Страница 6 из 12
Все чаще она заговаривала с Алексом о том, что ей уже скоро тридцать и пора бы подумать о детях, но он, по обыкновению, лишь беззаботно отмахивался или приводил массу логичных и убедительных доводов, что сейчас это никак невозможно, очень неподходящий момент, но, может быть, потом, когда-нибудь… Последним, коронным аргументом шло его обычное: «Ну, может быть, в самом деле, ты была бы счастливее с другим человеком – обычным, нормальным, как все… Варила борщи, стирала пеленки, смотрела сериалы по вечерам. А муж твой тебе мимозу бы дарил на Восьмое марта. Чем не жизнь, а? Зачем тебе такой раздолбай, как я?»
Все эти тирады он произносил вроде бы сочувственным тоном, как человек, искренне заинтересованный в том, чтобы любимая женщина была счастлива. И Лена вздыхала, но соглашалась. Даже уговаривала себя, что тонуть в пеленках и кашках – это вовсе не то, о чем она мечтала, что ей дорога свобода, что у нее насыщенная интересная жизнь, в которую никак не вписывается пищащий рядом младенец.
А потом снова с завистью смотрела на чужих детей, играющих на площадке возле дома.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды она и в самом деле не обнаружила себя в интересном положении. Как это могло случиться – одному богу известно, ведь предохранялась же, и таблетки пила исправно… А вот поди ж ты!
– Ну, бывает, – развела руками гинеколог в районной поликлинике, – надежной на сто процентов контрацепции не существует.
И осторожно поинтересовалась:
– Вы дальше-то что делать собираетесь? Сохраняем или как?
– Н-не знаю… – пролепетала Лена, торопливо одеваясь, – я пока не решила.
– Ну, думайте, думайте, – кивнула она, – тем более у вас уже и возраст.
Алекс воспринял эту новость без особого энтузиазма. Он стал угрюмым, раздражительным, все чаще замыкался в себе и куда-то уходил из дома. Когда Лена все-таки вызвала его на откровенный разговор, заявил, что не готов быть отцом, что сейчас (вот именно сейчас!) это все очень не ко времени, потому что у него наконец-то наклевывается очень интересный и перспективный проект, а появление ребенка скомкает все планы. Конечно, он понимает, что она, и только она сама должна принять решение, что для нее важнее – беременность или их отношения. А чтобы не мешать, он пока поживет у мамы.
Следующие две недели Лена провела как в аду. Чувствовала она себя словно героиня древнего эпоса, разрываемая на части дикими конями… Остаться одной, без Алекса, без его рук, его губ, его улыбки, его острых словечек, без их долгих разговоров, что порой затягивались за полночь, было все равно что оторвать кусок себя! Не чувствовать его рядом, не класть ему голову на плечо в постели, засыпая, – мучительно каждый день, каждую секунду. О том, чтобы писать, и речи не шло – Лена несколько раз пыталась сесть за компьютер и углубиться в перипетии судьбы своих персонажей, чтобы отвлечься от собственных проблем, но не могла набрать ни слова. На нее словно ступор нападал, она несколько минут смотрела на пустой экран, а потом, вспомнив о том, что уже не сможет обсудить с Алексом новую главу, начинала плакать, отчаянно и безутешно.
Казалось бы, решение лежит на поверхности: стоит лишь устранить досадную помеху, и все снова вернется в привычную колею! Но и убить зародившуюся в себе новую жизнь, такую неожиданную – и долгожданную в то же время, явленную как чудо, тоже было никак невозможно. Сердце радостно замирало, стоило лишь подумать, что там, внутри, растет будущий сын или дочка! Лена понимала, что, если все-таки решится родить этого ребенка, рассчитывать ей придется только на себя. Как говорится, не она первая, не она последняя. Нельзя сказать, что ситуация у нее особенно тяжелая – есть квартира, своя, не съемная, есть постоянная работа, к тому же с ее профессией вполне можно работать из дома – по крайней мере, какое-то время, руководство издательства в таких случаях обычно идет навстречу. В общем, голодать и скитаться с младенцем на руках ей точно не придется… Но при мысли, что она может остаться совершенно одна, да еще будет нести ответственность за малыша, – у нее просто руки опускались, и все внутри сжималось от страха. Она осознала окончательно и бесповоротно, что, кроме мужа, у нее нет никого — ни родителей, ни близких подруг, ни каких-нибудь завалящих дальних родственников! Даже тетя Маша – и та давно умерла. Случись что – и обратиться будет не к кому.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, но в одно далеко не прекрасное утро проблема разрешилась сама собой. Проснувшись, Лена обнаружила, что лежит в луже крови. Она испугалась, вызвала скорую… Что было дальше – помнила плохо, все тонуло в каком-то сером тумане. Лена очнулась на больничной койке, и первое, что она поняла, открыв глаза, – ребенка нет и больше не будет. Она позвонила Алексу, и тот, словно по мановению волшебной палочки, превратился в образцового любящего мужа: сразу же примчался в больницу, привез необходимые вещи, и потом приходил каждый день с фруктами и цветами. Сидя рядом с Леной, он держал ее за руку и повторял, что все будет хорошо.
Но в глазах его она видела то, что видеть не хотела, – радость и удовлетворение оттого, что все закончилось именно так.
После возвращения домой из больницы жизнь вроде бы вошла в привычное русло. Алекс был таким нежным, таким ласковым, заботливым, что Лена смирилась с потерей нерожденного малыша.
Почти смирилась.
Еще долго ей не давала покоя абсурдная в общем-то мысль о том, что ее ребенок, которому не суждено было появиться на свет (почему-то она была уверена, что это должен быть мальчик!), пожертвовал собой ради нее, умер, чтобы ей не пришлось делать этот тяжелый выбор… Иногда она представляла себе, каким был бы ее малыш. Тихим и скромным воробышком, как она сама, или большим, ярким, шумным, как отец? Каким бы он вырос? Кем бы стал?
С Алексом они почти не ссорились, но как-то постепенно, почти незаметно стали отдаляться друг от друга. Он все так же уезжал на свои реконструкторские сборища и пропадал там по несколько дней, регулярно загорался очередным «проектом», который, как обычно, заканчивался ничем, иногда, смущаясь, просил у Лены денег на какие-то свои надобности… «Прости, малышастый, небольшой кассовый разрыв! – говорил он обычно в таких случаях, и она безропотно отсчитывала купюры. Впрочем, много он никогда не брал – так, по мелочи…
Собственно, из-за денег все и случилось.
Однажды вечером, возвращаясь домой с работы, Лена открыла почтовый ящик и обнаружила уведомление из банка о просроченном кредите. В первый момент она решила, что это какая-то ошибка, – просто почтальон сунул конверт не туда, бывает… Но, присмотревшись, поняла, что адрес верный и письмо адресовано Алексу. Дрожащими руками она вскрыла конверт и обнаружила, что речь идет о довольно крупной сумме. Ей за такие деньги работать надо не один месяц, и то, если при этом не есть, не платить за квартиру и не пользоваться транспортом – ни общественным, ни личным автомобилем! Причем кредит просрочен уже давно, набежали проценты, и банк в довольно суровых выражениях требовал его погасить, угрожая всеми карами, предусмотренными Гражданским и Уголовным кодексами.
Первым чувством было недоумение – ну как он мог так поступить? Потом пришла ярость. А потом – чувство холода и пустоты в сердце, такое сильное, страшное, что она даже испугалась.
Когда Алекс вернулся домой – по обыкновению, веселый, улыбающийся, чем-то в очередной раз воодушевленный, – Лена молча протянула ему письмо. Он быстро пробежал его глазами и небрежно отбросил в сторону.
– Ну, вообще-то, читать чужие письма некрасиво, – начал было он, – я-то думал, что могу тебе доверять, а ты…
Он смотрел укоризненно, как на нашкодившего щенка. В другое время, наверное, Лена и в самом деле почувствовала бы себя виноватой, постаралась бы как-то сгладить эту неприятную ситуацию, все исправить…
Но не сейчас.
– Некрасиво читать чужие письма? – переспросила она, сама удивляясь собственному злому, ледяному спокойствию. – Может, и некрасиво! А кредиты брать – красиво? Ты хоть подумал, чем будешь отдавать и когда?