Сказка для Анжелики

Мордовороты Ники осматривают сумки, толкая в спину тех, кто медленно шевелится, особенно им нравится досматривать девушек, лезть к ним под юбку, якобы для досмотра. Те только взвизгивают, некоторые возмущаются, но большинство делает вид, что им нравится. Все побоятся потерять работу.

Меня досматривают, скрививши губы, и чуть ли не пинают под зад. Думаю, Пашу за кустами перекосило, и он руки себе грыз, чтобы не кинуться на мою защиту.

Но вот я внутри.

- Надеюсь это последний день на этой работе, - шепчет мне Аглая, ей не в кайф работа, всю жизнь просидела на дотации моего отчима.

Мы проходим внутрь и переодеваемся. Сегодня наша очередь мыть полы и прибираться в комнатах. Эта работа на много легче, чем в прачечной, но всю ночь на ногах. Аглая берет пластмассовое ведро и швабру, а я забираю металлическое, под мусор. Для него у меня отдельная задумка. Вот и первый этаж. Здесь полутень, коридор освещают канделябры, стены обиты темной тканью, на красных дверях золотые номерки. Каждая дверь подсвечивается сверху, если свет не горит, значит, номер занят. Сегодня аншлаг, все номера заняты, девочки уже работают не покладая рук, рта и прочих мест. Мы занимаем служебную комнату, больше похожую на каморку папы Карла, здесь можно сидеть на маленьких табуретах, поджавши ноги, место ровно на два ведра и двух субтильных уборщиц. Сейчас Аглая просто вдавлина в стену моим объемным боком.

Проходит полчаса, и нас оповещают, что номер пять освободился. Мы бежим на уборку. Нам на встречу выходит видный и известный политик, он поправляет ширинку на брюках и на ходу надевает пиджак. Аглая тихо охает, а я толкаю ее в бок.

- Сучоныш, а по телеку лил в уши, что верный семьянин, пять детей, радел за семейные ценности…

В номере тихо, только из ванной доносится шум воды. Через минуту все стихает, и в номере появляется девка. На вид ей не более восемнадцати лет, а может и того меньше, сильно накрашенные глаза, вызывающий наряд. Она прихорашивается и выпархивает из номера, семеня наверх.

- Им тут хоть восемнадцать есть? – зло шипит Аглая. – Дом терпимости для педофилов.

Мы быстро убираем мусор, протираем все поверхности. Теперь я понимаю, почему хозяйка так радеет за чистоту, чтобы и следов не оставалось от тех, кто пользуется утехами малолетних проституток. Скрывает улики. Заспанная горничная лениво перестилает белье.

- Ольга, ты че така смурная? – тычет в бок горничную Аглая.

- Так вторую ночь уже работаю, выспаться некогда, - бурчит та.

- А где сменщица твоя, Дашка что ли, как там ее зовут? – хихикает Аглая.

- Так она в проститутки подалась, деньгами сманили, - отмахивается горничная.

- Проституткой чеё ли? – прикрывает рот Аглая.

- Ага, представляешь?- горничная снова зевает.

- Харе копаться, быстрее! Номер нужен, - в двери вваливается мордоворот.

Мы быстро все сворачиваем и семеним на выход, а нам на встречу уже идет, виляя бедрами, очередная шлюха и ведет, держа за галстук, пьяного мужика, в котором я узнаю давнего партнера своего отчима. Тот пьян, лапает шлюху потными руками, прижимается к ее бедру ширинкой, а та лишь заливисто хохочет.

- Фу, смотреть стыдно, срамота какая, - шипит Аглая. А нас уже зовут в другой номер.

Так проходит час. Наступает маленькая передышка, и я иди в подсобку якобы за моющими средствами. У меня стучат зубы, напряжение, натянутые нервы. Даже мурашки бегут по коже. Я трясущимися руками вынимаю первые два пакета, внутри одного порошок, в другом жидкость. Сливаю и ссыпаю все в ведро, оглядываюсь, и быстро выхожу. Меня предупредили, что дыма будет много, он густой, но концентрация его маленькая, поэтому никто не отравится, так в горле першить будет. Быстро поднимаюсь на первый этаж. И пока никто не заметил, вхожу во вторую подсобку. И снова достаю пакеты.

Мне не повезло. Я уже смешала растворы, реакция пошла, но для эффектности я решила в металлическом ведре поджечь бумагу. Пожар от этого вряд ли случится, а вот дыма будет в разы больше. Трясущимися руками затолкала литы бумаги в ведро, вылила туда часть растворителя, но поджечь не успела. Дым, что валил из первого ведра, привлек охранника, тот влетел в подсобку и схватил меня за руку.

- Ты чо, сука, делаешь, - заорал он, хват бы такой силы, что я уже решила, что останусь без руки.

Но не даром меня воспитывал отчим, прошедший бои девяностых. Я вспомнила все, чему он меня учил. Не бывает безвыходных положений, бывают «терпилы» и бойцы, боец всегда найдет выход из любого положения. Я пинаю ведро, оно опрокидывается, и раствор растекается по полу. Реакция становится бурной и неуправляемой, дым валит клубами, и я начинаю задыхаться. Бью ногой в голень охранника и впиваюсь зубами в запястье.

- Ааааааааа, сука!!!!- орет тот и отпускает меня, но стоит мне рвануть к выходу, как он хватает меня за бок. Ха! Три ха ха!!! А там поролон! Мой камуфляж трещит и рвется, платье разлетается на куски, тетка пожалела нормальное и дала старое тряпье. И я оказываюсь в лифчике десятого размера, набитого поролоном и в панталонах с начесом, на голове съехавший на сторону парик, на буклях которого болтается платок. И я из последних сил, захлебываясь собственным кашлем, давясь слюной, что уже брызжет во все стороны, хватаю мужика за яйца и сдавливаю так, что на завтрак у него будет только яичница и никакого секса.

- Аааааааа, - перерастает в клокочущий звук, потом он давится своим кашлем и складывается пополам. А я бросаю зажигалку в ведро с бумагой. Столб пламени взмывает к потолку, переборщила я с растворителем. И я выскакиваю в коридор. Бегу, что есть силы к выходу и ору: Пожар! А из дверей подсобки уже валит дым.

Охранники ничего не понимают, стоят истуканами и смотрят на меня. Если бы я была на их месте, то сейчас бы ржала, просто каталась от смеха. Потому что на них по коридору бежит худенькая девушка в голубых панталонах с начесом и в лифчике десятого размера, из которого вываливаются куски поролона. Парик я потеряла в борьбе.

Но в один миг до них доходит, что ситуация критическая, и они бросаются к огнетушителям. Ха! Только я уже знала, что огнетушители все пустые. Волчина и не думала с ними возиться и заряжать. Они стояли для проформы. И пока охрана возилась с пожаром, я вылетела во двор. Только теперь я оценила Пашку. Какой он молодец. Далеко бы я голой убежала.

Пашка, увидев меня, заржал, но быстро достал из машины мой пуховик и накинул мне на плечи.

- Паша, звони ментам, в МЧС, срочно, - только и успела сказать я, как увидела, что из клуба стали выбегать люди.

Но самое страшное, что выбежали пять охранников и стали оглядываться. Они искали меня. Диверсию раскрыли.

Глава тридцать вторая

За кустами нас с Пашкой было почти не видно. А из открытых дверей валил толи пар, толи дым, смешиваясь со снегом, образуя завесу, сквозь которую трудно было что-то разглядеть.

Вся моя одежда осталась внутри, а еще сумочка и телефон, только сейчас я поняла, как лоханулась. Ничего проще нет, чем вычислить человека по телефону, особенно таким людям, как Волчины. А еще внутри осталась Аглая, если ее «возьмут за жабры», то она выложит все.

- Анжел, ты бы оделась, - бубнит Паша. – Отморозишь себе что-нибудь.

- Паш, у меня все внутри осталось, - машу я рукой.

- У меня спортивный костюм в машине лежит.

- Ты смеешься, твоими штанами меня можно два раза обернуть.

- Ничего, ты это одень, низ подверни, а внутри завязки есть, подвяжи, - усмехается Паша.

Я трясущимися руками извлекаю его спортивные штаны, стягиваю с себя рейтузы и пытаюсь все это на себя напялить по Пашиной инструкции. Получается смешно. Его штаны мне, как шаровары Запорожских казаков, только вышиванки не хватает. Приходится снять с себя безразмерный лифчик и занырнуть в огромную Пашину толстовку. Пашка стоит и ржет.

- Я этот лифчик и штаны возьму на память, потом нашим внукам показывать буду.

- Еще слово и я тебе…