После бури

– Постойте! НЕ НАДО!

Мая не сразу поняла, что кричит тот самый мужчина, – голос был слишком высокий и детский. Он отпрыгнул назад, и Мая остановилась в последний момент. Он стоял, подняв одну руку, а другая, протягивающая ей телефон, дрожала так, что трубка едва не выпала снова. Мая покраснела от стыда, поняв, что перед ней не мужчина, а девочка лет тринадцати. Соплячка. Девчонка глядела на нож, заливаясь слезами.

– Простите! Простите!!!

– Какого черта?!! – сунув нож в сумку, крикнула Мая. Теперь ее тоже трясло. Девочка, заикаясь, проговорила:

– Можно я… Можно я пойду с вами? Они забрали у меня телефон, но я не сказала им пин-код, тогда они побежали за мной, а я увидела вас и подумала…

Только теперь Мая заметила немного поодаль еще трех девочек примерно такого же возраста. Сердце у Маи стучало так, что кровь прилила к голове и заложило уши, единственное, о чем она думала в этот момент, – это мамины слова про разницу между маленьким Бьорнстадом и большим Торонто с миллионами жителей: «Если ночью идешь по Бьорнстаду, бояться нечего, кроме диких зверей, а в большом городе надо бояться всего». Она ошибалась, Мая уже тогда это понимала, мама обманывала не только дочь, но и себя. Дикие звери есть везде, просто они по-разному выглядят.

– Вот… Ваш телефон… – прошептала девочка.

Мая увидела у нее на запястьях красные отметины – она знала, откуда такие берутся: они остаются, когда ты вырываешься, пытаясь спасти свою жизнь. Мая взяла телефон, а девочки вдалеке, увидев ее лицо, освещенное дисплеем, видимо, решили, что она звонит в полицию, и убежали так же быстро, как появились.

– Пошли. Давай скорее, – прошептала Мая и потянула девочку за собой в другой конец парка.

– Где… где берут такие ножи? – спросила она, когда вновь обрела дар речи.

Мая, запыхавшись, оперлась на колени – как бы ей хотелось, чтобы рядом оказалась Ана и съязвила что-нибудь в ответ. Не глядя девочке в глаза, Мая сказала:

– Это от лесной ведьмы.

– Правда?

– Забей. Тебе нож не нужен.

– Почему?

– Сначала надо научиться им пользоваться, – прошептала Мая, искренне надеясь, что для этого девочке не придется пережить то, что пришлось ей.

Мая протянула ей телефон, чтобы та позвонила родителям, девочка послушно взяла трубку. Мая слушала, как она рассказывает родителям, что произошло, вновь и вновь повторяя, что с ней все в порядке, Мая видела, как она борется со слезами, – не ради себя, а ради них. Большинство людей не может точно сказать, когда кончилось их детство. Эта девочка может.

Мая вспомнила больницу, куда попала после изнасилования, как ее мама хотела убить весь город, а папа шептал: «Что мне делать?» – на это Мая ответила: «Люби меня». Нам страшно, оттого что родители не могут нас защитить. Страшно, что когда-нибудь мы сами не сможем защитить своих детей. В любой момент мир может наброситься на нас и сделать все что угодно.

Девочка вернула Мае телефон, сказав, что мама хочет поговорить с ней. В трубке всхлипывала женщина:

– Спасибо вам, огромное спасибо, моей дочери так повезло, что она вас встретила! Мы ей всегда говорим: если что-то случится, попроси взрослых помочь!

Маю впервые назвали взрослой. Она дождалась вместе с девочкой, пока из-за угла не показалась машина ее родителей. Девочка на мгновение отвернулась от Маи, а когда снова оглянулась, той уже не было. Она растворилась в городе, где никто тебя не знает и ты можешь стать кем угодно.

А кем ты хочешь стать?

Пройдя пару кварталов, Мая села на краешек ледяной скамейки и разрыдалась. Она плакала так, что с трудом могла дышать. То, что она так старательно забывала все эти месяцы, внезапно вернулось: звук упавшей пуговицы, которая крутится по полу, постеры на стенах в комнате Кевина, тяжесть его тела и бесконечная паника. Его запах на ее коже, который она пыталась отмыть, пока не стерла кожу до крови.

Говорят, друзья познаются в беде, но куда в большей степени беда показывает нам нас самих. Мая достала телефон, чтобы позвонить кому-нибудь из одноклассников, но что она им скажет? Они не носят ножей в сумочках. Им не понять.

Больше всего на свете ей хотелось позвонить маме, услышать ее голос: «Все в порядке, малышка?» – и прошептать в ответ: «Нет, мама не в порядке, мне плохо, плохо, плохо». Ей хотелось закричать в трубку, чтобы мама приехала к ней через всю страну и забрала ее, как это бывало в детстве, когда они с Аной оставались ночевать в лесу и она пугалась темноты. Мама оказывалась за рулем прежде, чем Мая успевала договорить: Мира всегда спала в одежде, когда дети ночевали не дома. Это было единственным, что помешало Мае. Мама, несомненно, тут же прыгнет в машину и помчится сюда, она будет ехать всю ночь. Но Маю только что назвали взрослой. Теперь придется ею быть.

Взамен она позвонила единственной, кто у нее остался, кто всегда был рядом, своему главному человеку – Ане.

Та не ответила. Мая звонила снова и снова и наконец отправила сообщение: «Возьми трубку, ты мне очень нужна!!» Через несколько часов ей будет стыдно. Она будет ненавидеть себя, когда узнает, что произошло дома.

11

Флагштоки

Дома. Маттео никогда не чувствовал себя здесь дома. Этот город не принимал его.

Он сидел на корточках в канаве. Слетев с велосипеда, он упал прямо на руку; боль была такая, что Маттео подумал, будто его сбила машина. Он со стоном встал и увидел, что машина уже пропала в темноте, – Ана, которая была за рулем, и Ханна, сидевшая рядом, его не заметили. Деревья скрежетали на ветру, как железо о стекло. Жизнь мигнула ему единственный раз, но, возможно, именно в эту секунду Маттео решил покончить со своим вечным бессилием. Хватит быть слабым. Теперь он даст сдачи – кому угодно и чем угодно.

Маттео выполз на дорогу, наклонился против ветра и потащил за собой велосипед, плохо понимая, куда идет. Когда он наконец огляделся, то увидел, что все это время шел в другую сторону. И теперь стоял на Холме, где находились самые дорогие виллы города, – от его дома досюда было полчаса ходьбы, но казалось, что ты попал в другую страну. Дома здесь были такие большие, что два человека могли перекликаться из их разных концов и не слышать друг друга, а окна – такие высокие, что Маттео не представлял себе, как их моют. Возле каждого гаража стояло по две машины, а в каждом дворе был свой батут. Этот город здорово умеет показывать, на что тебе не хватает денег.

Маттео остановился на тропинке, откуда открывался вид на озеро, – если вести взгляд вдоль берега, то уткнешься в ледовый дворец. Возле него в два аккуратных ряда стояли двенадцать флагштоков, на которых всегда развевались зеленые флаги с медведями, но сейчас кто-то спустил их, чтоб не порвались от ветра. Заботливо и аккуратно, словно неслыханные ценности.

С велосипеда Маттео слетела цепь, он попытался поставить ее на место, но окоченевшие пальцы слишком сильно дрожали. По дороге обратно он тащил велосипед за собой, но под конец сдался и бросил его.

Никто не видел Маттео, никто не предложил ему помощь, все думали только о флагах.

12

Крыши

Все и вся связано между собой в этом глухом лесу, связано так крепко, что, когда в ледовом дворце Хеда рухнула крыша, человек в Бьорнстаде, не раздумывая, бросился бежать. Когда-то старый тренер говорил ему: «Успеха добиваются цельные личности, для которых престиж ничего не значит. Цельность – это то, что ты собой представляешь, престиж – то, что думают о тебе другие». К спорту это вполне применимо, полагал человек, но если речь идет о выживании города, то все как раз наоборот: тут главное – престиж. Поэтому человек и побежал.

Однажды пару лет назад – когда именно, точно никто не знает, ведь об этом даже не писали в местных газетах, – в маленькой комнатке одного муниципального здания собрались мужчины и женщины и приняли сказочное политическое решение: отложить ремонт ледового дворца в Хеде, чтобы поскорее отремонтировать ледовый дворец в Бьорнстаде. По каким причинам было принято такое решение, впоследствии никто толком не помнил, поскольку политику на местах не всегда определяют местные политики.