Кровавая Ведьма

Я только кивала, ногами вслед за ней перебирая и довольную улыбку пряча. Уж я-то за столько лет хорошо изучить ее привычки успела, и наверняка знала, чем ее внимание переключить можно, а что лучше вслух произносить не стоит.

Вот только никак не ожидала, что список знаний этих внезапно пополнится одним молодым, улыбчивым магом! И что он улыбаться только ей в ответ станет — вон даже, в саду, где завтрак накрыли, на подушках место для нее придержал. Только с ним рядом свободно и осталось. Нет, была еще одна подушка пустая, и Лили попыталась туда сунуться, но замерла как вкопанная сначала, а потом фыркнула, гордо задирая нос. Местечко-то между Вороном и Волком оказалось!

И пришлось ей, невозмутимость храня, чинно и изящно между Вороном и Ирбисом садиться.

Ну, а я же преспокойно на вторую пустую подушку плюхнулась — мне-то всё едино, где сидеть. С присутствием Ворона я смирилась уже, даже не злилась на него, как раньше. А ближе к Волку, так вообще, само собой разумеющимся казалось!

И, хватая с тарелки румяную булочку, в очередной раз подумала, насколько странно всё это. Легко, спокойно, и всё ж дико до невозможности, после всего произошедшего-то! Если б не знала, что проклятая, подумала бы, что все мои чувства заклинанием угомонили.

А, может, дело было в чем-то ином?

Прабабушка всегда говаривала, что ведьма — от слова «ведать». И Верховная повторяла то же. Что ведьмам не только дар природный даден, но и многое другое. Что истинную суть мы видеть и чувствовать способны, что многое можем угадывать наперед. И что даже в будущее заглядывать умеем, нужно только знать, как смотреть! Да и не смотреть даже, а вроде как чувствовать…

Но как это, они не объяснили толком, обе. Говорили лишь, что сами со временем это поймем, душой почуем. Неужто настало то самое время?

И… почему я вдруг только сейчас поняла, насколько наши бабки, моя и Ядвиги, были похожи?

— Никаська, душа моя, — послышалось насмешливое мурлыканье прозорливого, как обычно, Ирбиса. — Ты о чем так задумалась?

— Да так, — вернулась я к делам земным, снова принимаясь терзать несчастную, еще теплую булочку с маком. — Мысли всякие.

— Обо мне, надеюсь? — тонко усмехаясь, иронично вскинул брови Волк.

Как я не покраснела от его слов, ума не приложу!

Одного никак в толк не возьму: это он после ночного поцелуя так осмелел, или после спасения моей жизни решил, что ему всё теперь можно?

— О еде, — донеслось грозное от Лили, которая упорно делала вид, будто бы Ворона подле себя в упор не видит. — Все ее мысли сейчас должны быть только о еде! А ты — дело десятое!

— Почему не двадцатое? — пряча ухмылку за чашкой с чаем, полюбопытствовал Ирбис. Удивительное дело: во всём белом, с дорогущим фарфором в руках, посреди ухоженного фруктового сада, он смотрелся, как самый настоящий аристократ на пикнике. Однако ж до сих пор воспринимался мною так же, как когда-то — обычным магом, обряженным в деревенскую рубаху и штаны, коротко остриженным, простым и веселым. Самый лучший и верный друг, смотрящий на мир совершенно иначе, благодаря заколдованному ручью.

— Как по мне, так лучше вовсе тридцатое, — оправдала его надежды моя куколка, хватая тарелку и принимаясь на нее накладывать всего помаленьку: и мясо копченое, и пирожки разные, и даже овощи свежие. Выбор был огромный, они же всю большую скатерть яствами заставили! — Сначала здоровье поправить надобно, а потом уже все остальное!

— Тут я не могу не согласиться, — с некоторой ноткой удивления заметил Ирбис.

Волк, игнорируя их переглядывания и общение, лишь кулаком подбородок подпер, а второй рукой молча передал мне свежий персик, в который я тут же радостно вцепилась ладошками. Где раздобыл только?

— Я всё вижу! — поднявшись, сурово топнула ножкой Лили. И надо признать, без платьев с кружевами это уже смотрелось не столь грозно, как раньше, скорее уж потешно. — Куда сладкое наперед обеда?

— Я пообедала, — кивнула я на огрызок булочки. — А это не сладкое, это — фрукт. Полезный! А тарелку эту вон, Ворону отдай. Глянь, какой худенький. Вы его чего, голодом морили?

— Увы, — сразу вживаясь в роль сиротки несчастной, сделал Ворон щенячьи глаза, умильно глядя на куколку снизу-вверх. — Совсем замучили. То тренировки, то разъезды, то ночные вылазки. А я еще молодой, мне витамины для роста нужны.

И Лили на это купилась!

Притормозила, передумав до меня идти, и смерила его подозрительным взглядом ярких лиловых глаз:

— Это кому расти надо? Тебе, что ли? Да куда? Ты ж и так, как оглобля!

— Я высокий, — покладисто согласился Ворон, поглаживая себя по животу. — Но худенький. Тебе меня совсем не жалко?

— Может, и жалко, — задумалась моя куколка, но присаживаться обратно не спешила. — Да только мужик ты, али кто? Сам о себе позаботиться не можешь? Руки есть, еда перед тобой. Бери сам, чего надобно!

— Так из рук такой красавицы всё будет вкуснее и слаще, — с кристально-честным взглядом выдал ей Ворон.

Ну и как она могла против подобного устоять? Где стояла, там и села, разве что вид сделала, будто бы с неохотой, да и хмыкнула недоверчиво.

А мне же, что б в голос не расхохотаться, пришлось в плечо Волка уткнуться!

И нет, не комплименты его мне смешными казались — Лили действительно красавица писанная, даром, что кукла. Глаза феи, душа ее, да свет внутренний такую красоту ей придали, что иным и не снилась. Но очень уж меня забавило, как ловко молодой маг вокруг нее вертелся, устами мед источал, а она, всегда гордая и неприступная, таяла, как вон тот кусочек масла на расписной тарелочке!

Уж не знаю, как там на самом деле, но я надеялась, что они оба это всё не всерьез. Ворон молод еще, не осознает, дурной, во что ввязывается. Да и Лили понимать должна, что такой, как у нее, шансов на счастье почти нет, покуда она в теле куклы. Кто ж по доброй воле захочет супругу иметь, которая неделю как настоящая будет, а другую — игрушкой фарфоровой?

Поиграет и бросит. Словом, доверия у меня к нему нет!

— Не волнуйся, — от негромкого голоса над самым ухом я едва не вздрогнула. — Он ее не обидит.

Я аж голову вскинула, недоверчиво глядя магу в глаза:

— Как ты догадался, о чем я думаю?

— Я просто хорошо тебя знаю, — не без самодовольства хмыкнул в ответ Волк.

Но я фыркнула, отпуская его руку, в которую еще недавно хихикать изволила. И буркнула недовольно, кусая вкуснющий, сочный персик, один аромат которого сводил меня с ума.

Как и мужчина, сидящий рядом!

— Можно подумать, ну. Девять лет не виделись, как-никак!

— Ник, — неожиданно склонившись к моему уху, едва ли не касаясь его губами, негромко усмехнулся Волк, своей хрипотцой пробирая до костей. — Если ты эти годы не замечала меня, это не значит, что я не видел тебя.

Я чуть персиком не подавилась. Это что такое он сейчас имел ввиду, а⁈

— Ты!!

— Как дети, честное слово, — возведя глаза к нежно-голубому, безоблачному небу, Белый Ирбис прихватил тканевую салфетку и протянул мне — видать, сок от фрукта по всему подбородку растекся. Но вдруг остановился на полдороги, странно замирая. И вроде как втянул носом воздух, как дикий кот вдыхает запах чужака, забредшего на его территорию.

И в этот же миг я почти кожей ощутила, как напрягся рядом Волк.

— Ворон? — послышался испуганный голосок Лили, заставивший обернуться в их сторону.

И тут глаза самого молодых из магов изменились — стали вроде как шире, взгляд глубже, а зрачки и вовсе, вытянулись в тонкую вертикальную черту!

Он как будто смотрел перед собой, но внутренним взором заглядывал куда-то еще.

И вот тут, наконец, с заметным запозданием прикосновение чужой ворожбы ощутила и я. Нет, не ворожбы — магии! Той самой, неживой, холодной, которой пользовались имперские маги. Они называли ее обычной, бытовой, боевой или защитной, но смысл оставался тем же.

Ничего хорошего это для нас не сулило!

— Ворон? — послышался резкий вопрос от Волка. Черты его лица чуть заострились, черные глаза сузились, и даже взгляд стал как-то жестче. Невесть от чего, но это меня напугало, да настолько, что я сама не заметила, как за его ладонь, лежащей на ровно стриженной траве сада ухватилась.