Страница 11 из 19
Устав от этого замкнутого молчаливого одиночества, Ирина вышла из спальни и столкнулась с Дарой.
– Вам что-нибудь нужно? – улыбнулась как всегда приветливая девушка. – Позвать Катерину?
– Нет! Дара, ты можешь провести меня в кабинет Владимира? Я ещё не очень хорошо ориентируюсь.
– Конечно!
В кабинете Ирина достала бумагу и ручку и сделала первую запись в своём дневнике.
Складывая листы книжечкой, она писала до глубокой ночи. Получалось сумбурно и путано: накопилось слишком много всего невысказанного. Под впечатлением от похода в деревню Ирина первым делом попыталась собрать всё, что узнала о жизни людей на Севере: тотальная несвобода, рабские налоги, насилие, страх, неведение… Она описывала и комментировала всё, что видела своими глазами и слышала своими ушами. Ирину так захватило это занятие, что она не заметила, как одеревенело её тело. И только когда в ручке закончились чернила, девушка обнаружила на подушечках пальцев ямки и ощутила боль в плечах и пояснице – пора было заканчивать. Быстро собравшись, Ирина погасила свет и тихонечко выскользнула в коридор. Ей пришлось немного поплутать, прежде чем она нашла спальню. День так измотал Ирину, что едва её голова коснулась подушки, она тут же провалилась в глубокий крепкий сон.
Проснувшись после обеда, она ощутила резкий спазм внизу живота и рванула в ванную – начался её женский цикл. Когда горничные пришли сменить постель, вялая Ирина попросила Дару встретить Гришу и передать ему, что она приболела и просит его прийти дня через четыре. Выполняя наказ мужа, Ирина не показывалась сиверам на глаза. Всякий раз, принося еду, Катерина недовольно бурчала из-за несоблюдения правил и лунной комнаты. Чтобы её унять, Ирина попробовала сослаться на Владимира, но это не возымело результата. Тогда в ответ она стала зарываться в одеяло или просто накрывала голову подушкой – как бы Катерина её ни раздражала, она не хотела ей грубить. К тому же Ирине было так плохо, что она могла только сворачиваться калачиком и молчать. Оставаясь одна, она спала или лежала, уткнувшись тупым взглядом в книжку легенд, которую накануне предусмотрительно стащила из кабинета мужа.
К концу второго дня Ирине стало гораздо легче, и она вернулась к дневнику. Теперь она писала о противоречиях и, чтобы не запутаться и ничего не упустить, рисовала схемы. Нужно было изложить все доводы, чтобы понять, есть ли сговор между братом и северянином, правда ли сиверам не интересен Юг и не нужна война, почему Саша убеждал её и других в обратном, действительно ли он свято верит в великую войну. Ирина набросала и другие вопросы, которые также занимали её. Что случилось с журналистом Тарасом и является ли он сивеяром? Кто и зачем отправил порченых в эту спальню? Что такое «закон Чернова»? Что снится Владимиру, чего он боится и что его беспокоит? Ответов Ирина, конечно, не нашла, но зато освободила голову.
Многие вопросы дались ей тяжело, однако самым сложным оказалось найти тайник для дневника. Ирина не придумала ничего лучше, чем спрятать его в ящике под своим нижним бельём. Уж там, она надеялась, ни Катерина, ни северянин не найдут её записи. Вместе с дневником она убрала и найденное в сумочке стихотворение Александра. Она не перечитывала его, но перед сном, лёжа в темноте и глотая слёзы, часто повторяла одни и те же строки:
Когда я сном, словно диким плющом, обвит,
Твой голос находит меня в немой тиши
И шепчет упрямо: «Проснись! Пробудись! Дыши!»
Я знаю, что жив. И не буду никем убит.
Наконец затворничество Ирины закончилось, и она отправилась на прогулку. Гриша встретил её в бодром и весёлом расположении духа. Стараясь не выдавать свою заинтересованность, он осторожно расспрашивал её про другой мир. Она отвечала неуверенно и с опаской – боялась снова расстроить его. Но постепенно они так увлеклись, что вместе стали фантазировать, кем Гриша мог бы стать на Той стороне. Узнавая о разных профессиях, мальчик воображал себя то полицейским, то спасателем, то адвокатом… Дошли до того, что Ирина, сама того не заметив, пообещала помочь ему сбежать на Ту сторону, когда он вырастет.
– Пусть это будет наш маленький южный секрет… – тихо произнесла она фразу, которую когда-то слышала от Александра, и тут же что-то тяжёлое невидимым камнем легло ей на грудь.
– Тогда уж северный! – Гриша широко улыбнулся и повёл Ирину по протоптанной тропинке в обход от копающейся в рыхлом снегу отары овец.
Они углублялись в густой сосняк.
– Я постараюсь что-нибудь придумать… – упёрто заявила своей совести Ирина и, наклонившись, пролезла под хвойной лапой. – Гриша, а что ты знаешь про закон Чернова?
– О, ма с отцом поженились, благодаря этому закону! Его придумал Владимир Вячеславович. Он же раньше помогал Мстиславу Ивановичу на Совете, но это было ещё до моего рождения.
– Не поняла…
– Ну, раньше, чтобы жениться, людям нужно было просить разрешения у хозяев, а теперь нет. По этому закону мы сами можем решать.
– Крепостное право какое-то!
– Угу… – не расслышав толком, подтвердил Гриша. – Это называется «право выбора» или «право чувства». Ма рассказывала, что бабушку за деда заставил выйти Мстислав Иванович. Она сопротивлялась, даже пробовала сбежать в За́зимки. Её поймали, но почему-то не казнили, только сильно наказали. Потом она смирилась. Но всё равно с дедом они плохо ладили.
– А разводиться вы можете?
– Как это?
– Разрешается ли мужу и жене, если у них что-то не так, разойтись и жениться на ком-то другом?
– А-а-а, – Гриша остановился и, подняв руку козырьком, загляделся на большого пёстрого дятла. – Нет, конечно! Семья – это дерево: оно растёт на одном месте, его ветки и корни не могут оторваться и прирасти к другому дереву. Правда ма считает, что часто деревья крепко стоят в земле, хотя мёртвые внутри. Но хозяевам это не важно: главное, что каждое дерево растёт отдельно, корни отвечают за ветви – это порядок.
– Но ведь это только внешний порядок! А что внутри происходит? Если люди не хотят быть вместе, а их заставляют, что из этого хорошего будет?
– Ну да, – согласился Гриша. – У Любомира вот отец… ну это, мать бьёт.
– И что, его за это не наказывают?
– Нет. Если дерево хорошо растёт и приносит плоды, нельзя его корни ломать. Это правило.
– Стрёмное какое-то правило! – вскипела Ирина. – Люди должны иметь право разойтись!
– Владимир Вячеславич про такое говорил в Совете, но другие главы не согласились, ведь свобода распускает человека. Алёнка объясняла нам это на уроке. Ну, что люди должны соблюдать законы жизни, чтобы не превратиться в нежить после смерти. Ма с ней спорит, она не верит в это. Иногда они даже ссорятся. Ма ругает Алёнку, говорит, что она пугает детей страшными сказками, вместо того, чтобы объяснять правду.
– Какую правду?
Лицо Гриши вдруг побледнело, глаза испуганно забегали.
– Гриша? – Ирина переняла в другую руку одолженные Петровыми коньки. – Это останется между нами. Я никому ничего не скажу. Только от тебя я могу узнать, как тут всё устроено. Мне больше не с кем поговорить.
– А ваш муж?
– Скажем так… мы с ним, как твои бабушка и дедушка.
Гриша недоверчиво нахмурился.
– Разве Владимир Вячеславович не дал вам право выбора?
Ирина закусила губу: в сущности, мальчик был прав, и Владимир не заставлял её выходить за него. Но ведь она не хотела становиться его женой и уезжать на Север, она была вынуждена это сделать.
– Тут всё сложно… Так что думает Рада?
– М-м… Ма думает, что… человек может быть счастлив один, даже без детей! Но он должен слушать хозяев и жениться, должен рожать много детей, потому что большая семья платит хороший налог. Нам не дают выбирать, потому что мы захотим больше свободы! Захотим сами решать… ну… не только с кем жить, но и где, как, кем нам быть. Она говорит: Алёнку неправильно научили, она не понимает, что человека свобода сделает счастливее и сильнее. Один раз они очень сильно ругались, и я слышал, как ма сказала, что свобода превращает в нежить только тех, у кого её слишком много, кто не умеет с ней обращаться, и что человек без свободы ещё при жизни вырождается в нежить, просто внешне этого не видно. Они после этого месяц дулись друг на друга.