Страница 9 из 57
— Именно так, вы всё поняли верно, — кивнул призрак.
— Так, ладно. А если выйти замуж, снять проклятье и потом развестись? — может, и не страшно, на самом-то деле?
— Что значит — развестись? — не понял призрак. — Что вы имеете в виду?
— Ну как, были женаты — и перестали. У нас или просто документы оформляют, или по суду, если есть дети или если делят имущество. У вас, наверное, нужен обратный обряд. И тогда мы и его вот спасём, и потом я домой пойду, через год. А пока — ладно уж, как-нибудь.
— Это невозможно, — сообщил призрак. — Разводов не бывает.
Как это не бывает?
Я чуть было прямо это вот не проорала, но потом выдохнула и сообразила — вообще в школе на уроках рассказывали, что и у нас разводы вошли в обиход как-то не очень, чтобы давно, а то тоже браки заключались «на небесах» и «пока смерть не разлучит». Грустно это звучит, про смерть-то. Дома ты знаешь, что если вдруг что-то пойдёт не так, то ты всегда можешь развестись. Процесс может оказаться сложным, дорогостоящим, муторным — в зависимости от того, насколько близким к известному животному окажется бывший муж. Можно выбраться из брака нищей и на трёх хромых ногах, но — всё равно выбраться.
А тут что делать?
Я внимательно оглядела обоих мужиков, и живого, и дохлого.
— И что же делают, если окажется, что муж и жена совершенно друг друга не выносят?
— Живут дальше, — пожал призрачными плечами Эдрик.
Исчерпывающе, что.
— Так, погодите. Может у вас тут вообще браки исключительно по расчёту? — если он какой-то там сын графа, то иначе и не умеет, наверное?
А второй — бывший этот самый граф, если я всё правильно помню.
— А что, бывает как-то иначе? — спросил Эдрик, да с таким видом, будто я несу чушь какую-то несусветную. — Как это — без расчёта? Брак — это союз семей в первую очередь. Что у родовитых людей, что у безродных крестьян.
— Конечно, бывает. Встретились, пообщались, влюбились, пожили немного вместе — ну, чтобы попробовать, уживутся вообще или нет. И уже если ужились, то тогда жениться. Или по залёту, если мужик нормальный, а не хз что.
— Или… как? — встрепенулся Эдрик.
— Если она беременная, — пожала я плечами.
Что такого-то, дело житейское.
— Это правильно, ребёнок должен родиться в браке, иначе ему будет непросто унаследовать отцовское имущество, — закивал он.
Может, у нас всё дело в том, что наследовать-то и нечего? Сами живут как-то, где-то и на что-то, нередко — просто с родителями, вот и не хотят жениться?
— И что унаследует ребёнок, если он родится вот от него? — я кивнула на молчащего Хьюго.
— У него, кроме этого замка, есть ещё три, графы Мерсийские богаты, — сообщил Эдрик. — Граф Вильгельм обеспечил всех четверых сыновей и трёх дочерей.
Ничего так, семеро детей! Как в сказке какой. Потому что обычно если семеро детей — это мрак и нищета. Ну или в религиозной семье, там, может, как-то иначе, не знаю.
— Граф Вильгельм — это твой отец? — уточнила всё же я.
— Да, — ответил Хьюго.
— И где он? Ты не с ним живёшь?
Мало ли, как тут принято с младшими сыновьями.
— Его нет в живых, госпожа Серафима, — мягко ответил Эдрик.
— А что с ним случилось? И где мать?
— Госпожа графиня скончалась незадолго до смерти супруга, — пояснил всё тот же Эдрик.
— Это что ли недавно случилось? — ну мало ли, вдруг этот Хьюго сильно любил родителей и ещё не пережил, бывает.
— Граф Вильгельм скончался три месяца назад.
— Недавно, да. Соболезную, — глянула я на Хьюго. — Так-то я тоже сирота, правда, давно уже. Было время привыкнуть.
Хьюго глянул на меня, вздохнул и снова уставился в пустую тарелку.
— И кто вас воспитывал? — Эдрик глянул внимательно.
— Государство, как всех таких, — пожала я плечами. — Да ничего, нормально всё.
— Как же, а другие родичи, неужели не осталось никого?
— Другим родичам я была через порог не нужна, — подумаешь, не самое большое горе во Вселенной.
— Значит, о вас там никто не горюет? Раз и не было никого?
— Нет, — пришлось признать мне.
— Значит, и вам можно не печалиться! — радостно сообщил Эдрик. — Если вы спасёте нашего Хьюго от проклятия, то вся наша семья будет перед вами в большом долгу. Вы можете рассчитывать на почёт и уважение.
— И в чём выразится это уважение? — хмыкнула я. — Понимаете, сейчас я вижу перед собой пустую каменную хоромину, в которой нет ничего — ни еды, ни мебели, ни даже постели нормальной. И её как бы хозяина, который сидит, нос повесил, и что-то даже разговаривать со мной не торопится. И вас. Но вы, как бы это вежливо сказать, ни воды не принесёте, ни еды не добудете. Но активно уговариваете меня на что-то. А ваш подопечный, или кто он вам? Потомок? В общем, вот этот достойный, наверное, мужчина пока ещё ни слова не сказал. А говорить вроде умеет, я слышала. Почему мне кажется, что здесь что-то не так?
— Всё так, леди Серафима, — голос Эдрика зазвучал особенно ласково. — Он у нас не из разговорчивых, всё верно. Он немного привыкнет к вам, и всё вам скажет, что положено. И подарки подарит богатые. Что бы вы хотели? Драгоценности? Заморские шелка? Коня? Ловчего сокола?
— Для начала — чистую постель и где помыться. Всё то, что я вижу, как-то не очень соотносится со словами о драгоценностях и чём-то там заморском. И сортир у вас тут под кустом, да? Зимой тоже? А едите вы тут что? Всё, что было в кухне, мы сейчас съели за милую душеньку. А вот это тело, — я кивнула на Хьюго, — судя по всему, хорошо питается, кто его кормит?
— К чему вы клоните, леди Серафима? Да, признаю, замок несколько в запустении, но Хьюго отвечает за охрану границ Туманного леса, поэтому не уделял хозяйству должного внимания. Но теперь всё переменится.
— И почему мне кажется, что вы оба пытаетесь о чём-то умолчать? О чём-то важном, так? О чём-то, что мне не нужно знать, потому что если я узнаю, то убегу, сверкая пятками? — я смотрела то на одного, то на другого.
— Например, о чём таком мы можем умалчивать? — изумлённо спросил Эдрик.
— Ну вдруг он уже женат, например. Или был женат, раз так шесть, и уморил всех своих жён. Или он опасен, и убивает всех, кто ночует с ним в замке, почему тут нет никого, сам же сказал, что разбежались. Ну и я ещё могу придумать варианты, верите?
— Не нужно ничего придумывать, — внезапно заговорил Хьюго. — Я в самом деле опасен. Я убил несколько своих соратников в припадке безумия. А потом убил своего отца.
Ну приплыли, называется. Мне выдали маньяка-убийцу? Он не помнит себя во время приступов и крушит всё живое? А то ещё и неживое? Потому от него и разбежались все, кроме призрака, которому уже не страшно?
Видимо, это было написано на моём лице большими буквами, потому что тот самый призрак как рухнет сверху Хьюго на голову, и видимо, это было как-то нехорошо, потому что Хьюго затряс головой и заругался.
— А ну слезь, дохлятина!
— Я тебе предок, а не дохлятина!
— Дохлый предок!
— А ты придержи свой дурной язык, понял? Нечего говорить о том, о чём ничего не знаешь, сколько тебе повторять?
Эдрик снова взмыл наверх, видимо, немного там отдышался (или что ещё призраки делают, не знаю, человек бы отдышался), опустился поближе ко мне и заявил:
— Миледи Серафима, не слушайте его! Он не может говорить о том, чего не знает точно! А он не знает!
— А кто знает? — тут же среагировала я.
Потому что желательно выяснить бы. У меня, кажется, карма такая — попадать на тех, кто решает проблемы в семье посредством убийства.
— Никто, госпожа Серафима, — вздохнул Эдрик. — Не осталось свидетелей. Давайте, я расскажу вам, что знаю, а он-то ничего не расскажет, он себя не помнит. Его словам не стоит верить.
— Погодите, господин Эдрик, — покачала головой я и повернулась к Хьюго. — Скажи, только честно: ты помнишь или нет? Или твой покойный прапрадедушка тебя тут выгораживает сейчас?
Вроде, Хьюго ведёт себя как парень честный, хоть местами и странноватый. Вот пусть и скажет, как есть.