Страница 48 из 79
— Слишком жестко, — помявшись, выдавил молодой инспектор.
— То есть вы полагаете, что извинения дадут мне шанс остаться на службе? — помолчав, спросил я.
— Надеюсь.
— Что ж, попробую. — Поразмыслив, я добавил: — Не рассказывайте ему, что я узнал у служанки. Винсент сочтет, что мы выдумываем оправдания повторному визиту в дом Форсайтов.
— Договорились, — неуверенно кивнул Стайлз.
Я не из тех, кто пытается уклониться от неминуемого столкновения, так что без лишней робости перешагнул порог кабинета начальника. Пришел с повинной головой. Однако Винсент хотел видеть нас вместе со Стайлзом.
— Назовите хотя бы одну причину, по которой мне не следует прекращать ваши полномочия, — без всякого выражения начал шеф.
Взглянув в его каменное лицо, я промолчал. Вряд ли Винсента устроили бы мои объяснения. Ни один ответ его не удовлетворил бы.
— Инспектор Корраван гораздо лучше владеет материалом, чем я, сэр, — отважился Стайлз.
Шеф задумался, поднял голову, и тут началось. Словно пробку вышибло из бутылки. Целых полчаса он склонял меня на все лады, и присутствие Стайлза в кабинете его нисколько не смущало. Голос Винсент не повышал, но я и без того понимал, что в Ярде теперь дуют совершенно иные ветра, и те несколько топорные, прямолинейные методы, которых я придерживался в Ламбете и в речной полиции, здесь более не котируются. Я терпеливо выслушал речь шефа о том, как меняется работа полиции. Понял, что количество газет в Лондоне возросло, увеличилась и их аудитория, что мы всегда, ежедневно, ежечасно на виду. Оказывается, еще до вступления в должность Винсент знал, что я вспыльчив и капризен, что от меня в Ярде прямо-таки стонут. С его слов, я всегда считал, что прислушиваться к мнениям коллег — признак слабости, что мое кредо — идти по трупам. Ничего не могу сказать: утонченности у меня и в самом деле как у дикого медведя, проламывающегося сквозь бурелом. Надо отдать шефу должное. Он ни разу не поставил мне в вину мое прошлое в Уайтчепеле; впрочем, в его речи сквозило предположение, что я до сих пор ощущаю себя боксером из подпольного клуба и тем горжусь.
— Инспектор Корраван, — продолжал шеф, — не единственный сотрудник Ярда, которому есть что доказывать. Инспектору Корравану следует учитывать, что за Ярдом следит не только наблюдательный комитет, но и широкая общественность.
Не помню, что он еще говорил.
Я сдерживался. Не сказал ни слова в свою защиту, хотя доводы Винсента были убийственны. Грустно молчал и виновато улыбался, пока шеф не иссяк и не выпроводил нас со Стайлзом из своего кабинета.
Смысл выступления Винсента был вполне очевиден. Меня бы давно отстранили от дела и выкинули из Скотланд-Ярда, однако за меня поручился Стайлз. Еще один проступок, и я окажусь на улице.
Спорить сложно. Ярд и вправду менялся. Менялся весь чертов мир. Другое дело, что я не мог переступить через себя.
Дверь паба я толкнул так, что та ударилась о стену и отскочила обратно, — даже пришлось ее придержать. Немногочисленные завсегдатаи испуганно оторвали взгляд от своих столов и снова уткнулись в кружки с элем, когда я пересек зал и выдвинул табурет из-под деревянной стойки бара. Круглолицый лысеющий бармен неторопливо приподнял могучую руку, решив поприветствовать нового посетителя, но, глянув мне в лицо, передумал.
— Чего желаете?
— Виски, — ответил я.
Бармен опрокинул горлышко бутылки в бокал, махнул тряпкой по жирной поверхности стойки и, избегая встречаться со мной взглядом, со стуком поставил передо мной янтарный напиток. Похоже, рассчитывал, что беспорядков я не устрою, а если вдруг — он всегда справится. Исполнив мой заказ, лысый повернулся к другому человеку, восседавшему за стойкой через два табурета от меня, — дородному мужчине, обхватившему обеими ладонями кружку эля.
— И что она сделала, когда обнаружила пропажу?
Не знаю, что со мной случилось, но невозмутимость бармена начала меня бесить. Виски я выпил двумя длинными глотками и громко стукнул бокалом о стойку, дав понять, что желаю еще. Лысый поймал мой требовательный взгляд и молча плеснул еще на дюйм виски. Почувствовав, что его собеседник внимательно меня изучает, я сердито зыркнул в его сторону и второй бокал выцедил, не торопясь.
Подошел еще человек, занял табурет справа. Я обернулся к нему, с удивлением ощутив, как его тяжелая рука похлопала меня по спине. Новый посетитель, увидев, как я тронул рукоятку дубинки, поднял руки.
— Это ни к чему, Корраван.
Ага, Джон Фишел из «Бикона».
— И что тебе нужно? — осведомился я, не снимая руку с дубинки.
Фишел, сняв шляпу, откинул назад копну темных седеющих волос и оперся локтями о стойку.
— А вы как думаете? — вкрадчиво улыбнулся он. — Хочу знать о нападении на миссис Манро.
Я напрягся. Фишел ни словом не обмолвился об убийстве. Неужели слышал, что жертва выжила?
— Черт возьми, ты ведь знаешь, что я ничего не расскажу. А потом, что бы я тебе ни сообщил, ты все равно напишешь то, что посчитаешь нужным.
— Ну, это неправда, дружище! — возразил репортер, махнув бармену. — Мне пинту, пожалуйста!
Лысый, коротко улыбнувшись, поставил перед ним кружку.
Фишел понизил голос и вкрадчиво заговорил:
— Мне кое-что известно об отце жертвы — этом медике. Почему бы мне с вами не поделиться? Только я должен что-то получить взамен.
— Что ты знаешь?
— Обмен должен быть равноценным, Корраван, — покачал он головой, сделав длинный глоток. — Знаете, как арестанты обмениваются в тюрьме необходимыми вещами.
Я хрипло усмехнулся, и Фишел положил ладонь мне на руку, словно старый друг. Другом он мне не был. Захотелось сбросить его грязную лапу.
— Ладно, не обижайтесь. Мы ведь тоже обучены не хуже полицейских — способны сложить два и два.
— Баскоу ушел лишь потому, что ты дал в печать его адрес, Фишел. Еще два человека погибли именно из-за тебя. Вот чему вас обучили!
Последняя моя реплика согнала легкомысленное выражение с лица репортера, и он скривился в ухмылке.
— Между прочим, это не я плел чушь собачью про убийства «Волка»…
— Убирайся отсюда, крысеныш, — зарычал я, поднявшись с табурета, и Фишел обжег меня взглядом, схватив шляпу.
— Ну и сиди со своим виски, ты, пьяный придурок! Посмотрим, чего добьешься!
— Знаешь, почему ты работаешь на «Бикон»? — крикнул я ему вдогонку. — Тебя выкинули из полиции за то, что ты трусливо сбежал от человека с ножом, вот почему! Трус чертов!
Похоже, мой залп достиг цели. Фишел обернулся, готовясь ответить, но тут в зале начали смеяться — сначала тихонько, а потом, видя, как покраснел газетчик, — в полный голос. Фишел отвернулся и направился к выходу. По несчастливой случайности под ноги ему бросилась собака, бежавшая к одному из столиков за объедками. Я видел краем глаза, как репортер жестоко пнул ее в бок, прямо под торчащие под кожей ребра. Животное тихо взвизгнуло, словно привыкло к ударам и знало, что шум поднимать бессмысленно.
Вскочив с табурета, я бросился к дверям, но мерзавец уже растворился в толпе. Я чертыхнулся, закрыл дверь и остановился, глядя на собаку. Милое создание — уже не щенок, подросток. Глазки коричневые, на мордочке длинный шрам, разноцветные уши… Собака бросилась прочь, не дав себя приласкать, и мне стало стыдно: пинок она получила отчасти по моей вине.
— Прости, девочка, — пробормотал я. — Не надо было мне его бесить.
Бармен плеснул мне еще виски. Может, даже два раза — не помню. Грустно было сознавать, что Фишел и вправду способен вычислить того, кто напал на миссис Манро, прежде чем это сделаем мы. По пути домой, несмотря на плывший в голове пьяный туман, я все силился сообразить: чем же зацепили меня слова Фишела? Что-то он сказал полезное… Но что именно, черт возьми? С трудом восстановив в памяти наш диалог, я наконец понял: репортер знал нечто интересное о докторе Форсайте и даже готов был к взаимовыгодному обмену.