Страница 23 из 73
— Кофе — нет. Меня от его запаха в последнее время мутит. Чай будете?
Ну… молчание, наверно, знак согласия. Поэтому прохожу в кухню и ставлю чайник. Достаю с верхней полки стакан, чудом его не разбив и мысленно молюсь, чтобы Громов не заметил, что у меня руки трясутся. Не хватало ещё, чтобы он решил, будто я его боюсь. А я боюсь! Боже, если он меня сейчас уволит, то я вообще не знаю, что буду делать…
Буквально спинным мозгом чувствую его взгляд на себе и от этого руки начинают дрожать ещё сильнее. Ставлю стакан с чайным пакетиком на столешницу, налив кипяток, разворачиваюсь и чуть не выливаю содержимое чашки на рубашку Громову, который оказывается стоит прямо у меня за спиной.
— Думаю, рассказывать тебе, что информация о нас с тобой просочилась в СМИ не нужно? — упирается рукой в столешницу, тем самым отрезав мне путь к отступлению. — Ты наверно и так в курсе?
— В курсе… потому что сестра показала мне статью в интернете. Я не слежу за вашей личной жизнью, Матвей Викторович.
— Мы снова на “вы”?
— Смотря с какой целью вы сюда пришли. Если по работе, то…
— Очевидно, что я пришёл сюда не по работе! — бросает несдержанно. — Весь интернет трубит о том, что я скоро стану отцом. Родители мне телефон оборвали... Этого писаку, который сделал фото, я вычислю, но удалить снимки из сети уже не получится. Да и смысла не имеет, учитывая сколько человек их уже видело. Так что нам, Марина, надо как-то решить эту проблему.
— В смысле “нам”?! — недоумённо смотрю на Громова. — Не знаю, что ты имеешь в виду, но я в этом участвовать не хочу. Просто скажи журналистам, что между нами ничего нет и это слухи!
— Не получится. Инфоповод уже есть, так что копать они не перестанут. К тому же беременность твоя в любом случае сама собой не рассосётся, даже если я скажу журналистам, что это неправда. Ты сама понимаешь, насколько нелепо звучат твои слова?!
— Нет! — говорю твёрдо, пытаюсь оттолкнуть руку Громова от столешницы и пройти, но не получается. Вместо этого он и второй ладонью упирается, тем самым заключив меня в замок.
— Что “нет”?!
— Нет, я не буду делать аборт, если ты к этому клонишь, — задираю голову и смотрю прямо в глаза Матвею. — Я уже сказала тебе, что буду рожать. Уговаривать, пытаться купить меня или угрожать не имеет смысла, я…
— Что ты несёшь?!
— А ты разве не для этого сюда пришёл? Сам сказал, что нам надо решить эту проблему. Как ещё мне это понимать?
Прикусив губу, замолкаю и смотрю на Громова, сверлящего меня пристальным взглядом. А у самой сердце грохочет так, что кажется даже в соседней квартире слышно.
— Да, Марина, нам эту проблему надо решить, — говорит вкрадчиво и тихо, но давит интонацией. — Именно поэтому с сегодняшнего дня для всех вокруг и в том числе для членов моей семьи мы с тобой — настоящая пара.
— Что?! — пытаюсь отшатнуться от Матвея, но не получается, потому что сзади меня столешница. — Это что, шутка такая?!
— Похоже на то, что мне сейчас смешно? Мне не нужно, чтобы моё имя обсасывали во всех новостях в контексте того, как бизнесмен Громов трахнул свою секретаршу в рабочем кабинете в обеденный перерыв между подписанием контрактов, и та случайно залетела. Я публичный человек, а подобного рода слухи плохо влияют на репутацию. Так что придётся нам с тобой изобразить счастливую пару, ожидающую пополнения.
— Я… не буду! Не буду в этом участвовать! Что за бред?
— Бредом было надевать на голову парик и под видом другой женщины ложиться ко мне в постель. Но ты почему-то это сделала. Кстати, может, объяснишь почему?! — хлёстко бьёт словами Громов, а я шумно выдыхаю и губы поджимаю, потому что не знаю, что ему на это ответить.
— Это… была ошибка. Я ошиблась и уже сотню раз об этом пожалела, — выдавливаю, пытаясь отвести взгляд в сторону. Но Матвей так близко стоит, что сделать это практически невозможно.
На кухне повисает тишина, но я каждой клеткой тела чувствую на себе пристальный взгляд Громова.
— Так или иначе, сделанного не вернёшь. И нам с тобой теперь нужно разгребать последствия той ночи, — резюмирует Матвей, спустя бесконечно долгие секунды молчания. — Мы с тобой в одной лодке, и хочется тебе этого или нет, но связаны теперь, как минимум общим ребёнком. Так что придётся тебе с этим смириться.
Убирает наконец руки от столешницы, и я шумно выдыхаю, когда он отходит от меня на несколько шагов.
— Поговорим завтра. Выход сам найду.
Громов уходит, а я так и остаюсь стоять возле столешницы и смотреть на чай, которого он даже не коснулся.
***
***
Весь оставшийся вечер не могу выкинуть из головы слова Громова. И самое ужасное, что он ведь прав во многом! Если бы я тогда сразу сказала ему правду, а не стала бы и дальше изображать из себя незнакомую рыжую девицу, ничего этого сейчас бы не происходило с нами. Потому что на меня Громов точно никогда бы не посмотрел, как на женщину… Он прав и это бесит!
Бесит настолько, что я ворочаюсь пол ночи, думая об этом и никак не могу уснуть. В итоге на утро просыпаюсь с чугунной головой, полностью разбитая и в отвратительном самочувствии.
По традиции минут двадцать обнимаюсь с унитазом, но на удивление после опорожнения своего желудка чувствовать себя начинаю гораздо лучше. Принимаю душ, завтракаю и решаю прогуляться до ближайшей пекарни, чтобы купить свежей выпечки.
Быстро влезаю в джинсы и первый попавшийся свитер, наспех скручиваю волосы в кичку, надеваю кеды и вылетаю из квартиры, прихватив с собой куртку.
Но даже из подъезда выйти не успеваю, потому что как только открываю дверь парадной, на меня практически нападает несколько человек с фотоаппаратами и камерами. В лицо тычут микрофон и что-то спрашивают наперебой. Я же настолько теряюсь, что не могу и слова произнести.
Замираю как вкопанная, и как та самая камбала, которой назвал меня Матвей, растерянно открываю и закрываю рот, пока галдящие журналисты задают мне какие-то вопросы о Громове и моей беременности.
Наверно стоило бы заскочить обратно в подъезд и захлопнуть дверь, но я от неожиданности ловлю такой ступор, что первые несколько секунд даже пошевелиться не могу. А к тому моменту, когда прихожу наконец в себя, толпа репортёров уже оттесняет меня от двери, пресекая пути к отступлению.
— Марина, ответьте на несколько вопросов, — заявляет какая-то особо наглая девушка с микрофоном и ярко-красной помадой на губах, которая собственно и отпихнула меня подальше от подъезда и теперь тычет в лицо камерой. — Беременность от Матвея Громова была запланированной и желанной или это случайность? Нам ждать скорой свадьбы или вас связывает только мимолётный роман на пару ночей?
Капец! Кажется, я попала в какое-то безумие! Иначе не знаю, как это назвать…
Вместо ответа, пытаюсь пропихнуться через толпу, но по факту даже шага сделать не могу. Чувствую себя загнанной в ловушку, в какой-то момент у меня даже голова начинает кружиться от недостатка личного пространства.
Журналистка с красным гудком вместо губ снова начинает о чём-то меня спрашивать, но в этот момент чья-то рука не слишком нежно отпихивает её в сторону, и я вижу перед собой очень и очень злого Громова.
Он обнимает меня за плечи и прижимает к себе. От шока даже не сопротивляюсь. Ни в тот момент, когда моя щека прижимается к его грудной клетке, ни когда он всё ещё держа меня за плечи начинает двигаться куда-то вперёд, попутно расталкивая журналистов. И буквально через несколько мгновений вся эта жужжащая толпа остаётся где–то позади.
— Как ты? В порядке всё? — отстраняет меня на расстояние вытянутой руки и придирчиво осматривает с ног до головы.
Вместо ответа, молча киваю и выдыхаю облегчённо. Где-то у него за спиной боковое зрение выхватывает всё ещё не разошедшихся репортёров, но страха они уже не вызывают.
Не смотря на злое выражение лица Матвея, рядом с ним почему-то моментально становится спокойно. Даже запах его туалетной воды меня успокаивает.