Ночь кровавой луны

Люди толпились вокруг Карриена, упавшего посреди поляны, и на их лицах читался ужас. Я видела краем глаза, как мужчины похватали оружие, готовые разорвать нас по первому приказу своего вожака, только вот эльф не открывал глаз и тяжело дышал. Норд и Люциан пробирались ко мне, но на их пути возникал то один, то другой, и сердитые возмущенные голоса множились, сливаясь с отчаянными воплями детей, сгрудившихся на противоположном краю поляны.

— Форг, пожалуйста, перестань! Успокойся, ты же умрешь! Форг! — напрягала я остатки сил, смаргивая слезы и кашляя от гари, которая тяжелым налетом ложилась на легкие. Огонь все бушевал, не собираясь успокаиваться и находя себе новые жертвы: траву, опавшие сухие листья, ветки. Глаза так сильно пекло, что я практически ничего не видела, кроме огненного силуэта Форга, а жар отгонял меня все дальше.

— Если ты сейчас же не остановишься, нас всех убьют, Форг, — отчаянно сказала я, боясь, что кто-то меня услышит.

Пламя пожирало платан и сухую листву поляны, словно играя с ней, и я отходила все дальше, закрываясь ладонями от нестерпимого жара. По лицу тек пот, заливая глаза, плащ прилип к коже, а спину кололи злые взгляды разбойников, их жен и детей.

— Я прошу тебя, пожалуйста, — прошептала я, потому что уже не могла кричать. — Остановись. Ты навлек на нас большую беду.

Только вот Форг едва ли слышал меня, продолжая шататься, как макушка ели на сильном ветру. Он сделал один неровный шаг, второй, и повалился прямо в черную траву на раскаленную землю, раскинув руки и устремив в небо абсолютно неподвижный застывший взгляд. С его губ сорвался долгий протяжный стон, наполненный болью, и я содрогнулась, представив, каково ему сейчас.

Меня кто-то грубо схватил за плечи и встряхнул, как тряпичную куклу, отчего челюсть клацнула и из глаз брызнули едкие слезы.

— Ты ума лишилась, мелкая? Помереть хочешь раньше времени? Как ведьма, на костре сгореть? — орал Люциан, и в его черных глазах отражалось бушующее за спиной пламя. — Куда лезешь в самое пекло?

— Он же не дышит, — прошептала я, еще до конца не осознавая весь ужас произошедшего. — Видишь, не дышит.

Но Люциан толкал меня подальше от Форга и горящей травы, а она занималась все ярче, и круг огня рос с каждым мгновением, пожирая все больше территории. Мое сердце стремилось к Форгу, недвижимо застывшему в одной позе. Его белоснежные кудри, перепачканные сажей, разметались по земле, руки, раскинутые в стороны, больше не подрагивали, веки замерли, зрачок, устремленный к небу, не двигался, а грудная клетка не поднималась и не опадала.

— Всеотец, — исступленно прошептала я, вырываясь из рук Люциана, который устал бороться со мной, закинул на плечо и быстрым шагом пересек оставшееся до Карриена расстояние. На пятачке столпились женщины и мужчины, Норд, Криг и теперь и мы с Люцианом. Все до рези в глазах ждали, когда стена огня спалит жизнь вокруг.

Я всхлипывала, оставаясь висеть вниз головой и наблюдая, как огонь боится приблизиться к темному эльфу, как аккуратно слизывает сухостой вокруг его перьев, но само оперение остается целым и невредимым. Невероятно, но огонь колдуна не причинял вред полукровке, наоборот, словно насытившись, ринулся к противоположному краю поляны, где столпились дети. Скоро он уже докатился красно-оранжевой волной до кромки елей, споткнулся о слой чернозема и мокрой хвои и застыл там, успокоился, улегся, а мы, загнанные в самый центр, грязной толпой, оборванной, с гарью на лице и руках, ужасом и трепетом в сердце, так и стояли, кашляя и глотая горькие слезы. Дети, огнем отрезанные от матерей, рванули по черному полю, как только последние всполохи утихли, и вскоре только мужчины окружили меня, Люциана и Норда. Но мое сердце оставалось равнодушным к их намерениям и угрозам, я видела лишь Форга, недвижимо лежащего под обгоревшим до черноты платаном.

— Он жив? — спросил Криг, кивая на темного эльфа. — Эй, ты, проверь!

Один из разбойников аккуратно склонился над Каррианом, потрогал его грудь, проверил пульс, поднес ладонь ко рту и уверенно кивнул.

— Олухи, — прошептал Норд. — Разве не видно, что он дышит? — проворчал старик, но с места не сдвинулся, а Люциан осторожно перевернул меня и резким движением опустил на землю, крепко прижав к себе.

— Даже не думай вырываться, мелкая, — предупреждающе зарычал брат мне на ухо. — Если твой друг не очнется, то нас ждет костер пожарче, чем полыхал здесь несколькими минутами ранее. Втроем с толпой нам не справиться, поэтому молчи и не рыпайся. Даром, что до сих пор дышим…

Пока он говорил, я не сводила взгляда с Фогра, умоляя Всеотца помочь ему, но, словно в насмешку, веки застыли, а полуоткрытый рот не двигался, как я не щурила взгляд. То ли он дернул рукой, то ли у меня от рези в глазах помутилось.

Карриен тоже лежал в самом сердце поляны. Темные, отдавшие свои силы в борьбе против друг друга. Колдун и существо, которое по рождению обязано подчиняться хозяину. Где тут правда, а где ложь я еще не понимала, но результат каждый из нас видел в распростертом на земле Карриене — взрослом и сильном эльфе, которого победил тщедушный разносчик пива, мальчишка, не достигнувший совершеннолетия.

Распахнув крылья и тяжело дыша, Карриен пытался открыть глаза, но ему пока никак не удавалось это, лишь веки непрестанно подрагивали, а Криг собрал за спиной всех разбойников, схвативших оружие. Никто не испытывал к нам ни капли жалости, и только сам Криг молча показывал, чтобы нас не трогали, подняв вверх подрагивающий кулак. Его кадык дергался на тощей шее, перепачканной сажей, а уродливый шрам, расчеркнувший пол лица, алел, словно живой. Взгляд Крига метался от неподвижного Карриена к Люциану, но решение не приходило, потому что брат упорно молчал, сохраняя суровое и непреклонное выражение лица, одной рукой сжимая топор, другой — меня. Норд тоже наставил посох на ближайшего к нему разбойника. Оружием его деревянная клюка, конечно, не выглядела, но мужики боялись двигаться, поглядывая исподтишка на Форга. Правильно, пусть боятся палки, мало ли, кем окажется старик, вдруг, учителем колдуна, и палка вовсе не палка, а магический посох.

Немая сцена не могла долго продолжаться, и первыми взбунтовались разбойники, надавив на тощего Крига, который пошатнулся, опустил руку с зажатым кулаком и, вместе с тем, голову. Он, может, и не хотел нашей смерти, и к Люциану относился с должным уважением, но считался правой рукой вожака, а Карриен так и не открыл глаза. Из его раны давно не лилась кровь, грудная клетка мерно вздымалась, и эльф будто спал, раскидав свои крылья. Если бы не непрестанное подрагивание век, можно было бы подумать, что Карриен тут отдохнуть прилег.

В воздухе кружился пепел, хлопьями оседая на почерневшую землю, ветер рвал с платана еще горевшие ветки и бросал их на землю, поднимая в воздух новую порцию сажи, в горле оседал привкус гари, и в груди все болело от нехватки кислорода.

— Норд, надо что-то делать, — прошептала я, дернув старика за рукав плаща с символикой коэнцэв.

«И как его вообще в живых оставили за такой наряд?»

— Сейчас я сделаю! — насмешливо ответил мне один из разбойников хриплым голосом, показав гнилые зубы. Он вышел вперед, аккуратно ступая там, где оставалось свободное от крыльев место, и встал напротив, оттеснив Крига к изголовью символического ложа из пожухлой, но еще зеленой травы, не пожранной магическим огнем. — Раз у Крига кишка тонка одолеть бравого кузнеца, девчонку и старика, я за это дело возьмусь. Все заметили, как наши женщины на него смотрят? Как на лакомый кусок сочной баранины. Того и гляди сами начнут ноги раздвигать перед этим детиной, только он блаженный. А от блаженного один вред! И эти нам добра не принесли, так что жалеть никто не станет.

Пока мужик говорил, нас окружали остальные разбойники, как шакалы окружают добычу, и Люциан толкнул меня между ним и Нордом.

— Что-то будет, дедушка? — прошептала я дрожащим голосом, заметив какое-то движение в той стороне поляны, где лежал Форг.