Страница 8 из 17
Только умывшись, Марина поняла, насколько устала. Тело наполнилось тяжестью, к лодыжкам будто привязали гири, сонливость накатила так сильно, что ее качнуло. Не засыпать! Отчего-то стало ясно, что здесь нельзя задерживаться. Пока сон не сморил ее совсем, Марина поискала взглядом дорогу. Куда та пропала? Тропа была словно ниточкой из волшебного клубка. А теперь Марина не знала, с какой стороны пришла. Она вставала и так, и эдак, ориентируясь на ручей, но ее со всех сторон окружал лес из одинаковых, будто отксерокопированных деревьев. Когда Марина крикнула, тишина не нарушилась ни эхом, ни шумом всполошенной птицы. Как она не заметила раньше, что здесь все какое-то ненатуральное? Ветер не трепал макушки деревьев, воздух казался застывшим, будто желе. Ни шороха, ни шепота. А самое главное, не ощущалось ароматов. Разве так бывает, чтобы в лесу не пахло прелой листвой, грибами и свежестью? Марина задрала голову, но и небо тоже было ненатурально синим, словно его нарисовали на потолке.
Ей стало страшно от мысли, что какой бы путь она теперь ни выбрала, тот обязательно приведет ее на поляну. Здесь будто замкнулись начало и конец, и все ее потуги куда-то прийти окажутся бесплодны. «Мертвое, здесь все мертвое», – ужаснулась Марина. Она умерла, но не приняла свой уход и поэтому закольцевалась в бесконечном пути? Рассказывал же ей Макс о том, что когда-то испытал, находясь в коме.
Воспоминания о Максе согрели волнующим теплом. Может, она все-таки жива? А раз так, она найдет выход, нужно только успокоиться. Приободрившись, Марина зашнуровала потуже ботинки и отправилась в чащу. Но не прошла и пары десятков метров, как остановилась, потому что на лес стала наползать дымка. Легкая и полупрозрачная как вуаль, она возникала со всех сторон, заворачивая окрестности словно в упаковочную бумагу, и вскоре сгустилась до непроницаемого тумана. Марина опустила взгляд и не увидела ног. Вытянутая рука тоже будто погрузилась в вату. Вот тогда девушка по-настоящему испугалась. Может, здесь проходит разлом между миром живых и мертвых? А что дальше? Кто-то за ней придет? Или появится свет? Но как же так… Марина запаниковала: она не собиралась уходить «туда» сейчас, но и оставаться блуждающей душой, не принявшей свой уход, тоже не хотела.
– Эй! Помогите! – раздалось вдруг из тумана. Марина вздрогнула от неожиданности: вовсе не так по ее представлениям должны вести себя «проводники». Или это какая-то непокорная душа, которая уже направилась в другой мир, но по пути передумала и рванула обратно?
Похоже, это был мужчина. Дымка все еще скрывала лицо, но контуры фигуры с каждым шагом вырисовывались все четче.
– Кто вы?! – крикнул мужчина. – Погодите! Не уходите!
Марина и не думала уходить, потому что сильно растерялась. Но в тот момент, когда она собралась ответить, кто-то будто толкнул ее в грудь. Она полетела назад и… очнулась в кровати.
Сон. Это был сон, похожий на предыдущие тем, что она куда-то шла. Только сегодня Марина увидела кого-то еще, и это вызвало тревогу, будто тот незнакомый мужчина должен был предупредить ее о важном.
В палате горел приглушенный свет, жалюзи оставались приспущенными, но утро уже наступило – раннее, по-ноябрьски темное, стылое. Из коридора доносился шум шагов, голосов и катившейся тележки с лекарствами и медицинскими приборами. Значит, скоро войдет медсестра, включит дневные лампы, чтобы измерить пациентке температуру и давление, выдаст первую порцию таблеток. Эта суета в сравнении с той, какой раньше были наполнены дни, казалась Марине ничтожной, но именно эта суматоха каждое утро напоминала, что жизнь течет, а не застыла, как в янтаре.
Марина выпростала из-под одеяла руки, аккуратно развернулась и увидела сидевшего на тумбочке плюшевого зайца. Дотянувшись до игрушки, она прижала ее к себе и улыбнулась. Макс приходил вчера. Жаль, что она опять все проспала. Сон смаривал ее уже ближе к вечеру. Марина засыпала так крепко, что не слышала будильника, который ставила на час, когда должен приехать Макс… Как же обидно: опять не увидела его! Она же отправила ему сообщение с просьбой разбудить!
Прижимая к себе зайца, Марина взяла телефон. Никто за ночь ей не написал, от Макса тоже не оказалось вестей. Он не был любителем слать сообщения и голосовые, Марина это знала, но все равно ощутила горечь. Она слишком по нему соскучилась, и даже то, что Макс сидел с ней, пока она спала, не компенсировало желания услышать его. Марина вздохнула и, собравшись с мыслями, отправила короткое голосовое: поблагодарила за подарок, пожелала доброго утра и легкого дня и снова попросила разбудить ее, если он приедет вечером.
Словно почувствовав удрученное настроение дочери, мама сегодня приехала пораньше, помогла привести себя в порядок и собрала Марину на часовую прогулку. Гулять совсем не хотелось, и не потому, что было ветрено и холодно, а потому, что каждый выезд в больничный двор слишком остро напоминал Марине о ее беспомощности.
Врачи бодро говорили о том, что у нее есть шансы снова встать на ноги, в качестве подтверждения приводили результаты МРТ: все с ее позвоночником в порядке, основной удар пришелся не на спину, а другие травмы не должны были так сильно повлиять на ее способность ходить. Но Марина до сих пор не могла удержаться стоя. Врачи созывали консилиум, утешали близких предположениями, что виной всему пережитая психологическая травма – испуг, шок. Говорили о том, что Марине нужны время, покой и реабилитация в хорошем центре. Маму эти слова приободряли, Марина же, наоборот, все больше погружалась в сомнения, потому что дорогой реабилитационный центр ее семье был не по карману. Да и проще казалось бороться с видимой проблемой – ушибом, переломом, чем с такой скрытой, как «психологическая», травмой.
Возможно, сны с дорогой связаны с ее желанием наконец-то самостоятельно сделать шаг, а туман – это ее страхи, неясные перспективы? Марина очень хотела поговорить о своих снах с Максом, но тогда она бы выдала секрет другого человека, который просил ее молчать об их договоренности.
– Что-то ты притихла, – заметила мама, когда они сделали круг по больничному скверу. Оставалось еще четыре, четыре чертовых круга в этом ограниченном пространстве, которое Марина изучила до рисунков на коре высаженных в сквере лип.
– Думаю, ма. Просто думаю. Ни о чем серьезном.
– Врачи обещают скоро тебя выписать…
– Угу.
Марина не знала, как относиться к этой новости. Домой очень хотелось. Там были ее вещи, родные стены, запахи. Но в то же время Марина боялась возвращения, потому что теперь она другая и знакомая до деталей квартира станет чужой, не приспособленной под ее… невозможности. Сестра Наташа, наоборот, была настроена позитивно, считая, что «психологическая травма» скоро излечится. Марина относилась скептически не столько к словам сестры, сколько к энтузиазму, с которым Наташа бросилась искать психологов.
– Ма, я замерзла. Давай вернемся. Я лучше в зимнем саду посижу, почитаю.
– Ну как скажешь, – нехотя согласилась мама. Она явно считала, что дочери нужен свежий воздух.
Зимним садом громко назывался небольшой холл в конце больничного коридора, в котором стояли два аквариума с рыбками и черепашками, несколько фикусов и пальм в кадках, два автомата с горячими напитками, чипсами, сухариками и шоколадными батончиками.
Марина любила этот уголок – насколько вообще что-то можно было любить в больнице, – за то, что здесь было тихо и безлюдно: доступ в «сад» был только у пациентов из платного отделения. Сюда приходили, но не задерживались, как Марина, только покупали чай, кофе или шоколадку. Деньги за пребывание в одноместной палате внес Макс. Марина узнала об этом не так давно и не от него. Проговорилась Наташа, и со слов сестры выходило, что Макс сам обо всем договорился, перевел свои сбережения и ничего не сказал семье Марины. Это было в его духе – меньше слов, больше действий. Марина не знала, что сказали по этому поводу ее родители. Когда она сама поблагодарила парня, тот ответил что-то невнятное и сменил тему. Марина больше не задавала вопросов, хоть недоговоренность так и осталась между ними. И из-за этой недосказанности в своем духе накручивала себя.