Страница 61 из 66
Они знакомились со стопками папок долго. Критерии отбора были определены точно: интересующий их человек должен обладать, как минимум, тремя приметами. Он должен раз или два в неделю выезжать в Таллинн. Он должен поддерживать связь с астрономом, живущим в Осло (ибо Лысый обещал Эрике Ярвекюлг, что, если она понравится Ээве Мартсон, та ее пристроит экономкой в доме ее знакомого в Осло — известного профессора по звездам). Наконец, у Планетного Гостя непременно должны быть какие-либо «провалы» в биографии, возможно связанные с пребыванием в разведшколе гитлеровской Германии.
И вот выяснилось, что первые три приметы в полной мере относятся к Мартину Воксеппу, Каарелу Уйбомяэ и Рейну Хангу. Собственно, ни один из них не скрывал, что переписывается с зарубежными учеными, в том числе и с учеными из Норвегии. Запрос о прошлом «звездочетов» был уже передан, но соответствующий отдел пока безмолвствовал.
Утром в комнате появился капитан Анвельт, огляделся и сообщил:
— Наши дешифровщики прочли ответное письмо Планетного Гостя к Улыбке. Смысл таков: рад будет встрече с Улыбкой и Физиком на метеоритном озере, время сообщит дополнительно. В инструкции Референту предписывает гальванизировать Скакуна — это об Ильпе, — напоминает, что любые забеги — иначе говоря, удары по хуторам — поднимут движение националистов. Вот что интересно: Леща-Переселенца — то есть Рудольфа Илу — готов рассмотреть лично. О дне встречи по традиционному или экстремальному каналам.
Перевел взгляд на их улыбающиеся лица, добавил:
— Ну, и… Наш справочный отдел просит у вас толику за сверхурочные. Полночи не смыкали глаз, а я у них «на плечах сидел».
Извлек на свет стопку карточек.
— Кюбара исключим из списка сразу, его жизнь была на виду у всей Эстонии. Среди других — бойцы из Эстонского корпуса и из батальона народной защиты. Матсалу был в народном ополчении. Эти товарищи вне сомнения, я считаю. Теперь о Мартине Воксеппе. С приходом сюда немцев полтора года скрывался на каком-то глухом хуторе. По нашим данным, родных у него на хуторах не было. Появился столь же внезапно, как и исчез, настраивал радиоаппаратуру в мелкой мастерской, из нее перешел учиться в Тартуский университет. Далее — Рейн Ханг. Тут все много сложнее. Отец их оставил еще до войны, переехал в Норвегию, при немцах ходил в квислингах, имел пай в приборостроительной фирме. Рейн гостил у него в сорок втором и в сорок третьем. В июле сорок третьего вернулся в Таллинн, начал изучать экстремальные состояния среды, позднее обратился к метеоритам.
— Занятно, — ворчливо прокомментировал Эльмар. — Все они исчезают на полтора года и возвращаются точно к визиту Канариса в Ригу и Таллинн.
— Что и Уйбомяэ куда-нибудь исчезал? — поинтересовался Пауль.
— С Каарелом Уйбомяэ случай особый. Никуда он не исчезал. Рос в эстонском поселении в Сибири. Рано потерял родителей, воспитывался у чужих людей, проявлял блестящие способности, поступил учиться в институт, кончал аспирантуру как физик-теоретик. Воевал, оборонял Москву, освобождал Нарву с нашими войсками. И после войны вернулся в науку.
— Что же тут особого? — недоуменно спросил Пауль. — Хорошая биография, чистый путь.
— Чистый-то он чистый, — усмехнулся Анвельт. — Но у нас есть справка из Министерства обороны, что однофамилец и тезка этого специалиста по метеоритам, тоже Каарел Уйбомяэ, при обороне Москвы пропал без вести. Вот такой табак, товарищи!
Метеоритный взрыв
Кое-что удалось выяснить. Под Печорами нашли семью родом из той же сибирской деревни, откуда были Уйбомяэ. И специально откомандировали туда оперативника с фотографией Каарела Уйбомяэ. Едва взглянув на снимок, старик-агроном закивал: «Каарел, он… Морщинки нажил и волосом поредел, но наш». Так отпала возможность подмены. Мало ли что в военное время на бумаге могло случиться.
С Мартином Воксеппом тоже начинало кое-что проясняться. Оказалось, он иногда отвозил на хутор под Йыгева группу студентов, которым читал спецкурс. У знакомой семьи, давшей ему приют в войну, еще хранились старинный граммофон и пластинки, которые коллекционировал Мартин. Студенты с восторгом вспоминали эти музыкальные «воскресники». А сбежал Мартин из Таллинна потому, что сосед его служил в «Омакайтсе» и донес в гестапо на увлечение Мартина «большевистскими запевками». И хотя среди них преобладали романсы Вертинского и песни цыган петербургского «Яра», но Воксеппу не очень улыбались объяснения с гестапо, он предпочел отсидеться в глуши. На хуторе он выдавал себя за дальнего родственника, исправно работал на земле, а когда им заинтересовалась местная «Омакайтсе», вернулся обратно в Таллинн и предложил свои услуги как наладчика радиоаппаратуры смешанной немецко-эстонской компании. Имелись, правда, «белые пятна» в этих переездах, провалы по времени, да и чересчур легко спасся Мартин от немецкой мобилизации. Но во всем этом была своя житейская логика.
Анвельту посчастливилось разыскать друзей семьи Рейна Ханга. Они отлично помнили, что при немцах его выгнали с последнего курса университета за протест против преследования ученых, которые ранее сотрудничали с советскими вузами. Он сразу же уехал доучиваться в Осло, где положение отца защищало от наскоков гитлеровцев. Конечно, проверить круг его знакомств в Осло не представлялось возможным.
— Но притаился же среди них один «инопланетянин», — вздыхал Пауль. — Пора уже нам, пора вызвать метеоритный взрыв, чтобы этот Гость, наконец, показался!
— У вас есть в запасе для этого взрывное устройство? — иронически спросил Анвельт.
— Есть Эрика Ярвекюлг. Ее легенда противником проглочена. Ну, и мы немного помогли. Заставили Лысого поднять репутацию Эрики. Он на все согласился — известил Планетного Гостя, что Эрика «вписывается в наш национальный декор». И как раз в сообщении, где указывает, что владелица дога — это Мартсон — подхватила при посещении больного (Килпа) затянувшуюся инфекционную болезнь. Яснее не скажешь об аресте. Словом, я жду разрешения Пастельняка на «запуск» в операцию Эрики.
Пастельняк советовался с министром, с отделом, вызвал к себе четырех офицеров, основных участников операции, и высказал свое опасение:
— Кажется, к финалу с этим делом подходим. Тем более нельзя подвергать опасности такого чудесного помощника как Эрику Ярвекюлг. Вы учитываете, что резидент может попросту ее застрелить?
— Учитываем, Павел Пантелеймонович, — Пауль явно помрачнел. — Факты заставляют. На днях он отравил своего агента — некоего администратора кинотеатра. Именно тот подал из Тарту, через ресторанную книгу отзывов, сигнал Улыбке о готовности Планетного Гостя к встрече. Обнаружил это капитан Анвельт: ему удалось сличить почерк администратора с записью в ресторане. Резидент заметает следы, он взвинчен до предела. И пока он не передумал заполучить нового связного, я за то, чтобы мы ввели в дело Эрику.
— Кто мне гарантирует ее безопасность? — цепко держался за свою мысль Пастельняк.
— Весь личный состав отдела, — быстро ответил Анвельт.
— Мы ювелирно отработаем эту часть операции, — добавил Пауль.
— Перед нами не просто хищник, — в голосе Пастельняка почувствовалась гордость за своих подчиненных и товарищей. — Это — бронтозавр. Тем более меня беспокоит выход Эрики на возможного Планетного Гостя. Договоримся, товарищи: риск для Эрики свести до минимума. Вяртмаа выводит Ярвекюлг на Мартина Воксеппа, Анвельт организует ее встречу с Рейном Хангом, Мюри — с Каарелом Уйбомяэ. Проработать создание ситуации случайности встреч и в то же время внушить подозреваемым лицам, что они обложены со всех сторон.
…Эрика Ярвекюлг решила, было, что о ней забыли, когда в Сымерпалу пришла телеграмма от знакомой тетушки с просьбой привезти в Таллинн пряжу и детские свитерки. Уже на следующий день она была в столице республики и вскоре очутилась вместе с Вяртмаа в маленьком кафе, куда любил заходить и Мартин Воксепп. Завидев по соседству Мартина, сидевшего, видимо, со студентами, Эльмар весело ему помахал рукой и пригласил подсесть к ним. Эрику Ярвекюлг он представил как свою девушку. Вскоре между ними уже шла оживленная беседа о прелестях сельской жизни и преимуществах городской, о народных инструментах и современных танцах. Выждав время, Эльмар извинился перед спутниками и отлучился позвонить по телефону. Воксепп был в ударе, и разговор не смолкал. Эрике, наверно, не удалось бы и слова вымолвить, если бы он не поперхнулся. Тогда, зацепившись за его последние слова, она живо вставила: