Страница 6 из 25
– Никого не принимаю! – снова закричала она.
Дверь тем не менее открылась, и на пороге появились две женщины – опирающаяся на суковатую палку старуха в темном платке и особа помоложе, с водянистыми рыбьими глазами и узкими, бледными, жалостливо поджатыми губами.
Старуха вцепилась скрюченными пальцами в плечо своей рыбоглазой спутницы, оглядела комнату неодобрительным взглядом и громко спросила ее:
– Куда это мы пришли? Где это мы? Кто это? Варвара Петровна из собеса?
Спутница покосилась на нее испуганно и проговорила вполголоса, но вполне слышно:
– Мама, не начинай! Ты же мне обещала!
– Ты говорила, что гулять пойдем, на нашей скамейке посидим, будем песни петь, а сама куда меня притащила? Что это за ведьма раскрашенная, как покойница?
– Мама! – Дочь не слишком уважительно дернула ее за руку. – Прошу, замолчи!
Затем она повернулась к Анне Ильиничне:
– Здравствуйте, тетушка!
– Садитесь! – не столько предложила, сколько приказала хозяйка номера, указав на два стула, и, внимательно приглядевшись к посетительницам, проговорила, скривив губы в некое подобие снисходительной улыбки:
– Это, значит, Вера… Мало изменилась! А ты, милочка, кто такая? Что-то я тебя не признаю!
– Я – Василиса… – отозвалась рыбоглазая особа, – дочка Веры Ивановны… я же вам на вокзале уже говорила… я вам там уже представилась…
– Что? – Анна Ильинична удивленно подняла брови. – Дочка? На вокзале говорила? Извини, милочка, я запамятовала. В нашем возрасте, знаешь ли, такое бывает.
– Да, мне ли не знать… – Василиса быстро, озабоченно взглянула на мать.
– Дочь, значит… А я было подумала, что Веруся на старости лет стала лесбиянкой!
– Как вы могли такое подумать? – Рыбьи глаза округлились, лицо побагровело. – Как вы такое только могли подумать?
– А что еще я должна была подумать? – Анна Ильинична изобразила смущение. – Наша Верочка замужем никогда не была, а по молодости лет очень даже увлекалась… впрочем, не будем об этом! Все мы не без греха! Главное, вовремя остановиться…
– Пойдем отсюда немедленно! – прогремела старуха и ударила в пол своей клюкой. – Наслушалась уже песен!
– Мой отец погиб перед самой свадьбой… – пролепетала ее спутница, потупив взор.
– Ну конечно! Или в космос улетел, с концами, – подхватила Анна Ильинична, откровенно наслаждаясь моментом. – До сих пор летит в межзвездном пространстве… наверное, как раз пролетает мимо альфы Центавра…
– Пойдем отсюда! – сурово повторила старуха. – Я чувствую ее греховные помыслы…
– Всяк судит по себе…
– Пойдем уже! Зря мы пришли! И вообще, у меня суп на огне оставлен…
– Подожди, мама… – прошелестела Василиса. – Ничего у тебя не оставлено. И вообще, мы должны проявить смирение… христианское терпение… мы должны быть выше этого… как говорил отец Никодим, наша сила в вере…
– Все равно от нее никакого проку не будет! Зря мы только шли сюда! Вот Элька перед нами приходила – та небось с ней легко договорилась, ишь какая довольная уходила! Ну да – они одного поля ягоды! А мне от этой вавилонской блудницы и не нужно ничего! Я с этой Иезавелью не хочу иметь ничего общего! Мне ее деньги противны! Я к ним вообще не прикоснусь, даже если она меня будет уговаривать…
– Мама, какие деньги! – всерьез испугалась дочь. – Мы же не из-за них пришли!
– Какая принципиальная позиция! – проговорила Анна Ильинична. – И какая похвальная откровенность! Значит, вы пришли в надежде разжиться у меня какими-нибудь деньгами или чем-нибудь ценным? Ну, в общем, кто бы сомневался!
– Как вы могли подумать? – воскликнула рыбоглазая Василиса.
– Повторяешься, милочка!
– У нас и в мыслях ничего подобного не было… разве только если вы хотели пожертвовать на богоугодные дела…
– Пожертвовать? А впрочем, коли уж зашел разговор о чем-нибудь ценном… у меня для Верочки действительно кое-что приготовлено. С учетом ее интересов.
Она повернулась, открыла один из чемоданов и достала оттуда какой-то небольшой плоский предмет, завернутый в мягкую ткань, и протянула его Василисе:
– Вот, это икона семнадцатого века. Или даже шестнадцатого, точно не помню. Чудо святого Георгия. Поразительная вещь, и кстати, очень ценная. Московская школа, мастерская Иоанна Схимника. Во всем мире таких две или три. Серебряный оклад, все дела. Мне за нее два миллиона предлагали…
– Долларов? – Глаза Василисы хищно сверкнули.
– Фунтов, милочка! Дело было в Лондоне. Предлагал один олигарх из наших, но я отказалась. Зачем мне лишние два миллиона? А так – вещь красивая, пускай лучше в семье останется.
– Да, конечно, лучше в семье… впрочем, это не имеет значения… – Василиса приглушила блеск глаз. – Важно, что это икона, святая вещь… мы можем пожертвовать ее храму…
– Принимаете, значит, подарок от Иезавели?
– Не принимайте мамины слова так близко к сердцу… вы же понимаете, это у нее возрастное…
– Возрастное? Да она моложе меня лет на пять!
Василиса развернула платок и впилась взглядом в икону.
– А теперь уже и правда можете идти, – проговорила Анна Ильинична, и на ее лице проступила усталость. – Мне нужно отдохнуть… прилечь… я устала…
– Пойдем, мама! – Василиса завернула икону, вскочила. – Пойдем… не будем мешать Анне Ильиничне…
Старуха поднялась, бросила на хозяйку номера странный взгляд и направилась к двери. Потом остановилась, круто развернулась и вдруг рассмеялась.
– Я вспомнила! Я тебя узнала! Знаю, кто ты такая! Анька-пустоцвет, вот ты кто!
– Что ты сказала? – По лицу хозяйки номера пробежала тень, губы ее плотно сжались, глаза вспыхнули, она рванулась было к старухе, но удержала порыв.
Тут Василиса схватила мать за плечо и буквально вытолкала ее за дверь.
– Идите уж отсюда, дайте покой!
Однако, когда дверь за посетительницами закрылась, Анна Ильинична не легла. Напротив, она оживилась, на лице ее проступило какое-то лихорадочное нетерпение. Она переоделась в темный брючный костюм и вызвала горничную.
Когда та появилась, Анна Ильинична проговорила строго:
– Милочка, ты умеешь держать язык за зубами?
– Это моя работа, – ответила девушка без удивления.
– Отлично. И я тебе за это хорошо заплачу.
– Слушаю вас.
– Здесь ведь есть запасной выход, только для персонала?
– Конечно.
– Так вот, милочка, вызови мне такси, причем чтобы оно подъехало к этому запасному выходу…
– Нет проблем.
– А если меня в ближайшие два-три часа кто-то будет спрашивать, безразлично кто, говори, что я отдыхаю у себя в номере и просила меня ни в коем случае не беспокоить. И чтобы ни для кого никаких исключений! Все понятно?
– Абсолютно понятно.
– Ну и отлично, милочка. И вот тебе за такую понятливость… – она протянула девушке крупную купюру.
Однако, едва горничная вышла, в номер Анны Ильиничны снова постучали.
– Ты что-то забыла? – недовольным голосом проговорила женщина. Она решила, что стучит горничная.
Но дверь открылась, и в комнату вошел сухопарый пожилой человек в аккуратно выглаженном, хотя и заметно поношенном костюме, вышедшем из моды лет двадцать назад.
– Ах, Рома, это ты! – Анна Ильинична демонстративно взглянула на часы. – Вообще-то я спешу…
– Ты же сама просила зайти. Впрочем, если тебе и правда некогда, я не буду навязываться…
– Нет, раз уж ты пришел… вы ведь с Колей были друзьями, очень близкими друзьями!
– Это правда… мы с ним со школы… за одной партой сидели… – Взгляд Романа Андреевича затуманился.
– Да, Ромочка, да… сколько лет прошло… – Анна Ильинична похлопала гостя по руке, – и как быстро прошли эти годы… ты, кстати, очень неплохо выглядишь. Для своего возраста.
– Ты тоже.
– Ох, не надо мне льстить! Я на такую грубую лесть давно уже не ведусь. У меня, знаешь ли, есть зеркало!
– Нет, это правда…
– Кстати, насчет правды. – Анна Ильинична быстро и внимательно взглянула на мужчину. – Какая кошка пробежала тогда между тобой и Николаем?