Ночь кровавой луны

Глава седьмая

(Розали)

Воздуха в легких не хватало так сильно, что казалось внутренности сейчас разорвет от боли. Сопротивляясь из последних сил, до размытого сознания, я все-таки сдалась и сделала глоток, понимая, что он станет последним в моей жизни, но вместо воды набрала полные легкие свежего воздуха и закашлялась.

После непроглядной давящей тьмы глаза резануло ярким солнечным светом, и пришлось сильно зажмурится и закрыться рукой, чтобы немного привыкнуть. Завязки теплого плаща, намокшего и тяжелого, тянули вниз, заставляя меня кашлять снова и снова, пока я дрожащими пальцами не развязала узел, упав на землю и царапая ладони о каменистую почву. После тщетной битвы с водой за выживание сил не осталось даже на то, чтобы твердо стоять на ногах.

«Форг! — была моя первая мысль, как только я немного пришла в себя и поняла, что не отправилась в гости к Всеотцу. — Прости меня!»

За плотно зажмуренными веками образ Форга отпечатался так ярко, что и сейчас я видела его вздутые от натуги вены на шее и бешеный взгляд, полыхающий огнем. Он так хотел пойти со мной, он оказался таким сильным, решительным, заботливым, пугающим и смущающим. Форг столько всего сочетал в себе, что я окончательно запуталась, не понимая, как совместить в голове образы прежнего Форга — разносчика пива, тщедушного паренька и нового — сильного мага огня.

Распахнув глаза, чтобы прогнать его образ, я огляделась и поняла, наконец, где нахожусь. Тут же все мысли о Форге испарились, словно их и не было.

— Нет! — вырвался из груди мой отчаянный крик, прогоняя и остатки былой надежды на то, что все еще может наладиться. — Нет, — повторила я сквозь слезы, застившие глаза.

Такой знакомый склон горы Одинокой и поляна, что раскинулась у ее подножия. Полуразрушенная каменная арка, когда-то служившая входом в великолепное древнее строение, воздвигнутое в честь богов. Колдуны и ведьмы, загнанные сюда людьми, были безжалостно сожжены здесь в закат Века Кровавой Луны, и жители поселения верят, что стоны, которые издают чахлые сосенки ближайшего леса — это предсмертные голоса горевших заживо существ, запертых в стенах священного некогда строения, а ветер, создающий гул под сводами арки — это грозное проклятие королю Сводолюбу и всем его предкам.

На вершине горы Одинокой белоснежной шапкой лежал девственно-чистый снег, искрящийся в лучах полуденного солнца, щедро одаривающего теплом окружающую меня природу. Последний месяц холодного времени года — это еще и начало великого праздника Остарота — праздника перерождения, а для людей просто сезона посева нового урожая, и я с безумной улыбкой на губах подмечала любую мелочь, указывающую на его приближение.

Со склонов горы снег уже сошел, оставляя проплешины увядшей пожухлой прошлогодней травы, а поляна, все еще покрытая грязным подтаявшим снегом, преображалась. Солнце все больше отвоевывало себя пространства, и от черных проталин в некоторых местах шел пар, а воздух пах влагой и черноземом. Деревья небольшого редкого леса, который еще не спилили люди из поселения, отряхнулись от зимней спячки, и каждая веточка тянулась к небу. Птицы не просто пели, они кричали на разные голоса, заполняя округу звонкими переливчатыми трелями, от которых слезы из моих глаз потекли с новой силой, ведь я узнавала их песни, которые столько лет слушала, охотясь в этих местах.

Мокрое платье прилипло к коже, но солнечные лучи согревали, и я до сих пор не чувствовала ничего, кроме озноба. Мысли словно сковало безнадежностью и приближением конца, а кровь в жилах стыла от осознания, каким пыткам подвергнут меня коэнцы, стоит только показаться в родном поселении. Средь бела дня, в мокрой иноземной одежде и без оружия, я абсолютно беспомощна перед коэнцами и жестокими жителями родного поселения, которые настолько запуганы и беспомощны, что готовы перегрызть глотку любому, на кого укажут последователи кровожадной богини Асхи, лишь бы это была не их собственная глотка.

Застонав, я откинулась на стену арки и беспомощно закрыла глаза, отказываясь воспринимать свалившуюся на меня действительность.

«Так вот каково мое истинное предназначение? — горько думала я, всхлипывая и стискивая зубы до боли, чтобы не разрыдаться в голос. — Форг может спасти мир, а я гожусь лишь для того, чтобы вернуться в родные края и принять позорную смерть от плети или же того хуже — от сожжения на костре?»

Не знаю, сколько бы еще я придавалась скорби и отчаянию, но солнце постепенно клонилось к закату, и его лучи больше не согревали, оставляя меня в тени каменной арки. Ледяной обжигающий холод пришел одновременно с осознанием того, что рядом нет никого из ставших мне родными и близкими: ни Форга, ни Люциана, ни Норда. Я осталась совершенно одна с грузом вины оттого, что ничего не изменила. Я пошла на поводу у Нанды, я последовала за ней к древним, чтобы изменить свою судьбу, встретиться с отцом и пробудить в себе магию, способную противостоять мощной силе коэнцев, а в итоге вернулась к началу. Опустошенная, разбитая, одинокая. Семья, которая приютила и вырастила меня, и без того подвергалась опасности, идти к ним и просить защиты я больше не могла.

— Что же мне делать? — взмолилась я Всеотцу, задрав голову и глядя ввысь, но бескрайнее голубое небо не несло в себе ответов, оно безмолвствовало и пугало своей безмятежностью. Просиди я здесь еще немного, и наступит вечер, а с ним и ночь. Тогда, я либо замерзну от холода, либо стану добычей людоволков, которых у подножия горы Одинокой не счесть.

Внезапно на солнце легла широкая тень, на мгновение заслонившая его лучи. Я только-только поднялась на дрожащих онемевших от долгого сидения ногах, хватаясь за шершавые камни арки, когда передо мной возник нечеткий смазанный силуэт, постепенно принимающий знакомые черты лица и фигуры. Светловолосый, худощавый, облаченный в те же холщовые штаны, в которых я впервые встретила его, босой, с хорошо развитой мускулатурой и огромными полупрозрачными крыльями, затмевающими свет солнца, он стоял прямо напротив меня, гордо вскинув подбородок и поджав ярко-красные губы, пятном выделяющиеся на его узком хищном лице, словно окрашенные кровью, они изогнулись в полуулыбке. На незагорелой мраморной кофе выделялись золотистые дуги бровей, а глаза сверкали густой зеленью, прикипевшие к моему лицу. Так мы и стояли, не отрывая друг от друга изучающих взглядов.

— Я уж не надеялся, что увижу тебя вновь, — прервал молчание темный эльф глубоким надтреснутым голосом, опираясь рукой о стену и сильно сжав челюсти, так, что выделились очертания острых скул. Наши пальцы едва не соприкоснулись, но я резко дернулась, пошатнувшись и чуть не упав. Слабость от всего пережитого накрыла волной паники, а все еще сырая одежда и ледяной холод, проникающий в каждую пору моего тела, сковывал и разум, который замедленно реагировал на все происходящее.

— Да тебя к лекарям надо, — осторожно произнес темный, чуть склоняясь, чтобы внимательнее вглядеться в мое лицо. — Что с тобой сделали люди, раз ты в таком виде пришла сюда?

— Ничего, — прошептала я занемевшими от холода и шока губами. — Это не люди.

Темный эльф вскинул брови, которые на фоне его мраморной кожи выглядели золотыми ободками, и аккуратно придержал меня за плечо, тут же одернув руку и с сомнением глядя на платье и валяющийся в стороне плащ.

— В ручье искупалась? — с сомнением спросил он, кивая на шерстяной плащ. — Надень его.

И темный сам сделал несколько шагов, поднимая тяжелый от влаги шерстяной плащ, подбитый мехом.

Мне даже смотреть не хотелось на одежду, которую Лея собственными ловкими пальчиками помогали мне надеть этим утром. Она сама завязывала лямки у меня под горлом, а Дух разрушил нашу возможную дружбу. Древние уничтожили не просто шанс на мое возможное счастливое будущее, они дали понять, что в их мире мне не место.

— Чего кислая такая? — спросил темный, снова поворачиваясь ко мне и с интересом рассматривая плащ. — Хмм, я такие только у нимфетт видывал, уж не оттуда ли ты?