Страница 12 из 102
- А трибуны? – спросила Диана.
Я помедлил, подыскивая ответ. Аидова бездна, до чего же сложна наша римская система.
- Вообще-то трибуны не управляют. Они защищают слабых от сильных; бедных от богатых. Их должность была учреждена в те времена, когда лишь патриции могли занимать государственные посты. Плебеи потребовали, чтобы у них тоже были свои представители, и добились своего. Теперь магистратуры открыты и для патрициев, и для плебеев; но трибуном по-прежнему может быть только плебей. Ежегодно специальное собрание, в котором имеют право участвовать одни лишь плебеи, избирает десять трибунов. Клодий тоже побывал трибуном; в этой-то должности он и добился и изгнания Цицерона, и принятия закона о бесплатных раздачах хлеба из казённых запасов.
- Но как же Клодий мог стать трибуном, если он, как ты говоришь, был из патрициев?
- Да смешного просто. Договорился с каким-то плебеем, и тот его усыновил. Правда, этот плебей по возрасту сам годился Клодию в сыновья, но формально придраться было не к чему: Клодий перешёл из патрицианского сословия в плебейское. Он был изворотлив, наш друг Клодий, и отличался талантом обходить затруднения - даже его враги признавали это. А уж на должности трибуна он развернулся вовсю. Она ведь просто создана для того, чьё призвание – мутить народ. Ручаюсь, сейчас там, - я кивнул на Форум, - найдётся пара-тройка трибунов, которые из кожи вон лезут, разжигая речами толпу. Как бы то ни было, выборы трибунов в этот год действительно прошли без помех. А вот остальным повезло меньше.
- Почему?
- Потому что Милон добивался должности консула, а Клодий – претора. Милон защищал интересы «лучших людей», Клодий - плебеев. Если бы их обоих избрали, каждый стал бы ставить другому палки в колёса. Милон рубил бы на корню любой законопроект Клодия; а Клодий, в свою очередь, срывал бы все планы Милона.
- Каждый был бы для другого костью в горле, - заметила Диана.
- Именно. Поэтому каждый из кожи вон лез, чтобы не допустить избрания другого. При этом оба пользовались сильной поддержкой своих избирателей, и на выборах победили бы без проблем. Так что всякий раз, когда назначался день выборов, случалось что-то такое, что мешало их проведению. Назначается день – авгур усматривает в полёте птиц неблагоприятное знамение – выборы переносятся. Назначается новый день – обнаруживается принятый в незапамятные времена закон, что именно в этот день выборы проводить нельзя. После долгих дебатов назначают новый день – и с утра на Марсовом поле вспыхивают беспорядки. И так до бесконечности. В нашей республике с выборами давно уже не всё благополучно – затеваются иски и тяжбы, чтобы не допустить избрания неугодных или сместить их до срока; подкуп и запугивание избирателей процветают махровым цветом. Но то, что творится последний год - это уже просто хаос. Республика, которая не в состоянии даже обеспечить проведение выборов, не много стоит.
Будто в подтверждение моих слов, базилика Порция вспыхнула с новой силой, как куча хвороста. Похоже, огонь добрался до кладовой, где хранилось масло для светильников. Мгновение спустя в лицо мне ударило волна жара. Пирующие разразились победоносными криками.
Цепочки людей с вёдрами быстро потянулась сторону нового очага пожара. Словно гигантские змеи, извергающие из пасти воду, пытались погасить пламя.
Я обернулся к Диане.
- Так что сама видишь, ничего удивительного, если Милон в конце концов и убил Клодия. Иначе и кончиться не могло. Разве что Клодий убил бы Милона.
Диана задумчиво кивнула.
Вскоре Бетесда позвала её из сада. Приближалось время ужина, и Диана спустилась, чтобы помочь матери накрывать на стол. Похоже, мои ответы её устроили; но в глубине души я понимал, что на главные её вопросы так и не ответил.
Нам что-то угрожает?
Думаешь, с нами что-то может случиться?
Вспышка пламени в базилике Порция вызвала среди клодиан заметное оживление. Пир закончился. На Ростру опять поднялись ораторы. До меня донеслось пение толпы.
Потом началось что-то странное. Один за другим клодиане подымались по почерневшим ступеням к дымящимся развалинам курии. Обратно они спускались с горящими факелами. Они зажигали факелы от очищающего огня, которому предали останки Клодия. Я подумал, что они унесут их домой, чтобы сохранить частицу священного огня в своих домашних очагах; но скоро понял, что ошибся.
Клодиане потянулась по направлению к Палатину. Благодаря свету факелов следить за ними было нетрудно. Огненные ручейки бежали между храмами и выливались на площади, возвращаясь тем же путём, каким пришли. Некоторые огоньки подымались по Спуску, другие огибали холм и исчезали из поля зрения, направляясь, видимо, к западному склону Палатина. От множества факелов было так светло, что я ясно видел Цицерона и Тирона, стоящих на своей крыше спиной ко мне, сблизив головы.
Поднявшиеся по Спуску сворачивали на запад, удаляясь от моего дома и приближаясь к дому Цицерона. У меня перехватило дыхание. Я видел, как напряжённо застыл Цицерон. Но огоньки продолжали двигаться дальше. Идя по улице, огибающей Палатин, они на противоположном склоне холма непременно встретятся с остальными. Чей дом в той части города?
Милона.
Я понял: клодиане собираются предать дом Милона тому самому огню, который обратил кровавые останки их вождя в пепел. А заодно предать огню и самого Милона – если у него хватило духу вернуться в Рим.
- Папа! – позвала Диана снизу. – Мама зовёт ужинать.
- Сейчас, Диана.
Дом Милона был далеко для бросающих камни; и достаточно близко для огня, который под порывами ветра станет перекидываться с крыши на крышу. Если подожгут дом Милона, пожар, чего доброго, охватит весь Палатин…
Может, нам всем перейти в к Эко? Эсквилин далеко; огонь туда не дойдёт. Но кто же станет тушить наш дом, если он загорится? Да и удастся ли нам благополучно добраться до дома Эко? Идти через Субуру в такую ночь, когда на улицах полно головорезов…
- Папа, ты идёшь? Что там?
Несколько отставших бегом поднялись по Спуску, обогнули дом Цицерона и скрылись за поворотом улицы.
- Иду.
Я в последний раз взглянул в направлении дома Милона. Мне показалось, что оттуда доносятся вопли и лязг металла, но разобрать что-то на таком расстоянии было совершенно невозможно.
- Папа?
Я шагнул к лестнице и поставил ногу на первую ступеньку.
То был невесёлый ужин. Мне кусок не лез в горло. Дождавшись, когда Бетесда и Диана пойдут спать, я снова поднялся на крышу; но сколько ни всматривался в направлении дома Милона, огня так и не увидел. На всякий случай перед тем, как спуститься, я позвал Белбо. Всю ночь мы сменяли друг друга – один спал под тёплыми одеялами на широкой скамье в саду, пока другой оставался на крыше, всматриваясь в ночное небо, чтобы вовремя заметить гибельный свет.
В конце концов небо заполыхало – но совсем с другой стороны. Над Римом занимался день. Ночь миновала, а мой дом остался невредим.
Поднявшись на крышу, я снова взглянул на Форум. В неярком утреннем свете он выглядел размытым, как смазанная картина. Холодный ветер принёс запах обугленного дерева и обгоревшего камня – всего, что осталось от здания римского сената, которое по воле толпы послужило погребальным костром для её кумира.
Глава 5
- И нарвались на град стрел. – Эко потянулся и душераздирающе зевнул – прошлой ночью он тоже спал лишь урывками. – По крайней мере, так говорят в городе. Они-то, наверно, рассчитывали, что в доме если кто и будет, то лишь слуги. Думали, ворвутся, слуг перебьют, дом разграбят и сожгут – всё без помех. Не тут-то было. На крыше их поджидал отряд лучников. Лучники не промахивались и стрел не жалели, так что управились быстро. Пара-тройка самых ретивых остались лежать, утыканные стрелами, как ёж иглами, а остальные пустились наутёк.
Мы сидели вдвоём в моём саду на складных стульях напротив статуи Минервы, греясь в лучах полуденного зимнего солнца.