Страница 11 из 71
— Что она сказала?
— Не могу сказать, что ты заслужил мою информацию, когда сам ничего не рассказываешь, — холодно отвечает Аксель.
— Чёрт возьми, Аксель.
Его резкие зелёные глаза пронизывают меня.
— Это ты скрываешь. Доверься нам, мы доверимся тебе.
— Эйден, — говорит Оливер. — Я знаю, подход Лиама Нисона несколько противоречит этому, но ты можешь нам довериться. Я люблю тебя. Мы все тебя любим. Ты наш брат.
Меня пронизывает горько-сладкая боль. Он понятия не имеет, как много это значит для меня — слышать такое от мужчины, который при нашей первой встрече был ещё мальчиком со светлыми волосами, узловатыми коленками и навыками в футболе, знатно превосходящими мои. Странно, как можно понимать что-то в когнитивном плане — что братья Бергманы любят меня — но насколько иначе, насколько сильно это воспринимается, когда они говорят, и когда я чувствую, пусть даже в такой извращённой манере, что им не всё равно.
«Я люблю тебя. Мы все тебя любим».
— Мы хотим, чтобы у вас с Фрейей всё было хорошо, — продолжает Оливер. — Мы просто хотим помочь.
— Вот именно, — произносит Вигго, который уже набил свой рот кубиками сыра.
— Ты когда-нибудь перестаёшь есть? — спрашиваю я у него.
Он бросает в меня кубик сыра, попав мне в плечо.
— Мне надо затолкать ещё четыре, чтобы победить его.
Оливер сердито смотрит на него.
— Да ты ни за что не затолкаешь ещё четыре.
— А вот смотри, — неразборчиво говорит Вигго, напоминая шизанутого бурундука.
Я вздыхаю и тру лицо, выдавая то, чем готов поделиться.
— У меня много дел в профессиональном плане. Я работаю как никогда много. Думаю, Фрейе надоела моя вечная занятость.
— Ладно, — мягко говорит Рен. — И это… всё?
Чёрт, нет. Отношения между нами не просто холоднее и тише. Интимная близость разрушилась. И я знаю, что это моя вина, но чтоб мне провалиться, если я знаю, как начать это решать. Не то чтобы я собирался говорить им об этом.
— Ребят, мне некомфортно рассказывать больше. Это между мной и Фрейей.
Вигго переносит весь свой вес на одну ягодицу и выуживает маленькую книжку из заднего кармана.
— Это что? — спрашиваю я.
— Любовный роман, — отвечает Вигго, активно жуя. — Уф. Слишком много сыра. Ты должен мне двадцать баксов, — сообщает он Оливеру.
Оливер сверлит его хмурым взглядом.
— Любовный роман, — недоверчиво повторяю я.
Он бросает на меня взгляд.
— Ты верно расслышал. Любовный роман. Хотя ты бы его не узнал, даже если бы он свалился с полки и ударил тебя по члену.
— Я бы запомнил любое, что ударило меня по члену.
— Ну в таком случае, — говорит Вигго, бросаясь в мою сторону.
— Эй! — Рен толкает его обратно на сиденье. — В этом доме никакой агрессии.
Всё верно — это хоккеист-пацифист. За почти четыре года в НХЛ он ещё ни разу не подрался в баре.
— Итак, — спокойно говорит Аксель, пока Вигго листает свою книжку. — Почему ты так много работаешь?
Я смотрю на свои руки, и моё нутро скручивается узлами, пока я думаю, когда всё начало меняться. Потому что это ужасно несправедливо. Потому что я тоже хочу ребёнка. Я хочу маленького человечка, которого буду любить и обеспечивать. Даже если он/она будут лишь вполовину такие же милые, как детские фото Фрейи — пухлые щёки и широко распахнутые светлые глаза с пучком почти белых волос… я знаю, что буду безвозвратно утерян. Просто безвозвратно.
Но тогда-то всё и покатилось под откос. Тогда-то во мне щёлкнуло что-то, что я с тех пор не смог взять под контроль. Тогда работа стала тем, на чём я не перестаю зацикливаться; тогда финансовые приготовления к ребёнку захватили всё.
— На вечеринке Зигги она была раздражительной, — говорит Рен. — Тогда уже было непросто?
— Ага. В тот день я вёл себя как засранец. Я висел на телефоне по поводу… — я стискиваю зубы. — Одного проекта, над которым я работаю, но пока не могу обсуждать. Мы столкнулись с препятствиями в финансировании, я был расстроен, подавлен и погружён в свои мысли. Простите, ребята. Я знаю, что это звучит ужасно подозрительно, и я знаю, что вы любите Фрейю, но я просто хочу вернуться домой и сказать моей жене, как ужасно я сожалею о том, что опоздал.
— И под «опоздал» ты имеешь в виду «вообще не пришёл», — напоминает Райдер.
Оливер подаётся вперёд.
— А почему ты опоздал, собственно?
— В это я тоже вдаваться не стану.
— Что-то много секретов, Эйден, — говорит Рен. — Почему ты скрываешь что-то от нас? Мы же семья. Ты можешь доверить нам что угодно.
Это так сложно объяснить людям, которые выросли не в такой обстановке, как я. Когда всё становится тяжело, я полагаюсь на себя. Потому что когда жизнь научила, что для выживания можно рассчитывать лишь на себя, мысль о том, чтобы открыться другим людям в своей уязвимости кажется… почти невозможной. То, что я умудрялся делать это на протяжении всего своего брака (надо признать, не так хорошо в последнее время) — это свидетельство того, как сильно я люблю Фрейю.
Я молча смотрю на океан. Потому что я мог бы попытаться объяснить, но как они могут понять такое?
— Ты же спрашиваешь, как у неё дела в эмоциональном плане, да? — уточняет Вигго. — Ты держишь всё своё дерьмо при себе, отгораживаешься от неё. Ты же понимаешь, что это смертный приговор для брака, верно?
Это ударяет прямо по больному месту.
— Я работаю над этим, — бормочу я.
— Нет. Я думаю, ты работаешь над чем угодно, кроме этого, — говорит Вигго.
— Господи Иисусе, Вигго. Ты кто? Психолог доморощенный?
Вигго невозмутимо откашливается и зачитывает из книги:
— По словам неподражаемой Лизы Клейпас, «Брак — это не конец истории, а её начало. И он требует усилий от обоих партнёров, чтобы всё увенчалось успехом».
— Прекрасно сказано, — говорит Рен.
— Кто такая Лиза Клейпас, чёрт подери? — спрашиваю я.
Вигго трёт лицо и тяжело вздыхает.
— Вот какое дерьмо мне приходится терпеть. Она автор любовных романов, Эйден. И её книги сочатся мудростью, которую тебе не помешало бы впитать. «Усилия от обоих партнёров», — многозначительно повторяет он.
— Я прикладываю «усилия», — огрызаюсь я. — Но у меня ведь не безграничное количество часов, не безграничное место в мозгу, не безграничный эмоциональный диапазон. На краткий период времени я направил всё на финансовую стабильность и работу, ясно? У меня такое чувство, будто мне нужно выбрать между обеспечением нас, чтобы мы были готовы к тому, что Фрейя хочет от меня, и тем, чтобы дать Фрейе желаемое. Одно должно идти впереди другого.
Райдер наклоняется, опираясь локтями на колени.
— Чего такого она хочет от тебя, что ты не можешь ей дать, работая над этим проектом?
Моё сердце оглушительно стучит. Я пытаюсь придумать, как сказать это, не говоря прямым текстом.
— Я… я… — нервно сглотнув, я смотрю на свои руки. — Я осознал, что то, как я работал, чтобы обеспечить нас, делает её несчастной, но она хочет создать семью, и это было необходимо. Я думал, что могу просто поднапрячься и выложиться на полную, а потом всё будет хорошо. Но всё это обернулось против меня, и мне ненавистно это осознавать. Потому что всё это делается ради её счастья. Я всегда хотел лишь защитить её счастье.
— А как же твоё счастье? — спрашивает Вигго. — Работа в таком режиме делает тебя счастливым?
— Счастливым? Бл*дь, да я просто пытаюсь выжить, — правда вырывается из меня, и Боже, что бы я сделал, чтобы затолкать её обратно.
— Выжить? — Оливер кладёт ладонь на моё плечо. — Эйден, что ты имеешь в виду? У тебя отличная работа. У Фрейи тоже. Вы оба здоровы, у вас есть крыша над головами…
— Вы не понимаете, — говорю я, вскакивая со стула, и мои лёгкие лихорадочно раздуваются. — В-вы не понимаете давление, б-бремя всего этого. Я не вырос с таким отцом, как у вас. У меня отца не было. Моя мама весь день убирала чужие дома. Я посещал школу, сам приходил домой, сам готовил себе ужин, делал домашнюю работу. Мама приходила домой, подтыкала мне одеяло, а потом шла работать позднюю смену в круглосуточной закусочной, а наш сосед напротив прислушивался, всё ли нормально, пока я спал один.