Научи меня дышать

Также происходит и с Таней. Она поняла, что Богдан к ней не вернется ни при каких условиях, что он начал новую жизнь и теперь решила вернуть свое.

Только людскими жизнями не так просто играть.

— Надолго ты приехала? — спрашивает Даниил Олегович.

Если каждого в этой комнате можно прочесть за секунды, то отец Богдана все также непроницаем.

— Это зависит от некоторых обстоятельств. Но я бы хотела, как можно быстрее вернуться в НьюЙорк. Я не могу оставить магазин так надолго. К тому же, мне надо составить новый каталог и найти моделей для рекламы.

— Думаю это и правда не терпит отлагательств и лучше побыстрее вернуться.

Они ведут вполне себе светскую беседу. Обсуждают рабочие планы на будущее, Таня интересуется фирмой и не забывает напоминать Анне Сергеевне, что та должна научить готовить этот проклятый пирог, к которому я все еще не прикоснулась, но у меня такое ощущение, что стоит мне съесть хоть кусочек, как меня вывернет наизнанку в эту же секунду.

Я наблюдаю за их разговором со стороны и понимаю насколько они похожи. Пусть, отношения Богдана и Тани не сложились и все прекрасно знали, что там не может быть речи об искренних чувствах, но сейчас глядя на них я вижу идеальную картинку идеальной семьи. Именно ту, о которой она говорила.

Меня пробирает озноб, и я закусываю изнутри щеку, чтобы унять нервозность. Сердце заходится в лихорадочном ритме, и я была бы не против составить компанию Вике или же спрятаться где-нибудь в дальнем уголке, чтобы прийти в себя. Кожа начинает зудеть, и я потираю вспотевшую ладонь о ткань комбинезона. Я сначала вечера чувствовала себя не на своем месте, но за шутками и разговорами разница между нами стала столько незначительна, что я почувствовала себя как дома. Сейчас же я понимаю, как ошибалась.

Мне тут действительно не место.

Опускаю взгляд на свою одежду, а затем поднимаю голову и смотрю на Таню. Она как всегда выглядит с иголочки: бежевый кашемировый свитер, темно-коричневые брюки карго и туфли на каблуке. Аккуратный макияж, укладка, маникюр. Мои глаза распахиваются, когда я замечаю на безымянном пальце правой руки кольцо. Я не могу утверждать, что оно помолвочное, но судя по тому, как Таня улыбается, глядя на меня, понимаю, что это именно оно.

— Зачем ты приехала? — спрашивает Богдан.

В его голосе не слышно гнева или каких-то других эмоций. Сейчас он так похож на своего отца, что я не могу разгадать его за этим непроницаемым взглядом темных глаз.

Таня промакивает губы салфеткой и откладывает ее в сторону.

— Что ж, думаю больше нет надобности что-то скрывать.

Она открывает сумочку, достает из нее конверт и протягивает его Богдану.

— Можешь быть уверен, все что там написано правда.

Богдан убирает свою руку с моей и от потери его прикосновения, мне становится холодно. Мне инстинктивно хочется прильнуть к нему и попросить больше никогда не отпускать.

Он разрывает конверт и вытащив сложенный пополам лист, раскрывает его. Я вижу, как его глаза быстро скользят по тексту, как пальцы сжимают проклятую бумажку и его лицо становится бледным.

— Богдан, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Анна Сергеевна.

Но он не отвечает. Он поднимает взгляд, устремляет его на Таню и его рот безвольно открывается, но с губ не слетает ни единого слова.

Мне хочется вырвать эту бумажку из его рук и самой прочитать.

— Что там? — спрашивает Даниил Олегович. — Кто-то болен? Или что? Почему ты молчишь?

Перевожу взгляд на Таню и вижу триумф в ее глазах. Вот о чем она говорила несколько недель назад.

— Я беременна, — с победной улыбкой объявляет она.

Позади меня что-то с грохотом разбивается, но я не могу обернуться, все мое тело оцепенело.

Во второй раз в жизни я чувствую, что из меня вышибли весь воздух. Только если тогда мне казалось, что я больше никогда не смогу дышать, то сейчас, вновь ощущая каждый вздох полной грудью, я чувствую лишь нестерпимую боль, разрывающую изнутри.

Глава 49

Богдан

Кофеварка пищит, разрезая зловещую тишину в квартире. Достаю из шкафа кружку, наполняю до середины кофе и возвращаю кофейник на место. Каждое движение машинально, отработано до мелочей, но сегодня я делаю кофе только для себя. Мира ушла еще с рассветом, сославшись на необходимость вновь вернуть себе форму, но мы оба знаем, что она ушла лишь бы мы не обсуждали произошедшее за ужином.

Со вчерашнего вечера она не сказала мне и пары лишних слов помимо «все в порядке». После того как мы вернулись домой, Мира закрылась в ванной и пробыла там по меньшей мере час, а когда вернулась в спальню, то свернулась калачиком на краю кровати, сохраняя между нами дистанцию. Я знаю, что она не спала всю ночь, потому что сам смотрел в потолок воспроизводя в голове каждое сказанное Таней слово.

Она беремена.

Бумажка, которую она так торжествующе протянула мне, словно это подарок на День Благодарения, подтверждала срок в три с половиной месяца. Вдобавок ко всему к ней был прикреплен снимок узи, с изображением малыша.

Я бы с радостью кинул эту справку обратно ей и сказал, что очередная попытка влезть в мою жизнь провалилась с таким же триумфом, с которым она вошла в дом моих родителей, но я так же прекрасно помню ту ночь, что мы провели незадолго до моего отъезда домой.

Я был в клубе и коротал вечер по привычному расписанию: пара бокалов виски, обмен любезностями со знакомым барменом, а потом флирт со случайной знакомой и секс на одну ночь. Только в тот вечер этой знакомой оказалась моя бывшая. Я не знаю, что на меня нашло, ведь я не прикасался к ней на протяжении года после нашего разрыва, а предыдущие несколько попыток возрождения отношений закончились проклятьем в мой адрес. Но в этот раз было что-то другое, Таня казалось такой уязвимой, незащищенной, той, которой так хотелось любви. Я не помню, кто первый потянулся за поцелуем, не помню, как мы оказались в моей студии, единственное воспоминание — утром ее ладонь лежала на моей груди, и она намеревалась продолжить начатое ночью. По итогу я отвез ее домой, и мы оба сошлись на том, что произошедшее — не более чем ностальгия по прошлому, которое сейчас грозится обернуться оглушительным настоящим.

Дверь в прихожей тихо закрывается и слышатся едва уловимые шаги Миры. Ее плечи ссутулены, волосы, собранные в низкий хвост, местами растрепались. Она снимает с себя ветровку и останавливается в паре шагов от нашей спальни.

— Доброе утро.

Мира резко оборачивается на мой голос и куртка падает из ее рук. Ее щеки раскраснелись, а карие глаза впервые выглядят так безжизненно. Еще ни разу за все это время я не видел такого взгляда, будто все эмоции покинули ее, оставив лишь пустую оболочку.

Она суетливо заправляет прядь волос за ухо, наклоняется и поднимает ветровку.

— Кофе?

— У меня нет времени. В клубе нужна замена.

Мира разворачивается и уходит в сторону спальни. Она вновь сбегает, не желая принимать ситуацию. Я не могу ее в этом винить, так как сам не представляю с чего начать. Объявление о беременности бывшей девушки — это не то, чего ждешь на семейном ужине. Но для меня важно, чтобы Мира знала, что она — самое главное. Что если мы будем вместе, то сможем пройти через любые трудности. Она может злиться на меня, кричать, упрекать. Я приму каждое слово.

Подойдя к спальне, опираюсь на дверной косяк плечом и перевожу взгляд на Миру. Она сидит на краю кровати и пустым взглядом смотрит на цветок, подаренный моей мамой. Господи, кто бы мог подумать, что судьба может так резко развернуться и нагло усмехнувшись, показать средний палец?

— Мира…

— Я думаю тебе лучше вернуться в НьюЙорк, — говорит она одновременно со мной.

Тебе. Не нам.

— Ты уже все решила, — с усмешкой произношу я.

— Тут нечего решать. У тебя будет ребенок и я не собираюсь быть той, кто мешает его родителям быть вместе.

— Возможно, он не мой.

Она оборачивается ко мне, и я наталкиваюсь на ее горькую улыбку.