Страница 2 из 45
Овчинников, дойдя до конца коридора, постучал кулаком в дверь. Изнутри послышался шум открываемого засова и крупный, вспотевший мужчина в фартуке, отдав честь, запустил офицеров в допросную камеру. Это был сержант Латышев. Зеленцов обратил внимание, что фартук и засученные до локтей рукава, были забрызганы кровью.
Рядом со столом сидел на стуле мужчина среднего возраста, волосы на его голове были взлохмачены. Худощавое лицо опухло от побоев, правое ухо кровоточило. С нижней губы тоненькой струйкой спускалась окровавленная слюна, его руки были стянуты за спиной сыромятным ремнем, а голова беспомощно свисала на грудь.
– Как дела, арестованный разоружился6? – спросил Овчинников второго «забойщика» в форме сотрудника НКВД, в звании лейтенанта, им оказался следователь Редькин, среднего роста, плотный на вид мужчина лет тридцати пяти.
– Пока упорствует, но ничего, еще немного и заговорит. Можно продолжить допрос?
– По третьей степени сильно не усердствуйте, он еще должен дать показания на своих сотоварищей.
Следователь Редькин взял в руки большой деревянный молоток и приставил его к руке арестованного, а сержант Латышев с силой ударил другим молотком по пальцам арестанта. Резким криком, а затем жутким завыванием наполнилась камера. Последовал удар молотком по плечу. Еще удар, вскрик и арестованный замычал что-то невнятное, пуская кровавые пузыри изо рта.
– Подожди, – брезгливо поморщившись, остановил Овчинников Латышева, – кажется, он что-то пытается сказать.
– Я все подпишу, только больше не бейте, – еле слышно проговорил с украинским акцентом арестованный.
– Ты признаешься, что состоял в контрреволюционной, кадетско-монархической, повстанческой организации? – спросил Овчинников, садясь за стол напротив истязаемого.
Арестованный кивнул.
– Не слышу!
– Признаю…
– Сколько человек состояло в вашей группе, располагавшейся в Выселках?
– Точно не знаю.
– Двенадцать, если быть точнее, – Овчинников сделал упор на определенном количестве людей.
– Да двенадцать.
– Кто был организатором, кому вы подчинялись?
– Я не знаю имен, я человек маленький.
– Не ври мне! В ЗапСибкрае во главе вашей организации стояли: бывший князь Волконский, князь Ширинский-Шахматов, Долгоруков, поддерживающие связь с бывшим генералом Эскиным. Тебе ведь известны эти фамилии, – продолжал подсовывать информацию Овчинников.
– Да, да, конечно, я о них слышал.
– Ну, вот, уже лучше, продолжаем.
– Через нашего человека, я доставлял сведения о готовящемся мятеже в Кожевниковском районе, от него же я получал разные приказы.
– Вот и хорошо, осталось только выяснить имя этого человека и подписать протокол. Видишь, как свободно стало на душе, а как легко осознавать, что физические страдания закончились, – с издевкой сказал Овчинников и обратился к Зеленцову, – садись на мое место и продолжай допрос.
– Писать умеешь? – спросил Зеленцов арестованного.
– Не обучен грамоте, товарищ начальник.
– Какой я тебе товарищ? Откуда же тебя занесло в Сибирь?
– Год назад с Украины выслали, всей семьей в Выселки привезли.
– Видимо ты был ярым противником вступления в колхоз, раз тебя сослали в Сибирь. Ладно, снимете с него отпечаток большого пальца. Редькин, доведешь его дело до конца и все протоколы через меня подашь на подпись товарищу капитану. Обвиняемого проведешь по первой категории.
– Слушаюсь товарищ старший следователь.
Овчинников приподнял брови от удивления и, улыбнувшись, отдал распоряжение:
– Зеленцов, и ты Редькин, со мной в коридор.
Выйдя за дверь, Овчинников потрепал Зеленцова по плечу.
– Поразительно, но ты делаешь успехи, видно недооценил я тебя, поторопился с выводами. Теперь-то ты понял, как надо работать?
– Понял товарищ начальник горотдела, – улыбнулся Зеленцов.
Овчинников достал из папки лист и передал его следователю.
– Редькин, вот список, допросишь этих гадов. Расторопных следователей тебе в помощь я пришлю. Если будут упорствовать…
– Не-не, Иван Васильевич, у нас разговорятся, как начнем ноготки тянуть с пальцев, так душа с разговорами сразу наружу запросится.
– Вот и ладно. А ты Зеленцов, чтобы к концу недели всю сектантскую группу подвел под первую категорию, иначе смотри, – Овчинников погрозил пальцем и направился по коридору к выходу. Навстречу ему два конвоира волокли избитую женщину, она была в обморочном состоянии. Овчинников остановился и, присмотревшись к арестованной, скомандовал:
– Бойцы, ну-ка стоять!
Один конвоир отпустил несчастную и, отдав честь, доложил:
– Товарищ капитан, арестованную Марусеву только что с допроса «ведем» в камеру.
– Приведите ее в чувство и доставьте ко мне в кабинет.
Не смотря на истерзанный вид женщины, Овчинников узнал в ней Клавдию Марусеву, она работала у него в горотделе машинисткой, в то время когда он занимал должность начальника НКВД в Прокопьевске. Через некоторое время за хорошую работу его повысили в должности и перевели в Томск.
В своем кабинете Овчинников сел за стол, закурил и призадумался. Теперь он наверняка узнает, где сейчас находится Лидия Смирнова, работавшая у него секретарем. Лида внезапно исчезла из Прокопьевска, когда под чутким руководством Овчинникова на руднике была арестована группа начальников-вредителей. Смирнова была дочерью директора банка и работала в горотделе НКВД. Она приглянулась Овчинникову, хотя была замужем, и он при каждом удобном случае напоминал ей о своей симпатии. Начальник упорно преследовал свою цель и уже без обиняков предлагал Лидии вступить с ним в интимные отношения. Девушка держалась достойно и каждый раз напоминала, что любит своего мужа, с которым прожила после свадьбы чуть больше года. Тогда Овчинников сфальсифицировал обвинение на ее мужа и незамедлительно арестовал. Добиваясь благосклонности Лидии, начальник шантажировал тем, что отпустит мужа, но несговорчивая девушка не хотела даже слушать бесстыдного лейтенанта, охочего до каждого смазливого личика. Своими отказами она только разжигала в нем страсть, чувствовалось, что Овчинников не просто так домогается, он влюбился в Лидию. Правдами и неправдами, добиваясь согласия девушки, он даже разрешил личную встречу Лидии с мужем, перед тем, как его этапировали в Новосибирскую тюрьму. После свидания с мужем, которого ей не суждено было больше увидеть, Лидия все равно не стала любовницей Овчинникова и, не увольняясь с работы, исчезла из Прокопьевска.
Стук в дверь отвлек Овчинникова от мыслей.
– Войдите.
– Товарищ капитан, арестованная Марусева доставлена, разрешите ввести? – спросил конвойный.
Капитан кивнул и бледная, изможденная от пыток и недосыпаний женщина, едва передвигая ногами, прошла до середины кабинета.
– Садись, – капитан указал рукой на стул и махнул конвоиру, чтобы он закрыл дверь с обратной стороны.
– Ну, что Клавдия, все упорствуешь, не хочешь говорить, где скрывается твой отец?
– Я не знаю, – едва слышно произнесла женщина и, не сдержавшись, заплакала, – Иван за что?
– Все, что было в Прокопьевске, это в прошлом и я тебе не Иван, а начальник горотдела НКВД капитан Овчинников. А теперь слушай меня внимательно: мне только стоит вписать твою фамилию в этот бланк, и сегодня же ночью ты исчезнешь. Надеюсь, ты не глупая и понимаешь, что навсегда. Но, если ты скажешь, где скрывается твой отец, тебя в «Шестерку7» направят, отсидишь пять лет и будешь спокойно жить дальше.
– После ареста всего начальства рудника, отец срочно уехал и никого из родных не предупредил.
– Врешь, знаешь! Неужели отец не поддерживает с тобой отношения. Я вижу, ты так и не поняла, в какой серьезной ситуации ты оказалась.
Клавдия замотала головой и заплакала сильнее.
6
Разоружился – дал признательные показания.
7
Шестерка – Томская Исправительная Трудовая Колония № 6