтересовался сыщик.
– Можно предположить, что бухарец ненавидел своего шефа. Возможно, каким-то пока неведомым нам способом он смог втереться в доверие к Алаяр-хану, чтобы в удобный момент прикончить его. Скорее всего, эта ненависть личная. Судя по состоянию камня, толмач день за днем точил нож, никак не решаясь всадить его в горло принцу. Если так, вряд ли в последний момент он отложил нож в сторону и разбил голову поднаторевшему в схватках разбойничьему атаману.
– Он мог впустить убийцу.
– Теоретически, да. Но была ли у него такая возможность? Как он мог сноситься с заговорщиками, если постоянно сидел в поместье и выходил из этого флигеля только по приказу хана? Можно, конечно, предположить что под полом есть тайный ход, но даже если бы он тут и был, откуда о нем могли знать убийцы?
– Хорошо, на эти вопросы мы пока ответить не можем. Также мы не знаем, куда подевался переводчик после смерти Алаяра, – подытожил частный детектив.
– Верно. Но вам ли не знать, мой лейтенант, что стража всегда уделяет больше внимания тем, кто проникает в крепость, а не выходит из нее. Полагаю, бедолага скоро отыщется. Тем более, что на каминной полке лежит бумажник тисненой кожи. Надо полагать, это его бумажник.
– Думаешь, переводчик исчез не по своей воле?
– Пока утверждать рано. Но вот этот нож был ему очень дорог, а он оставил его здесь, у изголовья. Значит, торопился так, что не успел заскочить в свой флигель.
– Хорошо. Исключаем его пока из числа подозреваемых. А что ты думаешь о китайцах?
– Признаться, я их пока ни в чем не подозреваю. Они великие мастера своего дела, и не посылают людей бездумно крушить черепа врагов. Их почерк – касание отсроченной смерти. Если бы мы имели дело с китайцами, Алаяр-хан умер бы еще в море на корабле от внезапной остановки сердца или паралича легких. И оставалось бы только гадать, пьяный ли китайский грузчик-кули в порту случайно толкнул высокого господина, или прелестная наложница легко и нежно помассировала нужную точку в нужное время.
– Значит, все же русские? Но они не успели бы провернуть все так быстро!
– Если бы русские вздумали захватить Канджут, они бы уже давно были там, независимо от договоренностей нашей королевы с наследником канджутского престола. Зачем им терять лицо, убивая в чужой стране какого-то никчемного разбойника, если они могут поднять и вооружить подвластных им восточных правителей для справедливого отмщения грабителям и убийцам. Этим добрым людям всегда есть за что отомстить друг другу. Так что, пока Алаяр-хан вел бы переговоры здесь, там, в его землях, не осталось бы камня на камне.
– Стало быть, Россию мы тоже не принимаем в расчет?
– Мы не считаем ее априори виновной, – уточнил Раджив. – Но сейчас я бы хотел взглянуть на свидетельниц и, – он глянул на тикающие каминные часы, – на место преступления. Думаю, нам следует поторопиться и начать со второго.
Бравый шотландец вытянулся в струнку перед высокими гостями.
– Приятель, а не проводишь ли ты нас к месту убийства?
Лицо хайлендера искривилось так, будто он только что съел весь урожай лимонов какой-нибудь колониальной деревушки.
– Прошу извинить меня, сэр, но там этот дух… Мы, шотландцы, страсть как не любим иметь дело с призраками. Впрочем, вы сами все увидите. Разминуться с ним сложно. Как по лестнице подниметесь, сразу увидите большую залу, в которой его ублажали танцовщицы.