Страница 17 из 53
— Эм. — Я убрала его руку. — Когда начнется шоу?
— Через тридцать минут. Как твоя мама и Джозеф познакомились? Ты же не всегда жила здесь, верно?
Я не ожидала, что Хамильтон спросит меня об этом, но его вопросы казались вполне нормальными, он просто хочет узнать меня поближе.
— Когда была в восьмом классе, мы переехали в город в трех часах езды от Атланты. Мама хотела, чтобы я училась в лучшей государственной школе и получила полную стипендию в университете. Она нашла работу гувернанткой, и домовладелец позволял нам жить в их переоборудованном гараже. Он был похож на маленькую квартиру, но я ходила в действительно хорошую школу. Так как мама работала не целый день, ночью она работала в каком-то ресторане и получала хорошие чаевые.
Все время, пока я говорила, Хамильтон смотрел на меня. Это была достаточно обычная история, но я пропустила те части, где чувствовала себя изгоем в той школе. Когда люди узнавали, что моя мама работала у одной из самых богатых семей города, они вели себя так, будто я недостойна дышать тем же воздухом, что и они. Мне приходилось работать в три раза упорней, чтобы доказать, что чего-то стою. Я полностью фокусировалась на учебе и общалась только с несколькими людьми. Когда закончила школу, выдохнула с облегчением, но никогда не забуду, как мама плакала, когда я говорила прощальную речь.
— Думаю, Джозеф пошел поесть в ресторан, где работала мама, когда был в городе. Они нашли общий язык, сходили на пару свиданий и, бам, они вместе.
Я пожала плечами, не зная больше никаких деталей. Мама никогда не делилась подробностями своей личной жизни со мной. Сначала она была одинокая и много работала, а потом мы переехали сюда, чтобы та могла быть вместе с Джозефом. Слава богу, я успела закончить школу до того, как мы переехали. Я бы расстроилась, если бы мои одноклассники не услышали мои прощальные слова.
— Это не похоже на моего брата, — признался Хамильтон. — Твоя мама красивая женщина и определенно не из круга Джозефа, а он самый расчетливый человек, которого я только знаю. Жениться на ком-то, с кем он встречался всего несколько месяцев, совершенно не в его стиле. Я думаю, что он скорее бы женился на ком-то, с кем его свел Джек. Не то чтобы я злился на то, что он пошел против этого. Просто… любопытно.
Я выдохнула:
— Я просто хочу, чтобы она была счастлива. — И снова эта проклятая фраза. Чем больше я говорила ее, тем больше переставала верить своим же словам.
— А что насчет тебя? — спросил Хамильтон.
— А что я?
— Знаешь, ты тоже можешь быть счастлива, — прошептал Хамильтон, прежде чем снова положить руку мне на бедро. На этот раз я не стала ее отталкивать.
Я слегка усмехнулась. Я счастлива. Очень счастлива. Скоро пойду в универ, и мне было, где жить. Что еще мне могло понадобиться?
— Ты думаешь о том, насколько счастлива прямо сейчас? — спросил Хамильтон.
Он что, умел читать мысли?
— Я абсолютно счастлива, — ответила я, хотя мой голос казался натянутым, а зубы были стиснуты так сильно, что я думала, еще чуть-чуть, и они треснут.
Какое, черт возьми, это имело значение? Обо мне позаботились. Я добилась успеха, верно?
— Ты могла бы быть психологом. — Я снова перевела все свое внимание на Хамильтона. Так безопаснее. — За эти годы я повидал достаточно, чтобы мог назвать тебя экспертом. — Он потер мое бедро большим пальцем, прижимая подушечку к моей обнаженной коже. Я сглотнула. — Я нашел свою мать, когда она… умерла.
Мои плечи опустились, и я почувствовала, что смягчаюсь от жалости к нему.
— Мне так жаль…
— Я сказал тебе это не потому, что нуждаюсь в жалости, Лепесток. Мой первый психолог уволился после восьмого сеанса. Она сказала, что мне тоже позволено быть счастливым и не нужно оплакивать свою умершую мать до конца жизни. Я ответил ей, чтобы она валила к черту и спрыгнула с моста.
Мои глаза расширились. Святое дерьмо.
— Думаю, она была ужасным психологом. — Хамильтон кивнул.
— Я просто пытаюсь сказать тебе, что ты можешь не быть счастливой, и это нормально. Счастливой быть легче, но если ты хочешь узнать себя по-настоящему — позволь себе быть той, кем действительно хочешь. Ты будешь горячей, даже если будешь злюкой.
Хамильтон наклонился и поцеловал мою шею. Его губы коснулись мочки моего уха. Я ерзала на своем месте, пока тот поднимал руку все выше и выше, и осматривала комнату. Кто-нибудь смотрел на нас?
— Расслабься. Сейчас есть только ты и я, Лепесток. Давай немного понюхаем розы? — спросил он, прежде чем прикоснуться кончиком среднего пальца к месту, которое так отчаянно нуждалось в нем.
— Пожалуйста, остановись, — захныкала я, совершенно не имея это в виду.
— Поцелуй меня, и я отстану от тебя. — Хамильтон коснулся моих губ своими. Это было мягкое требование. Я быстро прикоснулась к его нижней губе, жаждая продлить горячее прикосновение.
— Дразнишь меня, — отчитал он меня хриплым шепотом.
— Я не собираюсь тебя целовать, Хамильтон, — пообещала я. — Ты и я? Мы будем катастрофой, — пробормотала эти слова болезненно близко к его идеальным губам, прежде чем отстраниться и выпрямить спину.
— Не могу дождаться, когда сломаю тебя, Лепесток.
Я взяла свою Пепси и сделала глоток, прежде чем откашляться.
— Если честно, я хочу тебя, Хамильтон, — призналась я. — Ты привлекательный и опытный.
Он ухмыльнулся.
— Ну, что тогда тебя останавливает?
— Ты когда-нибудь ломал чью-то жизнь? Я имею в виду, действительно портил ее — намеренно или нет? — Выражение его лица стало серьезным. Я ждала, что он ответит мне, но он продолжал молчать, поэтому продолжила: — Не хочу привлекать к себе внимания, потому что я продукт самой болезненной вещи, которая когда-либо случилась с моей матерью. Я живое, дышащее представление ужасных вещей. Я перфекционистка и мученица, которая действует спонтанно — а это и было спонтанное действие — поцеловать тебя было бы слишком безрассудно и рискованно. Нравится тебе это или нет, но ты брат Джозефа. Мне не нужны ни твои оргазмы, ни твои жаркие слова, ни твое искушение, Хамильтон. Я не настолько глупа, чтобы думать, что я для тебя нечто большее, чем игра, доставляющая удовольствие, и не хочу рисковать материнским шансом на счастье.
Мы еще раз обменялись горячими взглядами. Что-то промелькнуло в его выражении, решительная перемена в его поведении застала меня врасплох. Сначала я прервала наш зрительный контакт, чтобы осмотреться. Этот разговор выбил меня из колеи, и я совершено забыла, что мы находились в комнате, полной людей.
Только когда мой взгляд остановился на знакомом лице, моя кровь похолодела.
— Сеинт, — прошептала я, прежде чем отстранилась от Хамильтона.
— Что? — спросил он.
— Сеинт. Он здесь, — выдавила я, мое сердце бешено колотилось. Хамильтон развернулся на своем месте и выругался. Сеинт был одет в джинсы и обтягивающую рубашку. Он поднял стакан в руке с довольной ухмылкой на лице. Он сделал снимок? Вот дерьмо. Хамильтон и я сидели ужасно близко.
Хамильтон встал как раз в тот момент, когда группа вышла на сцену. Джесс перехватила его, а я начала задыхаться. Сеинт собирался преследовать меня повсюду? Мы с Хамильтоном завтра попадем на все обложки страны? В глазах слегка потемнело.
— Мы — Дает Фан, — мягко сказала Инфинити в микрофон. — И сегодня мы сорвем вам крышу.
Заиграли барабаны, и Инфинити тут же закричала в микрофон. Я попыталась найти Сеинта глазами, но он исчез в коридоре. Джесс все еще болтала с рассерженным Хамильтоном. В груди было так чертовски тесно.
Почему он был здесь?
Я встала и направилась к двери. Никаких скандалов. Я не могла ничего испортить. Мои глаза горели от слез. Прийти сюда было такой ошибкой.
— Вера! — позвал Хамильтон меня, его низкий голос перекрывал музыку.
Я проигнорировала его и вышла из кафе, теплый воздух ударил мне в лицо, как только выбралась наружу.
Стоя на тротуаре, я позвонила единственному человеку, которому могла доверять в этом мире.