Страница 50 из 79
— Никем я не командую!
— Нет, командуешь! И мной когда-то пытался командовать. — Приятель хлопнул по столу. — Я знаю тебя уже десять лет. Ты все равно что собака, вцепившаяся в кость, и больше для тебя ничего не существует. Только сейчас эта кость в руках у женщины, которая едва не погибла. Опомнись, Корраван!
— Бог ты мой, ты сейчас говоришь, как Винсент…
— Кто знает — может, он и прав? Никогда об этом не задумывался? — ответил ударом на удар приятель, потом глянул мне в лицо и сбавил тон, вяло махнув рукой. — Нет в нашем разговоре никакого смысла. Я сегодня просто не в силах бороться с твоим напором.
Джеймс замолчал. Похоже, в нем говорила не только усталость. В его глазах я отчетливо видел отчаяние, смешанное с виной и отвращением. Точно так же приятель выглядел в тот вечер, когда пришел ко мне в страхе за жизнь своего племянника Мориса. Я тогда прислушался к предположениям одного из друзей пропавшего мальчика, прочесал частым гребнем полдюжины самых отвратительных борделей Лондона и в итоге в одном из них обнаружил Мориса — нагого, окровавленного и все-таки живого.
Как ни странно, воспоминания о том случае смягчили меня более, чем память о множестве услуг, которые Джеймс оказал мне впоследствии, и я спросил уже совершенно другим тоном:
— Что случилось, Джеймс?
Приятель машинально сгреб в аккуратную кучку разбросанные по столу скрепки и тщательно подровнял ее, словно раскладывал на лотке хирургические инструменты.
— Вчера вечером я потерял пациента. Считал, что у него наблюдается улучшение, но… Знаю, мне следовало проконсультироваться. Не могу себя не винить.
— Прости, Джеймс. Мне очень жаль.
Он глубоко вздохнул, так, что с халата едва не отскочила пара пуговиц. Часы на камине пробили половину. Джеймс встал и потянулся за пальто.
— Я домой, — сообщил он. — Корраван, не начинай снова пить, пожалуйста. Ни к чему хорошему это не приведет.
— Я не пью. Мне есть чем заняться.
Попытка говорить четко ничего не дала: Джеймс глянул на меня грустно и разочарованно.
Выйдя из госпиталя, я заскочил в ближайший паб и уселся на табурет перед баром — точь-в-точь, как пару часов назад. У Джеймса определенно были причины смотреть на меня с отвращением.
После третьей порции виски мне стало совершенно все равно.
ГЛАВА 35
Раньше я умел пить, не пьянея, однако давненько не практиковался, потому и попал ключом в замочную скважину лишь с третьего раза. Открыв дверь, споткнулся о порог и с проклятиями начал расстегивать пальто.
Гостиная освещалась отблесками пламени из камина. Стало быть, Гарри дома? Довольно странно, учитывая, как он вел себя в госпитале.
— Гарри? — подал голос я, повесив пальто и шагнув в комнату.
— Нет, не Гарри, — раздался женский голос.
У камина с чашкой чая сидела Белинда, подсунув под себя ноги. Возлияния всегда приводят меня в мрачное и даже драчливое настроение, однако при виде Бел я впал в ступор. Красота Белинды не из тех, что рождается за туалетным столиком. Ее прелесть заключается в плавном контуре нежной щеки, изгибе бровей и аккуратном подбородке — настоящая, врожденная красота. Бел подготовилась к визиту с особым тщанием: темные волосы волнами ниспадали на плечи, прикрытые моим любимым платьем бледного голубовато-зеленого оттенка. Ее глаза загадочно светились в свете камина. Даже и не припомню, когда она выглядела лучше.
Наслаждайся, дурачок, подумал я. Если Бел поймет, что я выпил, — в следующий раз встретимся нескоро.
— У тебя все нормально? — спросила она.
— Что ты здесь делаешь?
— Скорее мне следовало задать тебе тот же вопрос, — округлила глаза Бел. — Ты не забыл, что я тебя вчера ждала? Сегодня пятница, Майкл, — помолчав, добавила она.
— Помню, что пятница, — буркнул я, усаживаясь в кресло и снимая башмаки.
— Ты вчера не пришел, и я заволновалась, — мягко сказала Белинда. — От тебя пахнет пабом… Где ты был?
Нагнув голову, я стряхнул с ноги ботинок и отбросил его в сторону. Выпил я немало, и все же сознавал, что любой более-менее пространный ответ тут же скажет Белинде, что дело пинтой эля не ограничилось. А этот факт мне хотелось бы скрыть, поэтому я лишь тупо помотал головой.
— Майкл…
Вздохнув, я выпрямился в кресле.
— Зверски устал, понимаешь?
Белинда соскользнула с кресла и, подойдя ко мне, приподняла мою голову за подбородок, заставив посмотреть ей в глаза.
— Ты пил… — пробормотала она, изменившись в лице, и опустила руку.
Удивление уступило место разочарованию.
Гостиная завертелась перед моими глазами, и я сделал над собой усилие, чтобы раскрутить ее обратно.
— Приготовлю кофе, — сказала Белинда и вышла из комнаты.
Тихо застонав, я закрыл глаза. Кофе не хотелось. Хотелось в постель.
Вернулась Бел и, втиснув мне в руку чашку с горячим кофе, опустилась на оттоманку подле моего кресла.
— Почему, Майкл?
— Что «почему»? — буркнул я, и оба слова слились в одно.
— Ты же давным-давно не пил. Расстроился из-за статьи в газете?
— А что там? — спросил я, застыв с чашкой в руке.
— Пишут, что в Лондоне убивают состоятельных женщин. И… вроде бы Скотланд-Ярд это замалчивает.
— Господи Иисусе…
Значит, Форсайт молчать не стал. Я выругался сквозь зубы — совсем как много лет назад в Уайтчепеле, и тупо уставился на темную жидкость в чашке.
— Что сегодня случилось?
— Что случилось? — фыркнул я, глотнул кофе и поставил чашку на столик. — Отец третьей жертвы не позволяет мне с ней побеседовать, потому что господь запрещает помогать полиции найти преступника. Винсент отчитал меня за плохие манеры. Джеймс обвинил в том, что я не так веду себя с Гарри. А теперь еще ты начинаешь… — Я понимал, что несправедлив, но темная сила заставила меня продолжить: — Не нужно читать мне морали!
Я едва не перешел на крик, и Белинда замерла на оттоманке.
— Я не собираюсь читать тебе мораль. Боже, Майкл… Неужели ты до сих пор меня не знаешь!
Сквозь алкогольную дымку пробился сигнал тревоги. Черт, надо мыслить рационально и перестать нести чушь.
— Конечно, знаю, — невнятно ответил я. — Ну, выпил, но рассудка ведь из-за этого не лишился.
Белинда положила ладошку на мою щеку и серьезно посмотрела мне в глаза.
— Помнишь, ты рассказывал мне одну историю? Когда ты дрался ради О’Хагана в этом жутком месте. Ты тогда осмотрелся и понял, что все вокруг жаждут, чтобы ты проиграл, потому что ставили против тебя.
Я молча кивнул.
— Когда дела идут неважно, ты снова становишься тем самым боксером, — мягко сказала она. — Один против всех. И тогда ты начинаешь сражаться даже со своими друзьями. Майкл, ты больше не на ринге, и я тебе не соперник.
Представив себе Белинду с хрупкими кулачками у груди, я невольно хмыкнул.
— Не смеши меня, Бел. Я все прекрасно понимаю.
— Правда? — грустно спросила она, опустив руку. — Мне так не кажется. Больше того, по-моему, ты просто не хочешь понимать. До тех пор, пока мы — все остальные — находимся по другую сторону баррикад, ты продолжаешь в одиночку спасать мир, ведь так, Майкл? Ты — непобедимый Персей, стремящийся на выручку к несчастной, прикованной к скале Андромеде. — Она развела руками. — В таком качестве ты чувствуешь себя гораздо лучше.
Я открыл рот, готовясь поспорить, однако Белинда меня остановила. Впрочем, ни одной связной мысли у меня не было, да и об Андромеде я имел самое смутное представление.
— Позволь мне закончить, Майкл. Я знаю тебя несколько лет, но кое-что поняла лишь сегодня. Превращаясь в героя, ты избавляешься от необходимости задуматься о своих слабостях. — Она покачала головой. — Тебе не приходится сочувствовать бессильной и испуганной жертве. Твоя задача — спасти ее.
— И что же тут неправильного? — вскинулся я.
— Я не говорю, что это неправильно. Просто… ты сам себе не решаешься признаться в своей человечности, а это… это трусость, — неохотно закончила Белинда.