Страница 16 из 71
Мама закатывает глаза и резко суёт купальник обратно на вешалку.
— Пошли, — говорит она мне на шведском. — Она вызывает у меня отвращение. Сходим в другое место.
Взгляд продавщицы мечется между нами. Моя мать как всегда спокойная и невозмутимая, но она умеет деликатно подначивать тех, кто её сердит. Американцы терпеть не могут, когда люди вокруг них говорят на других языках. Это выдаёт наш неотъемлемый эгоизм — мы всегда убеждены, что это про нас. Иронично, конечно, поскольку мама играет на этом.
— Мам, у меня нет времени…
— Нет, на это у тебя время есть, — говорит она. — Кроме того, это по дороге к твоему офису.
Я оборачиваюсь через плечо, когда дверь за нами захлопывается. Это любимый бутик моей мамы. Не слишком вычурный или дорогой, просто принадлежащий местному владельцу и стильный. Когда мы оказываемся вне пределов слышимости, я переключаюсь на английский.
— Но ты же любишь это место.
Мама переплетает наши руки.
— Любила. До этого момента. Никто не имеет права принижать мою прекрасную Фрейю, — она подмигивает мне и крепко сжимает мою ладонь. — Кроме того, я знаю отлично подходящее местечко.
Глава 6. Эйден
Плейлист: Harry Styles — From the Dining Table
Фрейя почти не разговаривает со мной с тех пор, как вернулась оттуда, куда она ушла три вечера назад. С другой стороны, я и сам был тихим, хоть я и знаю — она всё ещё злится, что я не откровенен с ней. Да, я всё ещё не рассказал ей, что обосрался, а потом её братья похитили меня. Уж извините меня за желание сохранить крупицу собственного достоинства.
— Как ты сумел так быстро получить запись? — спрашивает Фрейя, и её взгляд мечется по сторонам.
Здание, где расположен офис психолога, весьма пафосное. Целая стена стеклянных окон даёт вид на воду, колышущиеся на летнем ветерке деревья и вечернее солнце, купающее всё в лютиковом свете. Тут пахнет эвкалиптом, зелёным чаем и миром во всём мире. Я так отчаянно хочу, чтобы это стало решением нашей проблемы, чёрт возьми.
«Открыть рот — тоже хорошее решение проблемы».
Проще сказать, чем сделать. Я надеюсь, что эксперт поможет мне разобраться, как это сделать. Потому что я не знаю, как признаться во всём этом Фрейе, как рассказать ей все свои страхи и недостатки и верить, что от этого она не сбежит и не сдастся, даже не начав.
Я знаю, что веду себя не как тот, кем я был в момент свадьбы с Фрейей. Для неё я всегда был Эйденом: упорядоченным, прилежным, внимательным. Теперь я хаотичный и разрывающийся, помешанный на работе и отвратительно отвлечённый. Я чувствую себя таким сломанным, бл*дь. И я ужасно боюсь сломаться перед своей женой.
— Эйден? — настаивает она.
Я сбрасываю с себя ступор.
— Прости. Доктор Дитрих дружит с моей коллегой, которая замолвила за нас словечко. Вот почему она сделала исключение и примет нас позднее обычных рабочих часов.
— Что за коллега? — спрашивает Фрейя.
— Она — друг в департаменте.
— Она? — Фрейя останавливается как вкопанная. — Кто она?
Я останавливаюсь вместе с ней, мягко беру за локоть и отвожу в сторону, чтобы мы не загораживали дверь.
— Она в смысле психолог? Или она в смысле…
— Твоя коллега, Эйден.
— О. Луз Эррера.
Фрейя прищуривается.
— И ты достаточно близок с Луз, чтобы обмениваться контактами?
Я открываю рот и делаю паузу. Всматриваясь в лицо Фрейи, я наклоняюсь поближе.
— Почему ты задаешь такие вопросы?
Нет ответа.
— Ты что-то подозреваешь? — робко спрашиваю я. — Я же сказал, что верен тебе, Фрейя.
Фрейя стискивает челюсти.
— Ясно.
— Ладно, — непонимающе моргнув, я показываю в сторону офиса Делайлы Дитрих. Фрейя идёт вперёд.
— Ты мне не отвечаешь, — говорит она.
Я всё ещё перевариваю её упорство. Даже если она не подозревает ничего, ей любопытно. Ей не всё равно, и это ведь хорошо, так? Если бы она была готова окончательно вышвырнуть мою задницу, ей было бы плевать, с кем я «обмениваюсь контактами».
— Мы были совместными наставниками для нескольких студентов, — говорю я ей. — У одного из них возникли проблемы с психическим здоровьем, и когда мы с Луз старались поддержать его, Луз быстро нашла рекомендацию специалиста. Она объяснила, что это исходило от доктора Дитрих, её подруги, и поэтому она так быстро нашла помощь для студента. В какой-то момент разговора Луз упомянула, что Делайла занимается только семейной психотерапией для пар. Вот и всё.
— Хм, — отвечает Фрейя, отведя взгляд.
Мы не успеваем сесть в кресла в комнате ожидания у кабинета доктора Дитрих, как наш психолог влетает в комнату — нимб пушистых серебристых кудрей и очки в проволочной оправе, значительно увеличивающие её глаза.
— Добрый вечер, дорогие, — говорит доктор Дитрих, переплетая пальцы. На ней шалфейно-зелёное платье в пол, шерстяные носки и сандалии-биркенштоки. Кутаясь в вязаный свитер песочного цвета, она машет рукой. — Заходите. Сюда.
Доктор Дитрих проходит в свой кабинет и хлопочет за столом, на котором царит бардак — поднимает кружку чая от листка бумаги, который прилипает и рвётся от её попыток разъединить их. Бардак заставляет меня вздрогнуть. Однако Фрейя будет чувствовать себя как дома в этом бодром хаосе.
— Комфортно? — спрашивает доктор Дитрих, когда мы усаживаемся, и по-совиному моргает через очки.
Фрейя кивает. Я снимаю свитер и стараюсь игнорировать кучу всякого дерьма на столе доктора Дитрих. Она, похоже, замечает моё внимание, ибо откидывается назад и улыбается.
— Это вызывает дискомфорт? — спрашивает она. — Мой организованный хаос?
Я ёрзаю на диване, желая сделать то, что всегда делал с Фрейей — а именно обвить её рукой и притянуть к себе. Уткнуться носом в её волосы и вдохнуть знакомый лимонный и летний запах. Но я не могу. Каждый атом её тела кричит «не трогай меня».
Так что я переплетаю пальцы и зажимаю ладони между коленями.
— Немного, — признаюсь я.
Фрейя закатывает глаза.
— Он такой аккуратист.
— Если под аккуратистом ты имеешь в виду, что я поддерживаю наш дом организованным, чтобы ты реально могла находить нужные вещи.
— Я нахожу вещи, — обороняется Фрейя.
Я выгибаю бровь.
— Большую часть времени, — поправляется она, отводя взгляд и приподнимая подбородок в слегка бунтарской манере. Когда она в прошлом делала так, я хватал её за подбородок и целовал. Сначала крепко прижаться к губам. Потом языком уговорить её приоткрыть рот. Её руки комкали мою рубашку, и она льнула пахом ко мне. А потом я прижимал её к стене в коридоре, и мы целовались до самой спальни.
Мои руки чешутся от желания сделать это — дотронуться до линии её подбородка, погладить гладкую тёплую кожу и привлечь её мягкие губы к моим. Потому что прикосновения всегда связывали нас. Но это часть нашей проблемы. Даже знакомое любящее касание, которое говорило так много, когда мне было тяжело, уже не связывает нас воедино.
Мы далеко миновали тот этап, где обнимались и мирились. Теперь я это знаю.
Доктор Дитрих улыбается и отпивает чай.
— Значит, вы двое — весьма разные натуры?
— Оооо да, — быстро отзывается Фрейя. — Практически полные противоположности.
Я хмуро смотрю на неё.
— Почему ты говоришь об этом в такой формулировке?
Доктор Дитрих ставит свой чай на стол. Фрейя не отвечает.
— Я забегаю вперёд, — мягко говорит доктор Дитрих. — Сначала скажите мне, зачем вы здесь.
Между мной и Фрейей воцаряется тишина. Наконец, я говорю ей:
— Я попросил Фрейю прийти, и она согласилась.
— А почему ты попросил её прийти?
— Потому что несколько недель назад она выгнала меня из дома…
— Я тебя не выгоняла, Эйден, — натянуто говорит Фрейя. — Я попросила дать мне немного свободного пространства.
Я медленно выдыхаю, стараясь не обороняться, не выдавать, как сильно меня ранила просьба уехать.
— Ты собрала мне сумку, Фрейя, и приложила билет на самолёт…