Covok

- Говори! – закаменев лицом, потребовал Игнатов, – Под мою ответственность!

Несколько секунд боец невидимого фронта колебался. Потом, не выдержав удавьего взора выдающегося областного коммуниста, он кивнул.

- Да, капитан Зубков и старший лейтенант Григорьев проходили службу в Пятом отделе нашего Управления, – таки сдулся и сдался госбезопасный полковник.

- И что тебе это знание теперь даёт, генерал? – перевел свой взгляд с Мартынова на Данкова товарищ Игнатов, – Расскажи нам, в чем ты стремишься уличить своих коллег?

Начальник УВД недовольно поморщился. С образом скандальозного сутяжника мириться он не хотел. Но огрызаться, тем не менее, не стал. Вернее, не посмел. Так как хорошо понимал, что и без того давно уже ступил на тонкий лёд и в любой момент может пройти точку невозврата в отношениях с партией большевиков.

- Я так думаю, Евгений Фёдорович, что капитан со старшим лейтенантом курировали отъезд этих евреев. Это можно легко проверить! – Данков вопросительно посмотрел на чекиста, но не дождавшись ни ответа, ни какой-либо иной реакции, перенаправил глаза на Игнатова.

- И, что? – пожал плечами тот, – Даже, если и курировали то, что с того?

- Если они осуществляли оперативное сопровождение выездного дела граждан Левенштейн и Лишневского, то обязаны были подвести к ним своих агентов и доверенных лиц. Или завербовать кого-то из их окружения. Не менее двух-трех осведомителей под каждого. Ведь так? – милиционер обернулся на полковника Мартынова.

Дождавшись от того неохотного, но утверждающего кивка, Данков тоже удовлетворённо кивнул и продолжил свои раздумья вслух.

- Полагаю, что через своих людей, освещающих Лишневского и Левенштейн, Зубков и Григорьев узнали о ценностях и денежных средствах, которые те собрались вывезти в Израиль. Все отъезжающие всегда пытаются вывезти нажитые ценности. Вот и решили Григорьев и Зубков ими завладеть. По этой причине они и выехали вслед за Левенштейн и Лишневским без спроса. Никого из своего руководства не предупредив о своей самовольной отлучке с места службы. Могу предположить, что они планировали обернуться за ночь и с утра уже быть на службе.

Завершив своё единоречие, генерал обвёл взглядом присутствующих, ожидая от них возражений. Однако, возражений не последовало. Товарищ Игнатов сидел хмурый и сосредоточенный на каких-то своих мыслях. Мартынов бросал короткие и полные ненависти взгляды на милицейского обличителя. А оживший областной прокурор, по своему обыкновению, смотрел на Первого. Ожидая, когда тот сделает себе мнение об услышанном и торжественно явит его присутствующим. Как единственно верное и соответствующее линии партии.

Не дождавшись критических замечаний и каких-либо комментариев к своей версии, начальник УВД приподнялся над стулом, протянул руку и забрал с мельхиорового подноса бутылку «Боржоми», и стакан. Стакан был обычный поездной, без шестнадцати мухинских граней. Но и без подстаканника. На столе у Первого стояла точно такая же бутылка, но стакан был хрустальный.

Поймав на себе полные благоговейного ужаса взгляды Фролова и Мартынова, генерал Данков внезапно осознал, насколько это восхитительно быть лейтенантом Корнеевым. Он с удовольствием глотал щиплющую нёбо минеральную воду и внутренне ухмылялся. Ухмылялся он, осознавая, что еще вчера не решился бы без предложения Первого секретаря обкома взять с его стола эту бутылку. А, если бы тот и предложил, то он, Данков, скорее всего, вежливо бы отказался. И вовсе не потому, что не хочет пить или не любит «Боржоми».

- Что скажете, полковник? – непривычным скрипучим голосом Игнатов обратился к руководящему товарищу из УКГБ, – Я жду ваших объяснений! Но только уж извольте без воды и пустой болтовни! Очень надеюсь, что у вас есть весомые аргументы, чтобы мотивированно опровергнуть предположения Владимира Алексеевича! Повторяю, я очень на это надеюсь!

Еще совсем недавно присевший с разрешения Игнатова на свой стул чекист, снова вскочил на ноги.

Минуты три он неубедительно доказывал чудовищную вздорность милицейского пасквиля. Ссылаясь на жесткий кадровый отбор новобранцев в феликсово племя. А так же уверяя партийного лидера в наличии самых превосходных характеристик на капитана Зубкова и старлея Григорьева в их личных делах. Зайдя на второй круг восхваления покойников, полковник Мартынов начал выдыхаться.

- Я вас понял, садитесь! – прервал хвалебные эпитафии двум летальным самовольщикам Первый секретарь, – Я же вас просил только по существу и только мотивированно! Должен вам сказать, полковник, что вы меня не убедили!

Своё неудовольствие товарищ Игнатов высказал чекисту, а посмотрел при этих словах почему-то на милиционера Данкова. Без злобы посмотрел, но и без особой доброжелательности. Из чего можно было бы сделать вывод, что ответственности за свою тревогу и ожидание неприятностей от жизни, он с руководства УВД не снимает.

- В любом случае, товарищ Первый секретарь, доказать преступный умысел Зубкова и Григорьева не представляется возможным! Уверяю вас, никто и никогда не сможет доказать, что они собирались изъять у этих евреев ценности! – от отчаянности своего положения, гэбэшный полкан решился на последнюю ставку и выбросил на обкомовский стол свой единственный и, надо признать, дурно пахнущий козырь.

Игнатов брезгливо поморщился и по-прежнему неприветливо развернулся к милицейскому генералу.

- Что скажете, Владимир Алексеевич? – холодно полюбопытствовал он, устало откинувшись на спинку кресла. – Настолько ли бездоказательны ваши предположения относительно подчинённых товарища Мартынова, как он нас заверяет? Сидите! – прервал Игнатов попытку Данкова встать для ответа.

- Прошу меня извинить, Евгений Фёдорович, но я вынужден огорчить полковника! - не отводя глаз от белокаменного бюста Владимира Ильича Бланка, флегматично принялся выражать свою точку зрения сыскарь в лампасах.

- Я практически всю жизнь в розыске проработал и, если бы мне поручили, то причастность Зубкова и Григорьева к покушению на разбой, и на убийство четырёх человек, доказать смог бы. Разумеется, если они имели на это умысел, – поторопился добавить милицейский генерал, заметив, как недобро возбудились после его слов все трое присутствующих, – Но что-то мне подсказывает, что капитан и старший лейтенант именно это и замышляли!

- Ложь! Это чудовищная клевета! – истошно взвизгнул исполняющий обязанности главного областного чекиста, – Бесчестно оскорблять память погибших офицеров такими омерзительными и беспочвенными обвинениями! Неудивительно, что вы, товарищ генерал решили облить грязью моих сотрудников! Я не удивлюсь, если выяснится, что Зубкова и Григорьева убил ваш подчинённый! Этот ваш неуправляемый Корнеев! Не боитесь, генерал, что москвичи его размотают?

На всё недолгое время, пока Мартынов выкрикивал милицейскому генералу свои претензии, он выглядел вполне себе искренне возмущенным. Но, как минимум, двое из троих, находившихся в этом кабинете, понимали цену этой искренности. Это был всего лишь всплеск отчаянной смелости. Порождённый волной животного страха. Стихийной и неконтролируемой волной непреодолимого ужаса, которая накрыла вконец расстроенного и потерявшего самообладание, человека. Нет, не созрел еще полковник Мартынов для самостоятельного руководства областным подразделением КГБ. И для вышитых зигзагами погон он тоже еще был не готов.

- Для изобличения покойников много не надо, – не обращая уже никакого внимания на поникшего после эмоциональной вспышки чекиста, взялся за пояснения Данков, – Всего-то и надо, что проверить наличие алиби этих капитана и старшего лейтенанта на некоторые даты. И совместить их прошлые отсутствия на службе. Отгулы, выходные и прочие дни, когда их никто не видел на работе.