Страница 26 из 33
— Так это де Руже убил Жаклин? — воскликнул бледный как полотно, Дамьен.
— Я в этом почти уверен. Я говорю «почти», потому что у меня есть лишь подозрения, подкреплённые косвенными доказательствами, и лишь одна улика, — Марк открыл ларец и достал оттуда длинную коробочку. Открыв её, он продемонстрировал барону и его сыну локон, перевитый лентой, и записку, написанную рукой де Руже. — Я полагаю, что в тот вечер де Руже выманил Жаклин из поместья, а она пошла с ним, скорее всего, надеясь использовать эту возможность для объяснений. Однако он убил её, а, вернувшись в поместье, попытался создать видимость, что она пришла домой вместе с ним и снова покинула замок уже ночью. Можно предположить, что Арабелла знала о его замысле, потому что в тот вечер отвлекла горничную своей падчерицы, велев ей вместе со своей служанкой перебирать сундуки. Поскольку девушка освободилась довольно поздно, она не решилась беспокоить свою хозяйку, полагая, что та уже спит, и потому не смогла опровергнуть слова де Руже. А позже он передал Арабелле этот локон, как доказательство того, что ради её любви принёс в жертву жизнь Жаклин.
— Но, может, этот локон она дала ему раньше? — воскликнул Дамьен.
— Капитан Лафар узнал ленту, которую подарил вашей сестре, приехав в тот раз. Зачем ей дарить локон тому, с кем она собиралась расстаться, да ещё связывать его лентой, подаренной новым возлюбленным? Итак, де Руже убил Жаклин и где-то спрятал её тело. Её исчезновение привело в отчаяние всех. Не только слуги, рыцари и стражники гарнизона искали девушку, к поискам присоединились и селяне из окрестных деревень, которые знали её как добрую и милостивую госпожу. Но поиски оказались безрезультатными, к тому же приходит ужасная весть о том, что рухнула одна из сторожевых башен, долгие годы охранявших Олонд от древнего проклятия. И тут начинаются странности…
Марк снова бросил взгляд на безмолвного барона.
— Ваша светлость немедленно прекращает поиски дочери, заявляет о том, что она стала жертвой родового проклятия, и избавляется от всех её вещей. Семья стремительно нищает, слуги и гарнизон разбегаются, хозяин замка из крепкого рыцаря превращается в развалину, а жених пропавшей девушки умирает от ужасной болезни, полностью соответствующей описанию той, которая раньше губила исключительно баронов де Олонд.
— Что ж в этом странного? — старик бросил на него недовольный взгляд. — Вы можете не верить в проклятия, но я имею слишком много доказательств их реальности. И наше проклятие — не миф. Оно в своё время убило нескольких моих предков, а в этот раз настигло мою дочь, её жениха, привело в бедственное положение нашу семью. Пусть я не был поражён той страшной болезнью, но меня сразил иной недуг, сделав, как вы выразились, развалиной.
— На первый взгляд всё так и выглядит, вот только, начав проверку этих фактов, я выявил в них много нестыковок. Прежде всего, та башня. Как выяснилось, она была разрушена не молнией, а взрывом, то есть кто-то подложил под основание порох и со знанием дела взорвал его. Отметим этот момент, ведь сделать это мог лишь человек, уже имевший дело с порохом ранее, потому что знал, как сделать закладку и подорвать её, не оказавшись под руинами. Это, скорее всего, военный или, быть может, горняк, потому что в горном деле тоже используют порох. Ещё одна странность этого дела состоит в том, что башня была разрушена не до исчезновения барышни Жаклин, а после, то есть проклятие не имело к её исчезновению никакого отношения. Вы же при этом действуете так, словно совершенно уверены в смерти вашей дочери, хотя её тело не найдено, свидетелей преступления нет. Ещё недавно вы бросили в темницу Жильбера де Руже, с которым её видели в последний раз живой, но потом вдруг выпускаете его, обещаете ему часть наследства и дарите перстень, который называете фамильной драгоценностью. И Жильбер, надеявшийся получить свой куш, вместо этого заболевает страшной болезнью, от которой нет спасения. Зачем же вы подарили ему этот перстень, который сами никогда не носили? Не для того ли, чтоб он свёл его в могилу, как когда-то сэра Ренода и его потомков, вплоть до Лазара де Олонда, на толстые пальцы которого это кольцо не налезло, что и позволило ему дожить до естественной смерти от обжорства?
— О чём вы, ваше сиятельство? — барон хмуро смотрел на него. — Вы полагаете, что это я убил бедного Жильбера?
— Именно так, потому что родовое проклятие прячется в этом кольце и проявляется, когда глава рода носит его на своей руке. В этот раз вы решили использовать его для того, чтоб наказать убийцу вашей дочери. Что ж до остальных ваших бед, так они выглядят не слишком убедительно. Полгода назад вы были богаты, ваш дом, где с утра до вечера толпились слуги, сиял роскошью, ваша супруга щеголяла в бархате и драгоценностях, которым позавидуют иные графини и маркизы, ваш рудник приносил стабильный доход, в чём я имел возможность убедиться, изучив бумаги. И вдруг вы погрязли в нищете? За полгода? Помилуйте, как это может быть? У вас же не было особых трат, вы не влезали в сомнительные предприятия, не играли по крупному в тайных притонах, у вас нет армии любовниц, требующих дорогие подарки. Куда делись ваши сокровища?
— Зачем же мне нужно было делать вид, что я обнищал, если этого не было? — проворчал барон.
— А вот этого я не понимаю! Я только вижу, что ваши заявления, всячески подкрепляемые словами и поступками, не соответствуют действительности. Вы ведь даже написали маркизу де Лианкуру слёзное письмо, умоляя об отсрочке выплаты податей. Мой дед сейчас восстанавливает своё положение при дворе, он в гуще придворных событий, он налаживает новые связи и формирует собственную коалицию. Ему нет дела до бед, свалившихся на его верного вассала. Но он добрый и щедрый человек и, услышав от секретаря о вашей просьбе, он, конечно, даже не вникая в суть, удовлетворяет вашу просьбу и к тому же милостиво прощает вам часть долга. А у вас теперь есть ещё одно подтверждение вашего бедственного положения. Но всё это слишком нарочито, слишком бросается в глаза. Этот потрёпанный плед, старые, едва не заплатанные камзолы… Платья вашей супруги, блистающие роскошью, всё так же висят в её гардеробной. А где же ваши наряды, в которых вы появлялись полгода назад рядом с ней на пирах и турнирах? Они не могли износиться до дыр за это время. К тому же вы — человек воспитанный в старых традициях. Как бы вы не были бедны, но принимать у себя члена семьи вашего сюзерена в таком виде вы бы не стали. Даже опустившись на дно, столь благородные люди продолжают следить за собой и стараются выглядеть достойно, это у них в крови. Так зачем же вы выставляете напоказ вашу мнимую нищету? Зачем вы разогнали слуг и гарнизон, оставив здесь лишь самых верных? Может быть, для того, чтоб никто не путался у вас под ногами, когда вы принялись за осуществление вашего плана мести? И кто подорвал сторожевую башню, чтоб создать видимость возвращения проклятия? Вы сами или кто-то из ваших рыцарей, которых вы потом распустили, наверняка снабдив отличными рекомендациями? А может, вы хотели превратить в ад жизнь тех, кто отнял у вас дочь? Скажите, когда Жильбер де Руже уже понял, что с ним происходит, но ещё не утратил возможность говорить, он расспрашивал вас о проклятии? Что вы сказали ему? Вы убедили его, что он проклят вместе с вами, или честно объяснили, что это изощрённая казнь за смерть Жаклин?
Он помолчал, глядя на де Олонда, но, так и не дождавшись ответа, продолжил:
— Я не знаю, каким образом вы узнали, что подлинной виновницей гибели Жаклин была Арабелла, однако, и ей суждено было ответить за это преступление. Все эти беды, свалившиеся на неё: бедность, тяжёлый труд в отсутствие слуг, постоянные разговоры о проклятии, страшная смерть Жильбера де Руже и появление в замке призрака, который не давал ей спать по ночам. Это же ваших рук дело?
— Вы хотите сказать, это я убил свою жену? — с некоторой угрозой уточнил барон.
Марк молча кивнул.
— Я давно подозревал, что вы ведёте здесь какую-то игру, но получил доказательства, лишь когда вы убили Арабеллу.