Обыкновенный принц

Максимиллиан, читавший речь Тео за пару дней до того, как она потрясла публику, не сдержал удивления:

— Какого дьявола тебе нужно поминать тот договор? Про него уже все забыли. Ты — алатус, как и те, кто строил Аалам. Ты должен быть королём, а не твой ректор-бастард. Пардон, я не хотел вас обидеть, мадам, — Макс покосился на побагровевшую Аннику, — но сама идея его происхождения, вкупе с передачей тела Либериса Второго — Третьему, мне кажется прецедентом.

— Я не могу нарушить слово моего деда. Законы Алатуса не работают так, как ты описываешь. До тех пор, пока будет жив хотя бы один потомок Набу, трон будет принадлежать ему. И эта стабильность, пусть относительная, позволит Совету смириться со сменой власти. Что касается меня, я — обыкновенный принц, каких много. Но, раз мне выпала честь что-то сделать полезное, хочу ослабить все возможности повторения ошибок Либериса. Мир Алатуса должен развиваться...

— Как знаешь. Жаль, конечно, что здесь не существует понимания revolution. Все будут считать, что изменения — дело рук кого угодно, того же Совета общин, только не твоих... Подозреваю, ты направил свои стопы в Шао-Линь?

Шест свистел, разрезая светлеющий воздух, — приближался рассвет. Все боятся нового. Поэтому и ликторы, и Советники пришли в ужас, нет, не от предложений — приказов Арженти. Отдать власть в руки безродных?..

Но он, не дав им опомниться, озвучил остальные условия. Родовое имя всем, без исключения. Общее образование, включая девиц. Строительство качественных дорог, домов и развитие техники... Во всём этом помогут соседи — алатеррцы. Они искупят свою вину: вместо утраченной памяти подарят полезные знания. В том числе ликторам, которые больше не будут пить кровь, но должны будут стать лекарями, учителями, утешителями — кем угодно, только не избранной высокомерной кастой...

Боялся ли сам Тео нового? Править миром Алатуса? Нет. У него были свои планы, долг, о котором знал Создатель, поэтому позволил ему шалость — сократить время на политическое и социальное раскачивание, которое могло занять сотни лет. В отношении масштабов измнений и скорости Тео напоминал себе английского Кромвеля, французского Робеспьера и русского царя Петра Первого — изменивших традиции, с одной разницей: он хотел обойтись без кровавых жертв. Магия могла ему это позволить. У земных революционеров её не было. Как и законов Алатуса...

Кстати, о Робеспьере, чьё имя с небольшим отличием — две буквы “л” — носил Максимиллиан. Заканчивал свою речь, наполненную грандиозными планами, Арженти уже в образе человека. А затем он представил своего собрата, того, что был унесён в колыбели самой Авалой — Максимиллиана Микаэля Алойз Аурумаса Аль-Хасан.

Вызывавший улыбку до этой минуты коротышка Макс показал свою драконью суть, и ирония быстро стёрлась с лиц. На потомка Иль-Хасан Арженти возложил миссию по реорганизации общественных законов, включая наказания. Если раньше арестованные могли сидеть до самой смерти в Мешке, пока какой-нибудь случай не вытащит, то теперь — принц Арженти обещал — наказания будут назначаться сообразно деяниям.

Затем раскинули крылья парламентёры из Алатерры — Грэйг и Анника, мать Его высочества. Энрике, к его великому сожалению, не мог присутствовать, ибо был завален своими делами и перспективой занять место Аластэира. Алисия не прилетела по другой причине — продолжала дуться, но всё же сохранила секрет Тео-Арженти из упрямства, а может, делала вид, что ей безразлична судьба её обманувшего алатуса.

Итак, присутствие настоящих могущественных драконов окончательно развеяло все надежды камериров на продолжение старого счастливого времени. Либерис Третий умер и вместе с ним — древнее, тёмное и такое привычное прошлое мира Алатуса...

Среди поистине кошмарных нововведений, однако, нашлось место прелюбопытной новости, возбудившей камериров. Доверенные лица вражеского короля пригласили Вэйланда, всех желающих Советников и одного представителя от ликторской конфессии присутствовать на алатеррском турнире, который был перенесён на десять дней по просьбе Его высочества Арженти, выступавшего миротворцем. Попутно мирным переговорам планировалось заключить несколько взаимовыгодных договоров: алатусы получали возможность вдоволь созидать и копить магию, мир Алатуса — контрибуции и бесплатную помощь в строительстве, образовании, медицине и других сферах, которые собирался развить принц Арженти как Протектор...

Советник Зальмаус не выдержал, напомнил про то, что и здесь многие ждут турнира, а коронация и обращение Его величества к Большому Собранию не могут ждать, пока где-то закончатся развлечения. Принц Арженти признал претезию обоснованной и отступил в тень, предлагая Его высочеству и Совету обсудить эти вопросы на внутреннем заседании.

Советники и ликторы успокоились: принц Арженти не отбирал у них последние права — возлагать корону и блюсти традиции. Камериры расслабились, фрейлины, скучающие без обязанностей поклонения королеве, оживились, ведь у них появился новый объект обожания и развлечения — мать и жена с детьми (!) Его величества.

Так двор настроился на праздник. Но прежде...

В тот же вечер, когда состоялась большая королевская аудиенция, всех желающих пригласили к Драконьим Пещерам. Зачем, почему — ведали одни избранные, остальные же были заинтригованы.

— Если все ездовые от рождения носят ярмо, то никто из них не сможет обернуться. Нам не поверят, — заметила Анника, когда Тео поделился очередным пунктом глобального плана.

Тео задумался не на шутку, но от задумки не отказался. Северная и восточная стража видели чудо своими глазами, но важнее было, чтобы засвидетельствовали явление Советники и ликторы. Обязательно ликторы...

— Сделаем это на закате, попросим Создателя, — посоветовал Грэйг, вернувшийся из Алатерры. На том и порешили.

Вечером оказалось, что среди ездовых, пригнанных с севера драконов находился Ремус, отец Уафы. После снятия оков он не обернулся, нет. Чуда не произошло. Но драконица Анника приблизилась к нему, и он узнал её. Одну из десятка своих жён. И её превращение в двуногую женщину ошеломило Ремуса. Её насмешка над его немощью и призыв повторить оборот уязвили.

Он вынес незнакомую боль, самец, привыкший быть во всём первым, и предстал перед немыми свидетелями высоким жилистым мужчиной с длинными запутавшимися волосами. И неприкрытым естеством... Анника обняла его, Грэйг поднёс плащ укрыть, и Ремус вдруг взревел, не по-человечески, как будто понял, что вся его жизнь была до сих пор жизнью животного, а не того, кем он был рождён...

Прошлое и будущее никуда не исчезают: из первого ткётся настоящее и второе рождается именно сейчас. Поэтому внимания заслуживает только то, что находится здесь и сейчас. Смирись, если тебе кажется, что обстоятельства мешают твоим планам — они и есть твой план. Созерцать... Принимать мир таким, каков он ... Тео имел все основания подозревать, что истины, впитываемые им в Шао-Лине, были когда-то прописаны алатусом. Поэтому он не удивлялся случайностям, почти никогда.

Совсем недавно одна огненная драконица открыла в Арженти то, к чему он считал себя не готовым, слишком юным для подобного. Но память о полутора тысячах лет в ожидании пробуждения словно накинула к человеческим двадцати годам ещё два десятка...

Глаз Алатуса выпустил первый луч.

Тео опустил шест. Мышцы тянуло приятной болью от нагрузки. Теперь можно было остановиться. Начинался новый день. Новое откровение.

Он поклонился Создателю и замер, ожидая благословение или укор, ибо не сделал ничего созидательного за день — не спас, не построил, не смахнул крошки со стола, куда ставила столик с едой дочь замкового сторожа и надеялась на разговор, комплимент, благодарность. А он просто спал эти три дня. Спал, ел и снова спал.

Приятные мурашки пробежались по телу — это была награда. За то, что он служил данности — мир был таким, каким он был. И умение терпеть, ждать — одна из основ созидания, ибо зерну требуется время выпустить росток и окрепнуть, и в эти дни важно не мешать естественному чуду.