Страница 19 из 86
- Одиннадцать. (Хата, судя по всему, шестиместная.)
- А у нас тринадцать.
- На шесть шконок? Нормально. У меня вот подельник сидит, так у них в хате тоже тринадцать человек. На два шконаря. Хата двухместная…
(Неужели правда? Что-то даже и не верится…)
Бокс переполнен. Дыма столько, что и дышать-то уже нечем. Все постоянно и надсадно кашляют, беспрестанно сплевывают на пол. Многие сидят на полу на корточках. (Характерная, кстати, зэковская поза.
Особенно после лагеря. Не знаю уж, почему.) Охранник впихивает еще кого-то. Тот ошалело смотрит по сторонам и жмется к стенке. Потом вдруг робко спрашивает:
- Вы что, все к врачам?
- К каким, блядь, еще врачам?! Ты первый раз, что ли? К адвокатам и следакам на вызов ходим. Моя овца сюда приперлась…
Ближе к вечеру возвращаюсь в камеру. Отдаю Вите принесенные для него от адвоката лекарства. (У Вити хронический насморк. Похоже, гайморит.)
- Спасибо.
- Судьбу благодари. Не обыскивали сегодня.
Воцаряется молчание. Все смотрят на меня как-то странно. С каким-то непонятным удивлением. Наконец, Костя произносит:
- Ну ты, Серег, похоже, уже самым настоящим зэком становишься.
- Почему это?
- Ну, как же! "Судьбу благодари". Старинное зэковское выражение!
Так обычно лишь самые старые зэки в тюрьме и на зоне всегда отвечают. Ты ему говоришь: "Спасибо", а он тебе никогда не скажет в ответ: "Пожалуйста". Всегда только: "Судьбу благодари!" Здесь ведь все - судьба! Повезло - не повезло.
(Ладно, блядь! "Настоящим зэком" я, видите ли, становлюсь…
Психологи хуевы!)
Да, кстати. Когда вели к адвокату, встретил одного своего старого знакомого. Еще по карцеру. Володю. Ну, поздоровались, поболтали. Он тут, оказывается, за это время здорово вырос! В тюремно-зэковской иерархии. Стал каким-то "смотрящим за грузами на общак по всему этому крылу". Или кем-то в этом роде. Круто поднялся, короче.
Уголовно-блатную карьеру делает. "Ни минуты свободного времени теперь нет!" - говорит. Обрастаю, в общем, потихоньку полезными связями среди местных авторитетов. В натуре.
Почти сразу же после моего прихода заказали Андрея. "По сезону!"
(Оденься, дескать, по сезону. Надень верхнюю одежду.) Значит, на выезд. Вероятно, повезут на какие-то следственные действия. "Нет у них ничего. Терпилу (потерпевшего) найти не могут! А в понедельник у меня срок кончается. Может, нагонят!?"
Андрей уезжает, весь взбудораженный и окрыленный надеждами.
Интере-есно… А ведь, действительно, могут и "нагнать"… На волю выйдет человек… Даже в камеру тогда не вернется. А я, блядь, здесь останусь! Неизвестно, между прочим, на сколько… Но ясно уже, что… Тут и к гадалке не ходи! Тьфу! Даже думать об этом не хочется! Ну вот, интересно: завидно мне сейчас или нет? А? Положа руку на сердце?.. Ну, так… чуть-чуть. Самую малость. Чу-уть-чуть!
(Вот хуй его, впрочем, нагонят! Как же, размечтался! "Нагонят!.."
Там у терпилы, насколько я помню, обе ноги сломаны. Но однако - посмотрим. Подождем до понедельника.)
Уже поздно ночью в хату заезжает новенький. На место Муравья.
Весь какой-то затравленный и перепуганный. Со свернутым матрасом под мышкой и сумкой с вещами в руке.
Представляется. Военный. Действующий полковник. ("Настоящий полковник", - как сразу же сострил Костя.) До ареста занимал вообще генеральскую должность. Начальника управления, кажется. Зовут Вася.
("И настоящий Василий, - уныло закончил Витя. - Как же нам-то с тобой, вась, друг друга теперь называть? Чтобы не запутаться?")
Ладно, завтра узнаем все подробнее. Времени здесь мно-ого…
Наговоримся еще. А сейчас поздно уже. Спать пора. Баиньки. Утро вечера мудренее.
12 апреля, суббота
Хороший день. Тихий, спокойный… Настоящий день отдыха. Часов в двенадцать отвели в баню. Не дергали, дали в кое-то веки спокойно и не торопясь помыться. (Обычно уже через полчаса начинают орать и колотить в дверь. "Хватит! Заканчивайте!" - следующих, мол, пора заводить!) А тут мы уже даже сами в конце концов в дверь стучать начали. Точнее, "цинковать". Я говорю Цыгану:
- Постучи!
(Постучи, дескать, в дверь! Дай охраннику знать, что мы помылись.
Чтобы он нас обратно в камеру отвел.)
- Я никогда не стучу!
("Постучи" в тюрьме не говорят. Это слово имеет здесь совсем другой смысл. Причем, вполне определенный. Надо говорить: "Цинкани!
Отцинкуй!")
После бани садимся все пить чай. (А как же!) Заодно уж надо и с новеньким поближе познакомиться. С полковником Васей. Статья - мошенничество. Какая-то там строительная афера.
"Строили, - как он образно выразился, - воздушные замки. Да, строили! Да, нарушения были, и вообще все это было незаконно, что мы делали. Но разве я один был?! Все ведь в этом участвовали. Все!! Но все потом соскочили, а я между пиздой и ухом остался. Но так даже лучше! Зато я теперь ромашки не рву (сяду - не сяду)! Я уже в тюрьме… Самому близкому другу достаточно было снять трубку и позвонить, и ничего бы этого не было! А когда жена ему позвонила, он сказал: "Вы не туда попали!.." А как я ему жизнь спас - это он уже забыл?! Когда он пьяный из машины выпал, кто его всего окровавленного в больницу отвез?! Это он сейчас уже забыл??!!"
В общем, банальная человеческая трагедия. Здесь они настолько привычны, что никого уже не трогают. Обычное дело… Естественно -
"все соскочили"! А кому в тюрьму охота? Естественно, - "Вы не туда попали!" Мало ли, кто там кого спас? Что же теперь, всю жизнь об этом вспоминать? Да и когда это было?.. Ну, отвез ты меня тогда в больницу… Ну, и что? А что тебе, собственно, оставалось делать-то?
На дороге, что ли, меня бросить? Так за это отвечать бы пришлось. По закону. Не оказал помощи!.. Мы же вместе были…
В целом, первое впечатление наш новый сотоварищ произвел довольно жалкое. Крупный, полный и немолодой уже (сорока семи лет) мужчина с прекрасным экстерьером и хорошо поставленным, звучным и сильным голосом. Словом, классический тип "большого начальника". ("Моя секретарша… моя служебная машина… меня вызвал к себе мой министру…") Когда-то, судя по всему, спокойный, властный и уверенный в себе человек. Эдакий барин! Снисходительно-надменный, важно-неторопливый и вальяжный…
Но все это уже в прошлом! В далеком-далеком прошлом. В той… иной жизни!.. Там и остались навсегда все эти "министры… машины… секретарши…" Все это было сто лет назад и на другой планете. На Луне! Да и вообще не с ним! Не с тем жалким, задерганным, затравленным и запуганным суетливым существом, обитателем камеры N
234 тюрьмы "Матросская тишина", которым он сейчас является. В тюрьме он пока и всего-то чуть больше месяца, но этот месяц - поистине
"длиною в целую жизнь". К тому же, как выяснилось из разговора, до нас его тут уже слегка "попрессовали". Поперекидывали из камеры в камеру. Эта у него уже четвертая. В первой он пробыл две недели, во второй - три, а в третьей - всего две ночи. Теперь несчастный полковник прямо-таки панически боится, как бы его не забрали и отсюда. А потому вздрагивает и замирает при малейшем шуме в коридоре. (Не за ним ли идут?! Сейчас опять: "С вещами!") Тем более, что здесь, у нас ему, по его словам, "очень понравилось".
(Неудивительно! Ведь до нас он сидел вообще с блатными. "Все они в наколках! Как ночь - все колоться начинают!.. Везде: в шею, в ноги, в руки… А я лежу и не знаю, чего ждать! Что сейчас со мной будет?!")
Все мысли и разговоры у него сейчас только об одном: как бы побыстрее на волю выйти! Тюрьма ему представляется каким-то дантовским адом. "Только бы выйти! Мне теперь ничего больше не надо!
Никаких денег! Лишь бы жить спокойно! Просто жрать, пить, спать, баб ебать! Хоть в нищете!" (Хм… "Жрать, пить, баб ебать…" Однако, какие-то странные у него представления о "нищете".)