Менструирующий торговый центр

В ювелирном магазине мы набрасываемся на стеклянные витрины и многократно разбиваем их. Звуки бьющегося стекла похожи на музыку, они бьются в ритм друг с другом.

Осколки стекла колют мне лицо. Я порезал руку и перестал громить. Хлоя тоже перестает крушить.

Я смотрю на нее.

Она тоже порезалась, но очень глубоко. Ее руки в крови, и она лижет их, словно кошка. Я иду помочь ей, но она не выглядит раненой. Ей это нравится. Глаза у нее дикие, дрожащие. Она выглядит жадной.

- Трахни меня, - говорит она, глядя на меня с окровавленным подбородком. - Кровь!

Она видит мою красную руку и пытается пить из нее, но порез не очень глубокий. Она берет большой ножевидный кусок стекла и разрезает ее глубже. Я вскрикиваю, когда кровь хлынула ей в рот. Она шипит и улыбается. Меня начинает подташнивать.

Разорвав пополам свою рубашку, она вытирает мою кровь о свои бумажно-белые груди и кусает меня за шею. Она разрывает мою рубашку и вылизывает мне лицо.

Голодные глаза смотрят на меня, когда она стаскивает с себя виниловые штаны и перегибается через стеклянный прилавок. У меня нет эрекции. Мне слишком больно. Она хватает меня за ремень и втягивает мою промежность в свою задницу. Я не знаю, что делать, поэтому опускаюсь на колени и лижу заднюю поверхность ее бедра. Она смеется. Наверное, щекотно.

Ее руки копаются в осколках стекла. Она берет бейсбольную биту и снова начинает бить стекла, витрины с драгоценностями, а я ласкаю ее бедра и лижу заднюю поверхность ее ног. Наконец я напрягся, но прежде чем я смог встать, она схватила мою голову и вдавила ее в свою задницу.

- Язычком, - кричит она.

Я прижимаю язык к белоснежной коже, и она маневрирует, пока он не входит в ее попку. Я не знаю, что делать. Это определенно не то, что я обычно делаю или когда-либо хотел бы делать, но у меня нет выбора. От этого зависит моя жизнь. Я трахаю ее задницу языком, и она перестает бить стекло. Она тяжело дышит. Я чувствую ее ногти на своем подбородке. Она мастурбирует себя.

Я встаю и расстегиваю молнию. Смотрю на нее, она вводит в попку средний палец, потом указательный, той же рукой, которой мастурбирует. Готовится ко мне. Я никогда раньше так не делал. Она моложе меня лет на пять, но по сравнению с ней я чувствую себя ребенком.

Она воет, когда я трахаю ее, разбивая бейсбольной битой все, что попадается ей под руку. Я чувствую, как ее задница сжимается вокруг моего члена, когда она испытывает оргазм. Потом она выталкивает меня и засовывает его себе в рот.

Она представляет собой тревожное зрелище - на коленях, голая и окровавленная, смотрит на меня безумными глазами, делая мне минет со вкусом задницы. Я не уверен, сексуально это или отвратительно, но, кажется, я влюбляюсь.

Мы немного замедлились, помылись в ванной, очистили раны. Больше никаких бейсбольных бит для нас.

Прогуливаемся по торговому центру, держа в руках нашу одежду. Я очень горжусь собой, улыбаюсь, когда Хлоя не смотрит. После этого я никак не могу считаться обычным человеком.

- Это был самый сумасшедший опыт, который я когда-либо получал в своей жизни! - говорю я.

- Все может стать еще более безумным, - говорит она.

Остальные собрались в конце торгового центра, у фонтана. Интересно, что они думают о нашем маленьком буйстве?

Наверняка они впечатлены.

Когда мы подходим ближе, то замечаем, что что-то не так.

- Произошло еще одно убийство, - говорит Брок, теперь одетый в черное бикини и напрягающий свои мускулы.

Мы подходим к ним, к фонтану, полному книг.

Это старик. Он плавает лицом вниз в фонтане.

- Нет... - говорю я. - Только не он.

Остальные просто стоят в тишине. Не в силах говорить.

- Он был самым странным из всех нас, - говорит Брок. - Если его считали обычным, значит, нам всем предстоит пройти очень долгий путь, прежде чем мы сможем вырваться из своих оболочек.

- Даже Спайдер не в безопасности, - говорю я.

ГЛАВА 6

Все находятся в фуд-корте и сидят в тишине.

- Я не знаю, что делать, - плачет Джен. - Я не знаю, как стать еще интереснее, чем я есть.

Она плачет, прижимаясь к груди Брока.

- У убийцы другое определение интересного, чем у тебя, - говорит Спайдер.

- Мы должны быть настолько ненормальными, насколько это возможно, - говорит Хлоя. - Сходить с ума, делать то, чего мы обычно не делаем.

- Ты имеешь в виду то, чем ты занималась весь день? - говорит Спайдер. - Вандализм в торговом центре делает тебя интересным человеком?

- Хаос - это интересно, - говорит Хлоя. - Порядок - это обыденность.

- Я не в настроении бегать и вести себя как идиот, - говорит Спайдер.

- Почему нет? - спрашиваю я. - Это не повредит.

Хлоя говорит:

- Это лучше, чем просто сидеть и ждать смерти.

- Вы все можете это делать, - говорит Спайдер. Он встает со своего места. - Но я не хочу в этом участвовать.

Остаток ночи проходит в пьяном хаосе. Хлоя вливает в меня рюмку за рюмкой крепкого алкоголя, пока я не теряю сознание. Я дрейфую и теряю сознание, слыша крики и грохот. Как будто я сплю посреди поля боя.

Я открываю глаза. Седрик читает рэп прямо мне в лицо, повторяя одну строчку снова и снова:

- Я люблю шмалять из тачки, шмалять из тачки. Шмалять по прохожим, шмалять по прохожим.

Мои глаза закрываются. Глаза открываются. Брок в пушистом розовом пальто крушит пол кувалдой. Глаза закрываются. Глаза открываются. Хлоя гоняет по полу хомячков и морских свинок. Глаза закрываются. Глаза открываются. Хлоя снимает тарантула с моей шеи и хихикает. Я закрываю глаза.

На следующее утро.

Я просыпаюсь в той же самой кровати, выставленной в Sears, рядом с надувной сексуальной овцой вместо Хлои.

Я брожу по магазину Sears голый, в поисках новой одежды. Мои ирокезы уже в основном спущены, а готическая одежда испорчена. Пора искать новый образ.

Я надел трусы. Я не носил трусов уже много лет.

- К черту все, - говорю я, не утруждая себя другой одеждой.

Минимализм - это тоже стиль.

Весь торговый центр завален мусором. Не просто разгромлен, а разнесен в щепки. Здесь как будто взорвалась бомба, как на пустыре после апокалипсиса. Все забрызгано краской, обклеено туалетной бумагой, разбито кувалдой, перевернуто, сожжено, взорвано, измазано едой и мусором. Горы одежды, игрушек и мусора мешают пройти куда-либо. Из сломанного лифта валит дым. На центральной площадке установлена стереосистема, из которой доносится какая-то визгливая скрипичная музыка.

Идя босиком, я стараюсь не наступить на стекло или зазубренные куски металла. С балкона второго этажа, как капли дождя, падают гвозди. Запах гнилой вишни и гамбургеров растекается по моему лицу.

Спайдер стоит перед южным входом. Его голова опущена, он глубоко сосредоточен. Я иду посмотреть, как у него дела, но он отгораживается от меня. Он что-то бормочет про себя, как будто напевает.

Снаружи сотни людей по-прежнему смотрят в торговый центр. Их лица пусты и призрачны. Они кажутся ненастоящими. Как картонные выкройки. А мне, похоже, все равно, что они смотрят на меня в нижнем белье.

В фуд-корте, также представляющем собой разрушенную свалку из деревянных осколков, Седрик строит крепость из гамбургеров.

Брок смотрит на него.

- Ты думаешь, этот замок из гамбургеров действительно сделает тебя менее обыденным?

- Мне похуй, - говорит Седрик, перемазанный горчицей и жиром.

Джен раскрашивает поверхность стола цветными карандашами. Она побрилась налысо и разбила свой мобильный телефон. Даже брови выбриты. Она не накрашена. Ее одежда сделана из перьев.