Огонь измены

И замираю оттого, что Игорь касается языком мочки моего уха и чуть всасывает её. От его низкого приглушённого голоса мои веки сами прикрываются:

- Голова от тебя кружится. Очень.

Горячая истома полностью заливает меня. Игорь нежно прижимает меня к себе и спускается кончиком языка по шее к ключицам. Охватываю его затылок ладонью и непослушными губами ещё раз напоминаю:

- Ты обещал.

- Ничего не делаю, - его пальцы расстёгивают мою блузку. Рука проникает внутрь, скользит по рёбрам вверх, к груди.

- Нет, - из последних сил простанываю я, и со стыдом понимаю, что это звучит, как "ещё".

Кажется, у меня тоже голова... Нет её. Внизу живота собирается что-то огненное. И сопротивляться нет ни желания, ни сил. И убегать, кажется, незачем. Хочется плавать в сладких ощущениях, в завораживающем шёпоте, подчиняться сильным ласковым рукам, которые делают со мной что-то острое и яркое, заставляя выгибаться им навстречу.

Поворачиваюсь к Игорю, медленно открываю глаза. И меня бросает в озноб от желания, которыми полыхает его захмелевший от возбуждения взгляд. Судорожно вздохнув, тянусь к его лицу. С общим тихим стоном мы прижимаемся губами, сплетаемся языками. И этот поцелуй меня топит, глушит, ослепляет. Игорь мягко опускает меня на кровать, нависает сверху. Отключающимся сознанием понимаю, что на мне уже почти нет одежды. Но неважно, я не остановлю это, просто не смогу.

Вдруг за дверью раздаётся тихий плач.

Так-так

Пока Игорь ушёл на кухню, я успокаиваю его сына.

Лежим с Серёжкой в кровати, он уютно устроился на моём плече, уткнулся в грудь. Кошмары - это бывает. В детстве и у меня такое случалось. Чтобы быстро вынырнуть из пугающего и опять уснуть, мне достаточно было почувствовать рядом кого-то из родителей. Когда мы услышали плач, я впопыхах натянула на себя первое, что попалось мне под руку — футболку Игоря. И наверное, это оказалось в тему. Потому что Серёжа с удовольствием водит по ней всё ещё розовым носиком. Видно, что ему нравится ощущать запах отца. Так же, как и мне.

Я укрываю мальчишку одеялом и ласково поглаживаю по спинке. Он временами всхлипывает, но глаза уже сухие.

Серёжа осоловело моргает, прислушиваясь к моим тихим успокаивающим интонациям:

- Это был просто сон, папа рядом. Ты сам говорил, что он самый сильный, его все боятся. Значит, ты под надёжной защитой. Папа всех чудовищ победить может, он же тебя любит. Сильно-сильно, очень-очень. Выше всех звёзд ,и ярче солнца, и синее неба.

- А "любит" - это что? - изо всех сил борется со сном Серёжа.

Чмокаю его в лобик, задумываюсь ненадолго.

- Посмотришь на любимого, и на душе приятно. Ждёшь встречи с ним. И тебе всегда хочется быть рядом. Хоть играть, хоть обниматься. Даже просто молчать. Стараешься делать всё, чтобы он был счастливым.

- Когда жизнь человека для тебя важнее собственной, - слышу серьёзный голос Игоря.

Он забирается под одеяло с другой стороны от Серёжи, глаза которого уже закрыты, он плавает где-то между сном и явью.

- Пап, а моя жизнь тоже важная? - бормочет мальчик.

Он всё так же сопит в мою сторону, наверное, у него уже нет сил повернуться к отцу лицом. Игорь целует его в затылок, ласково кладёт ладонь ему на плечо и изменившимся голосом произносит:

- Даже не представляешь какая.

Это так трогательно, что я чувствую, как за глазами зашебуршилось что-то горячее.

Рука Игоря лёгким поглаживающим движением по Серёже вниз ползёт к моей, находит её, мы сплетаемся пальцами.

Мальчик дышит глубоко и ровно, уснул.

Мы долго молчим, подмагнитившись взглядами. У Игоря в полумраке спальни глаза кажутся более тёмными, чем обычно. Не льдистого, а сапфирового оттенка. Они так близко, они затягивают меня, заставляют забыть обо всём, плохом и хорошем. Я теряюсь, глядя в них, утекаю из реальности. Не знаю, лечу или тону. Так странно всё, что происходит в моей жизни сейчас. Необычно и... Волшебно, что ли.

Но стыдно.

Опомнившись, еле слышно со смущением шепчу:

- Прости. Наверное, я дала повод, но всё так быстро, я...

Игорь отрицательно качает головой, ласково поглаживает пальцами мою руку:

- Это ты прости, не сдержался. Давай поспим.

Я с облегчением прикрываю глаза и моментально проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь ранним утром. На мне лежат сразу две руки, одна маленькая в районе солнечного сплетения, другая большая на бедре. Смотрю в сторону окна - темно. Прищуриваясь, вглядываюсь в настенные часы. Почти шесть. Скоро на работу.

Очень стараясь никого не разбудить, осторожно съезжаю с кровати на пол, встаю, нащупываю свою одежду. И в футболке Игоря, босиком на цыпочках выскальзываю за дверь. Надо быстренько соорудить завтрак. Надеюсь, Соловьёвы не будут против блинчиков или творожной запеканки. Не включая свет, оставляю одежду на диване в гостиной, а сама иду к холодильнику. Открываю его и вздрагиваю от ехидного женского голоса:

- Так-так. Значит, из-за тебя меня выгнали из дома?

Типа отомстить

В гостиной загорается свет. Я резко оборачиваюсь.

В дверях стоит Арина с большой красной сумкой на колёсиках. Смотрит исподлобья, губы напряжённо сжаты.

Увидев моё лицо, она широко распахивает глаза:

- Ты? Да ладно. Не могу поверить, чтоб Соловьёв запал на такую, как ты.

Оставив сумку, она угрожающе приближается ко мне. Дёргает футболку вверх с намерением заглянуть под неё:

- Хм, а там что?

Отталкиваю её руки, отступаю на шаг. Она склоняет голову набок, задумчиво хмурится. Потом радостно вскрикивает:

- Я поняла! Это вы из-за ревности схлестнулись, да? Типа отомстить нам с Ником. Ну, и как, помогло?

Дыхание перехватывает от ярости. Я обхожу её, направляюсь к дивану и молча переодеваюсь в своё. Меня потрясывает. Стискиваю зубы. Как же я её ненавижу... Несмотря на то что мы с Никитой точно всё, злость на его любовницу у меня не прошла. Хочется ударить её в нахальную улыбку, схватить за волосы и изо всей силы драть их в разные стороны, чтоб визжала от боли. Но нельзя. Унизительно показывать, что чувствую. Да и не хочется случайно напугать Серёжу, вдруг он проснётся и застанет наши отвратительные разборки. И я усердно делаю вид, что не замечаю ни Арину. Стараюсь не прислушиваться к тому, что она там бормочет. Не обращать внимания на громкий фальшивый издевательский смех.

Прекратив веселиться, она заглядывает мне в лицо и подводит итог:

- Не знаю, как твой муженёк отнесётся к вашим потрахушкам, конечно. А мне пох, где Соловьёв сосиску полощет. Главное то, что он охренительно ревнует меня, раз захотел позлить, и с тобой, замухрышкой, связался. Конечно, я мать его единственного сына. А ты обычная шаболда. Только учти, ничего у тебя не выйдет. Его никому не охомутать, и ты не надейся даже. Он холодный, бессердечный ублюдок. Поиграет с тобой в кошки-мышки и выкинет на помойку. А меня вернёт.

Насмешливо смотрит за моё плечо:

- Да, Соловей?

Оборачиваюсь и вижу Игоря. Он стоит в дверях комнаты, заспанный, красивый и злой. Его ноздри недовольно подёргиваются, он то сжимает руки в кулаки, то расслабляет их. Вышел с голым торсом, в одних брюках, и мне отлично видно, как судорожно перекатываются его мышцы под кожей. И это так возбуждающе, что я смущённо опускаю глаза. А он медленно и угрожающе, как тигр перед тем, как напасть, движется в нашу сторону.

Брезгливо кривит губы и цедит Арине:

- Ключ верни. И забудь дорогу сюда.

Подходит вплотную ко мне, по-хозяйски притягивает к себе, приподнимает моё лицо пальцами за подбородок, коротко, как будто на публику, целует взасос и подталкивает в сторону спальни:

- Посиди там, малыш.

Его поведение совсем не похоже на то, как он общался со мной раньше. И губы грубые, руки наглые, голос надменный и равнодушный. Вот гад, что он себе позволяет? Я захлёбываюсь обидой.