В поисках своей планеты

За ним ехала небольшая арба, запряженная темно-коричневым ослом, и Абиду на самом деле нужно было встать или на обочину очень узкой дороги, или вообще спрыгнуть в канаву. Он посторонился, но арба остановилась, поравнявшись с ним. Старик с небольшой седой бородкой внимательно посмотрел на него и спросил, куда это он направляется. Абид вначале медлил с ответом, поскольку правда только рассмешила бы старика, и ему пришлось бы после этого слушать наставления и уговоры вернуться домой. Но врать юноша тоже не мог, если даже делал такую попытку. Он, остановившись, задумался и через несколько секунд все-таки произнес:

– Просто хочу немного прогуляться, посидеть на природе.

– Посидеть на природе?! И один?! Вот какая теперь молодежь стала!.. А почему бы тебе не пойти, не поработать в это время где-нибудь и денежки домой принести?

Старик ворчал долго, но когда Абид, отвернувшись от него, хотел продолжить свой путь, услышал сзади его голос:

– Эй, ты куда? Иди, садись, ладно, я отвезу тебя, сойдешь, где захочешь.

Абид подобрался к арбе и сел в нее, очистив небольшой участок от высохшей травы и грязи. Арба при езде слегка качалась, отчего немного отдавало болью в ягодицах. Старик рассказал ему, что везет покушать сыну, который пасет в этих местах овец.

Абид попросил остановить арбу, когда деревья, которые он увидел издали, стали хорошо видны и, поблагодарив старика, медленными шагами пошел в их сторону. Пока он шел, оглядывался вокруг: кругом была только степь, и, если не считать оставшийся позади покинутый им город, ничего больше не было видно. Здесь были длинные ряды деревьев, не очень-то широких, средней высоты. Положив сумку к одному из них, он сел на заросшую травой землю и прислонил спину к стволу дерева. Вот, вот о чем он так давно мечтал, побыть одному хотя бы какое-то время; чтобы рядом не было ни одного человека, который мог бы нарушить ход его мыслей, мешать его душевной жизни и мечтаниям. Оставив лежать сумку, он отправился прогуляться по естественной аллее, образованной из двух длинных рядов деревьев, расстояние между которыми составляло несколько метров. Прогулявшись взад – вперед по аллее, Абид вернулся к тому дереву, где оставил свои вещи. Нужно было позаботиться о том, как провести ночь, и найти для этого подходящее дерево. Есть он еще не хотел – специально плотно пообедал перед уходом из дома.

Когда он ходил и осматривал деревья, ища среди них такое, на котором можно было бы прилечь, вдруг заметил на одном из них приспособление, придуманное как раз для ночевки. Две длинные палки толщиной с человеческую руку были крепко привязаны толстыми металлическими проволоками к четырем ветвям дерева, кверху все больше расходящимися друг от друга и по толщине значительно превосходящим эти палки. На палках был натянут кусок темного брезента, чтобы на нем можно было лежать. Это приспособление находилось довольно-таки высоко, приблизительно на высоте в три человеческих роста, и чтобы попасть туда, нужно было вначале взобраться по широкому стволу дерева, не имеющего внизу никаких ветвей, которые можно было бы использовать при подъеме. Тогда он, прыгнув, руками обхватил самую нижнюю ветку, подтянулся и, обхватив ее также ногами, перевернулся и оказался на ней, которая уже начала постепенно трескаться у самого основания под его тяжестью. Видя это, Абид схватился за другую, растущую выше ветку и, поднявшись дальше, наконец-то добрался до этого приспособления. Взобравшись на него, он увидел, что на брезенте лежит большая охапка сена и старое, рваное пальто. «Кто-то, наверно, как я, решил удалиться на время от людей и жил здесь», – подумал Абид. Перед подъемом он предусмотрительно засунул одну из книг под рубашку. Может быть, удастся почитать.

От простоты спального сооружения он пришел в восторг и лег на сено. Оно было действительно мягкое, но слишком расползлось по «койке». Он сгреб его поплотнее, чтобы лежать было удобнее. Солнце клонилось к закату, было раскаленно-красное, на него можно было смотреть теперь невооруженным глазом и наблюдать за его движением. Еще сейчас оно казалось намного крупнее, чем прежде, когда стояло высоко. Оно опускалось все ниже и ниже, облака вокруг него покраснели, и даже само небо обрело красный оттенок. Наконец солнце дошло до «конца мира», где небо сливалось с землей, коснулось горизонта и постепенно стало все глубже опускаться за него, пока не скрылось совсем. «Там обитают ангелы, – говорила ему когда-то мать, ссылаясь на утверждения одной пожилой соседки. – Поэтому мы не можем видеть это место. И пока мы на земле, оно закрыто для нас…». Значит, благодаря тому что он теперь немного поднялся над землей, смог хотя бы чуточку заглянуть в место обитания ангелов.

Небо на западе стало выцветать и темнеть. Абид лежал на спине и наслаждался окружавшей его тишиной. Тишина тоже бывает звонкой, во всяком случае, она не глухая, иначе слушать ее не было бы так приятно. Абид еще давно, на Гёк-гёле[4], куда они ездили всем классом, почувствовал это. Было начало весны и, кроме школьников, на озере никого не было. Это произошло именно тогда, когда все они поднялись на один из холмов, окружавших озеро со всех сторон. Вдруг разом все умолкли – так на них подействовала тамошняя тишина. Все почувствовали, что за ней скрывается нечто таинственное и неведомое, которое прежде никто и нигде не ощущал. Вот тогда Абиду показалось, что все равно, даже в полной тишине, что-то происходило, она не была ни мертвой, ни пустой. И она всегда звучала по-своему, была чем-то наполнена.

Теперь, лежа в нескольких метрах над землей и созерцая закат солнца, он подумал, что впервые за несколько лет испытал нечто, напоминающее то давнее состояние, возникшее от ощущения тишины у озера. Но неужели его родители, братья, родственники – и все остальные люди, со всеми их несчастьями и надеждами, стоили того, чтобы, оставив это волшебное чувство, вновь вернуться к ним? Здесь, на этом дереве, где, как ему казалось, он находился в полнейшем одиночестве, к нему пришли глубокие мысли, совсем не похожие на те повседневные, которые посещали его среди людей. Сейчас он проникал в глубину собственной души и испытывал неописуемое удовольствие от этого. Это нельзя было сравнить с теми мимолетными, недолгими озарениями, которые он испытывал прежде. Ему казалось, что здесь, вдали от людей, от ненавистной, болотной и полной всякими недобрыми деяниями, намерениями и мыслями среды, он становился совершенно другим человеком. Он понимал, что не сможет сохранить это состояние, когда вернется, и ему придется расстаться со своими мыслями и с внутренней жизнью. Так он вновь окажется в нежеланной, тягостной и давящей среде, вынуждающей его жить по ее обычаям.

Стемнело. Абид почувствовал, что ему страшно от мысли, что он всю ночь проведет здесь один, на странной воздушной постели. С наступлением темноты становилось все прохладнее. Но в любом случае пока он не видел нужды покрыться старым, рваным пальто, лежащим рядом.

Вдруг Абид увидел яркий свет внизу. «Что это может быть? – подумал он, стараясь успокоить себя и преодолеть страх. – Это, наверно, ночные насекомые, которые светятся при полете». – И он хотел было, повернувшись на другой бок, забыть о страхе и постараться уснуть, как вдруг услышал мужской голос:

– Гасан, ты? Или ты, Джамиль? Отвечай, кто?

Абид, с одной стороны, обрадовался, услышав среди ночи человеческий голос, который положил конец его страхам остаться в этом безлюдном месте одному. С другой, он испытал разочарование от мысли, что даже здесь его кто-то нашел, разрушив тем самым его задумку уединиться хотя бы на несколько дней.

Мужчина продолжал кричать, требуя от него назвать свое имя. Абид неохотно приподнялся и сел, облокотившись о «кровать», и назвал свое имя. Но оно вряд ли было знакомо стоящему внизу человеку и удивило того еще больше. На него был направлен опять яркий свет – этот пытливый незнакомец, кажется, вновь включил фонарь – и из-за близкого расстояния он будто охватил все его поле зрения и какое-то время, после того как тот выключил фонарь, Абид ничего не мог видеть; яркий свет фонаря будто ослепил его.

4

Гёк-гёл – озеро у предгорья Кяпаза – одной из самых знаменитых гор в Азербайджане.