Сирота земли. Спасение

Мне было девять, когда начался это кошмар, за пару месяцев я не просто выросла, я состарилась душой, я выплакала все слезы, потратила все отчаяние, которое было выделено на мой век и просто ждала, когда же моя очередь настанет покинуть этот мир.

Я помню, как в первые месяцы бомбежек, когда ещё у всех теплилась надежда на возможное возвращение к мирной жизни, и в школах пытались проводить занятия, моя учительница спрашивала у детей, кем бы они хотели стать, когда вырастут.

– Я хочу стать врачом, чтобы лечить раненных, – сказал Вардан, главный хулиган класса.

В другое время класс бы рассмеялся, ведь Вардан плохо учиться, какой из него может выйти врач, но тут все промолчали, время изменилось, и изменило детей.

– Я хочу стать военным, чтоб помочь победить нашим, – выкрикнул с места Артур.

Артур был очень упитанным мальчиком и страдал от врождённого дефекта стопы, при ходьбе был вынужден прихрамывать, конечно же, он по состоянию здоровья не смог бы отучиться на военного, но и тут дети промолчали.

Все думали кем бы им стать, чтобы помочь поскорее закончиться этому кошмару и каждый пытался придумать что-то действительно важное и нужное.

Девочки мечтали стать портнихами и поварами, чтобы сшить хорошую форму военным и накормить нуждающихся. Все уже сказали свои желания, я молчала. Учительница подошла ко мне и спросила:

– Ася, милая, по моему, ты нам так и не сказала, кем ты хочешь стать когда вырастить или я не услышала?

– Маргарита Сергеевна, я не сказала, потому что я не вырасту, я умру ребенком, война рано или поздно отберёт мою жизнь, – тихим серьезным тоном сказала я.

В классе повисла гробовая тишина, все дети ждали, что сейчас скажет учительница, а она молчала.

Маргарита Сергеевна прекрасно понимала, что Ася вполне может оказаться права, вчера она вела урок в классе, где уже погибло четверо учеников, это у них пока все дети целы, но в других классах уже знают, что такое хоронить своих одноклассников. Ей конечно же следовала соврать, сказать, что все выживут и будут жить долго и счастливо. Так говорили вокруг все взрослые, смотрели в глаза детям и вопли. Маргарита Сергеевна не могла так поступить, она посчитала, что суровая правда гораздо честнее и уместнее, чем обман и ничем не подкреплённое обнадеживание детей. Они уже за эти месяцы насмотрелись и натерпелись, стали взрослыми не по годам, обмануть их сейчас равно предательству.

– Ася, мои дорогие ученики, как бы мне хотелось сказать, что все скоро образуется и никто не пострадает в этой войне. Но это враньё…а врать вам я не хочу. Да, кто-то из нас погибнет, может быть даже сегодня, на войне, никто не знает сколько проживет. Но если мы перестанем мечтать о будущем, значит мы уже мертвы, значит враг нас уже победил. Мы должны знать правду, но верить в лучшее и стараться не падать духом и продолжать мечтать, – ответила Маргарита Сергеевна Асе и всему классу.

На следующий день на урок пришла директор школы, в черном платке, все знали, что у нее героически погиб сын в первые дни войны, а дочь с двумя детьми пару дней назад погибла под завалами дома, после прямого попадания вражеского снаряда. Раиса Муратовна только похоронила своих родных, на ней был отпечаток безмерно горя и казалось что от нее веет могильных холодом, настолько ледяными и застывшими стали ее глаза.

– Здравствуйте, дети! Садитесь, пожалуйста, – тихим уверенным голосом сказала Раиса Муратовна.

– Сегодня уроков не будет, я пришла вас отпустить домой, но прежде я должна сообщить вам печальную новость, вчера при возвращении домой погибла ваша учительница Маргарита Сергеевна, она получила тяжёлое осколочное ранение, врачи не смогли её спасти. Я уверена она сейчас на небесах и оттуда смотрит на нас и желает нам всего наилучшего. Пожалуйста, сейчас спокойно соберитесь и идите домой, как дальше будут организованы занятия мы сообщим вашим родителям чуть позже, – сказав это Раиса Муратовна, ушла из класса.

Девочки заплакали, мальчики держались из последних сил. Они очень любили Маргариту Сергеевну, она была та самая учительница, который они могли рассказать все на свете и знали, что она не станет ругать или стыдить, а поймет и поможет.

– Ребята, нам лучше идти домой как велела Раиса Муратовна, Маргарите Сергеевне не понравилось бы, что мы сидим и просто плачем, – сказала Ася.

Дети молча засобиралась и пошли по домам.

С того дня моя жизнь разделилась на бесконечные ожидания конца очередной бомбежки и короткие перерывы, во время которых появлялась возможность немного погулять по саду. Тянулись недели, перерывы становились все короче, а бомбежки все более ожесточенными. Город жил ощущением смерти, не было дома где кто-нибудь не погиб. Люди умирали целыми семьями прямо в подвалах своих домов. Ася потеряла двух своих лучших подруг, родители говорили, что они с семьей уехали, но даже тогда она понимала что это ложь.

Самое страшное наступало после окончания очередной бомбежки, те кто остались в живых боялись выйти, боялись узнать о смерти родных и близких – рев взрывающихся бомб сменялся криком и плачем убитых горем людей.

Глава 4

Примерно в десять вечера, когда жители города начинали собираться ложиться спать, объявили воздушную тревогу, впервые город бомбили из самолетов, раньше были обстрелы только из установок град.

Я с семьёй спряталась в подвале, взрывы были слышны один за другим, такие оглушительно громкие, что казалось все взрывается прямо над головой. У моей матери сдали нервы и она начала рыдать в голос, отец молча смотрел на нее и не знал что делать, она уже его утомила этими истериками, и так нервы были на пределе, а тут ещё она такая нестабильная, даже детей ей оставить не получалось, чтобы пойти ребятам на передовой помочь.

– Мари прекрати истерику, это не поможет, ты же прекрасно знаешь, только детей пугаешь, выпей воды вот, – сказал папа и протянул маме стакан воды.

– Все умерли, ты понимаешь все! Мы тоже умрем, эту ночь никто не переживет, взрывы не прекращаются, ты что не понимаешь, – кричала она на отца, всхлипывая и размахивая руками.

Я смотрела на нее и думала, ну как же так, почему у меня такая мама, почему она ещё больше накаляет и без того адскую обстановку. Неожиданно для самой себя, я резко встала и влепила ей звонкую пощечину.

– Замолчи ты, да все умрем, сегодня, завтра, точно никто не знает, но эту войну вряд-ли переживём, так что сядь и не ори, утомила уже, – сказала я ей.

Мать стояла, схватившись за щеку, и ошарашено смотрела на меня. У нее явно не стыковалось в голове, как это ее тихая дочка ее ударила…

Этот поступок ребенка заставил ее задуматься над ситуацией, она на время прекратила свои истерики и лишь молча заламывала руки.

Правда хватило ее меньше недели, при очередной сильной бомбардировке с самолётов она так кричала, что ее вырвало, она выпила всю воду, чтобы успокоиться и требовала ещё. Находиться с ней в этой маленькой, сырой и тесной комнате, заменяющей семье бомбоубежище было просто невыносимо. Вокруг был грохот от взрывающихся снарядом, а рядом вой и крики матери. Я в какой то момент не выдержала, схватила теплую кофту, которая лежала у меня на коленках и бегом выбежала из бомбоубежища. Все так были заняты истерикой моей мамы, что не заметили, как я вышла.

Я пробежала через дом, выбежала на большой бетонный балкон на втором этаже дома, с которого был хороший вид на город и стала смотреть. Я слышала как звучит сирена воздушной атаки, видела, как пролетел над головой самолёт, поняла, что он сбросил бомбы, но не убежала, а стояла и ждала, молилась, всматриваясь в небо:

– Господи, забери меня, пожалуйста, забери!

Слез давно не было, не было и страха, осталось лишь ожидание неизбежного. Звук разорвавшегося снаряда оглушил меня, взрывная волна сбила с ног, на мгновение я потерялась где я и что происходит. Когда пришла в себя, то поняла, что мои молитвы не были услышаны, я жива, даже не ранена, просто получила небольшие ушибы при падении об бетонный пол балкона. Снаряд попал в крышу соседского дома, видно было, что дом сильно пострадал, я подумала: