Страница 16 из 18
***
– Когда мы с Меком бывали у вас на LONTOX, мы к вашим женам не приставали! – с улыбкой начал я общее собрание. Легкий гул прокатился по рядам парадоксеров первого крена. Вперед вывели виновника. Левая сторона его лба была залеплена пластырем. Он получил шутливые тумаки от рядом стоящих. «Будешь знать, как прыгать на чужих жен!» – слышались вогласы. Я жестом показал, что нахал прощен с предупреждением и может занять свое место.
– Поймите, – продолжал я, – вы здесь для того, чтобы пробовать еще одну модель жизни, сотрудничества, труда, познания. Агрессия, ложь, чванство и жадность здесь ни при чем. Это не место, где получится просто отсиживаться за компьютером с халявным питанием и женщиной на ночь. Вам придется строить новые города, чтобы жить. Изучить многие науки для того, чтобы понять как на самом деле устроен мир и как сделать его своим и не нарушить его. Ваши предки совершили ошибку, похерив производство, науку, культуру и искусство. Именно такое отношение к вещам помешало обществу стать богатым, а позже привело к одному на другое накладывающимся событиям печального свойства. И великий крен – совсем не велик на самом деле. Это просто вариант землетрясения. Не более. В этом нет ничего божественного и сверхъестественного. В рамках событий Вселенной вы – миг, который обязан быть прекрасным. Ваша жизнь – не только удовольствие, но и задание.
– Помотрите: это планетарная кора LONTOX, – я взял указку и подошел к схеме. – У меня было некоторое время, чтобы изучить характер страшных катастроф, преследовавших вашу цивилизацию на протяжении веков. Оказалось, что ваша кора проворачивается вокруг ядра. Никто не может утверждать, как часто и насколько долго это будет происходить. Возможно, в момент образования LONTOX погрешность такого рода была заложена в функционал планеты, и теперь такое будет случаться весь период ее существования с алгоритмом, который можно вычислить методом постоянного наблюдения. В результате поклонения плохо изученному планетарному явлению ваша жизнь превратилась в праздное времяпрепровождение с неадекватными всплесками различных общественных явлений. Вы то усиленно занимались медициной и стали создавать мутантов с просвечивающейся кожей в области живота, то бросались в пучину искусства и готовы были убить человека, у которого нет слуха. То прозябали в показном равнодушии, стараясь выразить Мугу пренебрежение за его позднюю помощь, то становились откровенно криминальным обществом и представляли проблему для себя самих. Вы заложили в гены ваших потомков, увы, не самые лучшие данные. И это правда, и многие из вас согласны с этим. Так разве не стоит сегодня, здесь, сейчас начать новую жизнь на новой планете с новыми устремлениями?
– Я не утверждаю, что наука и культура – это панацея, но все же они помогают нам, людям, выразить свою заинтересованность в нормальном течении развития хотя бы на срок в несколько веков. Чтобы несколько поколений цивилизации прожили без катастроф и войн. Ведь это же нормальное желание, не так ли?
Парадоксеры загудели. Если коренные парадоксеры были белокожие и рослые, то, мутанты, парадоксеры первого крена, представляли собой племя менее рослое, смуглокожее с более тонкой костью. Это делало их похожими на мексиканцев.
Остальная встреча прошла в полилоге. Мы с парадоксерами выбирали местности для городов, обсуждали экологию планеты, разрабатывали планы строительств и производств.
Парадоксеры выбрали для своих городов пять местностей, одна из которых была по соседству со столицей.
Парадоксерам было передано орбитальное дежурство, и я в своем корабле выдвинулся домой. Я смотрел на планету и не торопясь приближался к ней. 6529 была красива. Я уже которую неделю ломал голову какое имя предложить на предстоящем собрании, а позже – межгалактическом форуме.
Материк «Лир», имея площадь в восемьдесят тысяч квадратных километров, был крупнейшим материком, который когда-либо во время путешествий встречался мне.
Напоминая по форме нечто среднее между Индостаном и Африкой, континент не имел проливных связей с материком «Дин». «Лир» содержал несколько горных массивов, несколько скрытых под песком, довольно крупных, рек, которые выглядели с высоты в двести километров, как серые вены на светло-оранжевом теле. Леса были невелики, но содержали изобилие плодово-ягодных даров и прекрасную неагрессивную фауну. Степи были обширны и тоже были обильны в живом природном выражении. По странному климатическому принципу, к берегам океана материк подходил песчаными пустынями. Относительно неглубокий океан, который был стихией Неды и должен был быть изучен ею, содержал интереснейшие виды водорослей, кишел разными видами рыб и морских млекопитающих.
В обзорной зале корабля я вглядывался в планету с расстояния в триста километров. Именно такое расстояние я ценил для обзора больше всех других. Оно позволяло ёмко увидеть объект и уловить философско-биологический и физический векторы всего происходящего там.
Я посвятил время пути на космодром мыслям о Дин. Он чувствовал, что обошелся с ней жестко, оставив ее одну в обществе Мека и Неды на еще совсем неосвоенной планете. Увлеченный проектами наблюдения новых условий, сбитый с толку очаровательной Недой, я вдруг почувствовал вину. Но все это происходило в позитивном ключе, и я ни на секунду не сомневался, что встреча с Дин скора, будет чувственной и насыщенной лучшими эмоциями.
Глава двадцатая. Двое на берегу
– Почему ты не создаешь законы? – спросила Дин, уткнувшись мне в спину.
– Все знают общие законы жизни. Создавать законы – означает создавать нечто, чем так или иначе смогут манипулировать те, кто не хочет быть честным и жить по совести, – ответил я.
– Но ведь нужны какие-то регулирующие документы, – настаивала Дин.
– Отнюдь не нужны. Здесь живут, чтобы трудом создавать свое благополучие. Наше общество механизировано, автоматизировано, имеет обширную базу данных, имеет базу андроидов-сотрудников, которые не являются рабами. В нашем обществе решено все кроме наития, а оно и не может быть решено никем и ничем кроме Звезд. Уголовщину мы можем пресечь на основании общего закона благоразумия, противления злу и сохранения естественности, пустив в ход самое разнообразное оружие, которое у нас есть: от рукопашного воздействия до самого совершенного оружия, включая внушение. Непорядочность и мошенничество будут пресекаться доминантами общественного свойства и технологическими ограничениями на основании данных аппаратуры. Пойми, Дин, там, где люди уповают на писаные законы, там возникает манипуляция. Там, где есть манипуляция, сразу появляется власть денег. А это значит, что планете – хана. Вспомни что происходит на Земле, и ты поймешь: твои предложения устроить здесь все похоже, только лучше – бесперспективны. Не становись консерватором. Мы здесь не за этим. Не знаю что впереди. Но уверен, все будет не так тупо, как на Земле.
Я встал, снял халат и прошел к воде.
– Хочешь поплавать со мной?
– А вдруг акулы? – крикнула Дин.
– А мы недалеко!
Мы плавали нагишом. Да и кого нам было стесняться? Рыбы рассматривали наши тела и пугливо отлетали прочь.
Выбравшись из воды, мы лежали на песке. Он был светло-оранжевый с включениями слюды и оранжевой глины. Тепло от солнца шло мягкое, чуть более жаркое, чем хотелось бы для долгого пребывания.
– Как назовем Звезду? – спросил я.
– Ну, ты знаешь, мне понравилась эта техника гласных, как у парадоксеров: ЭИИ. Круто! Давай пойдем таким путем?
– Давай! Мне тоже нравится эта певучесть в названиях. Только вот вариантов пока в голове – ноль.
– А давай исходить из ощущений! Вот как ты себя сейчас чувствуешь? Если не словами, а междометиями выражать? Как? – присела на колени Дин. Ее бедра скомпрессировались в зовущие плотнотелые сочные образования, и я понял, что прошло уже много недель с тех пор, как они были близки.
– А-а! – хрипло протянул я.